Разная магия - Марина Владимировна Добрынина

И вот сейчас у моих коллег появилась замечательная возможность себя показать. Вот пусть и показывают. А я, если что, постараюсь сделать так, чтобы никто сильно не пострадал.

И тут в дверь впихивают чрезвычайно удивленную Дусю и взъерошенного Аркадия. В груди начинает клокотать ярость, и я чуть было не отказываюсь от принятого ранее решения, все же это — мое, а мое трогать без спроса нельзя. Но вовремя вспоминаю о том, что это — вовсе не "это", а два сильных мага, которые могут и сами о себе позаботиться, а потому давлю кровожадные намерения в зародыше.

"Два сильных мага" как бы между прочим двигаются в мою сторону и становятся справа и слева от меня. Чудесно.

Из группы вооруженных людей отделяется один мужчина — худенький, темненький, бородатый, в очках. Когда он начинает говорить, замечаю, что во рту у него не хватает двух зубов справа.

— Так, — заявляет он, — который тут из вас Романовский?

Смотрит он при этом прямо на Алексея Дмитриевича.

— Ну, я, — вздыхает тот, — я Романовский.

— Я знаю! — заявляет бородач.

— А что тогда спрашивать? — грустно интересуется Романовский и тут же получает по зубам.

Давлю в себе желание немедленно испепелить нашего недруга. Испепелить — потому что Романовский, по сравнению с ним, тоже свой. Давлю — потому что представление только началось, а лицо Алексею Дмитриевичу, если что, Владос поправит. Аркадий же говорил, что тот целитель неплохой.

— Витя, — вдруг жалобно произносит один из захватчиков тонким женским голосом, — ну не надо.

— Заткнись! — командует "Витя", а во мне интерес только разгорается. Начинаю присматриваться к незваным посетителям. Да, все они вооружены. Все одеты в нечто бесформенное, зеленое и в пятнах. Все в масках, полностью закрывающих лица. Только глаза и видны в прорезях. Только вот у того, с женским голосом, куртка на груди как-то подозрительно топорщится, намекая на то, что не только голос у него женский. А вот тот справа явно хорохорится — то есть нос кверху, плечи разведены, но с ноги на ногу он переступает так часто, будто в туалет хочет, и в целом тело сковано. Забавно.

Мужчина за его плечом — вот тот явно настроен серьезно. Только вот судя по очертаниям его фигуры и по тому, как он себя держит, у него килограммов сорок лишнего веса и он лет на двадцать старше, чем должен был быть грозный воитель. Я про себя решаю называть его толстым дедушкой.

Еще двое — тоже мужского пола. Вроде бы. Вот их я пока понять не могу. Такие они усредненные и молчат.

— Что Вы от меня хотите? — шепелявя, спрашивает Романовский. Не знаю, зачем он шепелявит. Зубы все на месте, губа только разбита нижняя.

— Передачу будешь записывать! — грозно заявляет Витя.

— Так я бы и так записал, — бормочет Романовский, — конец лета же, информационный голод…

— Заткнись! — вдруг визжит тот, что с женским голосом и тихо добавляет, — буржуины вы, вот. Мы вам не доверяем.

— Кто еще есть в здании? — строго спрашивает бородач Витя.

Романовский расширяет глаза и произносит:

— А я откуда знаю? Это же жилой дом.

Бородач произносит под нос какое-то ругательство и уточняет:

— В той части здания, которая принадлежит Вашей телекомпании, находится кто-нибудь еще?

— Она нам не принадлежит, — зачем-то уточняет Романовский, и лицо у него при этом становится жалкое, — мы его арендовали раньше, а сейчас не платим, и к нам уже приставы приходили…

Бородач начинает рычать, а меня вдруг охватывает неконтролируемое желание хихикать. До меня дошла суть происходящего. Романовский не может врать. Фантазировать он тоже не может. Ему нужны очень точные и простые вопросы. Он же под заклинанием! Хорошо, что его действие уже заканчивается.

Толстый дедушка, отодвинув плечом предводителя, подходит к Алексею Дмитриевичу и басит:

— Милостивый государь, будьте так любезны, скажите нам, в помещениях, занимаемых Вашей телекомпанией, еще кто-нибудь есть?

— Охранник, — быстро проговаривает Романовский, — и уборщица, может быть. И все. Или я чего-то не знаю. Но сегодня же пятница. Кто-то мог задержаться, хотя вряд ли.

— Понятно, — говорит толстый дедушка и отходит в сторону.

Следующим своим собеседником он отчего-то выбирает одного из замерших у стены операторов.

— Дим, что, эти вот и вправду колдуны?

— Ага, — отвечает тот и улыбается, — но не все. Вот та рыжая тощая баба точно ведьма, вот эта брюнетка и еще гот тот вроде бы. Во всяком случае, все, что он балакал — правдой оказалось.

Я в замешательстве. Откуда он знает нашего оператора? Наверно того заслали сюда, как шпиона, заранее.

— Вот же, антихристы, — вздыхает толстый дедушка, — и как земля таких носит?

— Я согласна! — вдруг выкрикивает Вероника Андреевна, аж подпрыгивая на месте, — они все шарлатаны! Им бы деньги только вымогать!

Толстый дедушка кивает в знак согласия.

— Вы уж определитесь, — вдруг произносит Дульсинея ехидным голосом, — или мы антихристы или шарлатаны. А то не вяжется как-то.

— Так! — выкрикивает Витя, — все замолчали! Мы террористы или кто?! Они заложники или как?

Все, включая заложников, быстро кивают. Мол, эти террористы, а эти вот заложники, и никак иначе.

— Мы, — продолжает бородач, — группа прогрессивно настроенных преподавателей! Можете называть нас "Ибрай Алтынсарин". А я ее руководитель — Виктор, от латинского виктория, что значит, победа.

— Простите, можно еще раз сказать, как Вы называетесь? — спрашивает девушка-подай-принеси. До сего момента она умудрялась как-то так хорошо слиться с обстановкой, что я ее даже и не видела. А теперь вот она, с блокнотом в руках и выражением охотничьего азарта на мордашке.

— Виктор!

— Группа Ваша.

— Ибрай Алтынсарин. Неужели сложно запомнить. Это знаменитый преподаватель, просветитель…

— Охренеть! — восторженно произносит Дуся, — училки с автоматами! Да я ж даже не мечтала такое увидеть!

— Я могу поинтересоваться, а что вы преподаете? — спрашивает Романовский.

— Какая разница, что! — выкрикивает с места Золотников, — Они нас всех убьют.

— Мы умеем держать в руках оружие, — дрожащим голосом произносит преподаватель с женским голосом, — вы не думайте!

— Я не закончил, — ледяным тоном проговаривает Виктор, — Алтынсарин родился в Казахстане…

— Мааааама! — вдруг басом начинает орать тихо сидевший до этого момента сынок Вероники Андреевны, — Я пииисать хочу!!!

— Да деньги он хочет вынести и спрятать, а не только писать, — спокойно так, немного насмешливо произносит Аркадий, — плохо Вы ребенка воспитали, Вероника Андреевна. Настолько плохо, что светит ему колония для несовершеннолетних, а потом….

— Я не позволю! — визжит Вероника Андреевна, — Не позволю порочить честное имя моего ребенка! Иди, лапонька, иди в