Разная магия - Марина Владимировна Добрынина

Тут память мне подсовывает какую-то несуразицу, которую я недавно видел. Где? На руке? Вновь пытаюсь, не поворачивая головы, разглядеть собственную левую верхнюю конечность. Чуть косоглазие не зарабатываю, но, в итоге, вижу порез на запястье, окрашенный кровью, уже запекшейся, и только после этого как-то до меня доходит, что раны (а вторая такая же есть и на правой) еще и побаливают. Неприятно, но терпимо.

Удивляюсь собственному тугоумию. Закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться на ощущениях, и тут же понимаю, что двумя порезами дело не ограничилось. Есть еще две раны на ногах чуть ниже колена, царапина на шее. Они не глубоки.

Вспоминаю слова Верлиозии о том, что магия последователей Боруя пахнет кровью. Любопытно, они мною кормятся? Или проводят опыты? Любопытно даже, что лучше? Но зато версия с любителем нетрадиционного секса престает быть основной, и то счастье.

Делать мне все равно пока нечего, и потому пытаюсь сосредоточиться на структуре опутывающих меня нитей, и, видимо, увлекаюсь процессом, потому что пропускаю появление рядом с собой какого-то субъекта в белой хламиде. Он аккуратно вытирает мои порезанные запястья мокрой губкой. Успеваю обрадоваться тому, что я его вижу — видимо, усилия мои не прошли даром, и теперь я могу поворачивать голову.

— Ты кто? — спрашиваю.

Субъект, невысокий, толстый, лысый, тихо бормочет себе под нос:

— Ты удостоен чести, Ларрен Кори Литеи, мне велено подготовить тебя для встречи с Боруем Серым.

Меня бросает в холодный пот. Все же, плохо, когда фантазия слишком богатая, особенно в том, что касается подготовки к встрече. Но спрашиваю я не об этом.

— Откуда ты знаешь мое имя?

— Кто не знает зятя Равного Солнцу? Разве что глупец, проводящий всю жизнь в пустыне и наслаждающийся обществом коз, — меланхолично отвечает собеседник.

— Ну, так отпустите меня!

— Не могу, дорогой, Боруй Серый велел тебя привести. Он велел тебя подготовить. Господин любит, чтобы все было чисто, ничего не мешало. Я подготовил, но братья хотели испробовать твою кровь, и вот теперь мне приходится готовить тебя снова.

Он произносит это с печалью в голосе. Впору посочувствовать. Ну, как же так! Пришли, суки, и попользовались, а он ведь так старался!

Насмешливо фыркаю. Услышав это, жрец поднимает на меня глаза багрового цвета, без белков и все так же тихо проговаривает:

— Я рад, что Вы сохранили бодрое расположение духа. Нашему господину это понравится.

После чего наклоняется, видимо, чтобы забрать емкость с водой, и уходит, не оборачиваясь.

Только было собираюсь погрузиться в грусть и отчаяние, как возле меня возникает новый персонаж — высокий, гораздо выше меня и очень худой субъект. У него вытянутое длинное лицо и такие впадины под скулами, что туда можно положить корский орех. Он стар, он очень стар, и он дракон. Не все человеческие маги способны опознать дракона. Я — могу. Слишком долго я, все же, общался с этими тварями. Я их на вкус узнаю, на цвет, на запах. По походке и по манере разговора. Иными словами, дракон — это дракон, меня не обманешь. Но первая мысль, знаете, какая?

Вот такая: ага, Вера, я же говорил тебе, что Боруй в этом мире?!

Вот такой вот краткий миг торжества.

Глядит на меня пристально, после чего брезгливо морщит нос и проговаривает:

— Ужасно! До чего опустилось нынешнее поколение! Да я такое и есть бы не стал. Куда смотрит твой отец, Верлиозия?

Что? Она тоже здесь? Когда? Как? Дракон уходит из моего поля видимости. Не понимаю, что происходит. Я… Я чувствую, она тоже здесь, и ей плохо.

Дульсинея

— Ну, вот мы и остались наедине, — радостно сообщила я Аркадию и двинулась на бой с кофеваркой.

— А нам нужно было уединиться? — озадачился он.

— А ты как думал, морда готская? — добродушно пробурчала я. — Считаешь, что я вот так вот просто позволю тебе ухлестывать за моей единственной внучкой, не выяснив, каковы твои истинные мотивы?

— Я за ней ухлестываю?

— Тебя мама не учила, что невежливо отвечать вопросом на вопрос?

— Дульсинея, я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать?

— Зачем тебе Катюха моя?

— Что значит зачем? Мы просто общаемся. У нас общие интересы.

— Да-да, оба такие магически озабоченные, что аж переночевать негде. Еще скажи, что она тебе вот ни чуточки не нравится!

— Она очень красивая. Наверняка дома ее кто-то ждет. Жених. Или муж.

— Ой, насмешил! Ну, ты ж весь такой глазастый, всех насквозь видишь, а Катьку не видишь? Врал бы да не завирался.

— Я стараюсь не смотреть.

— Почему? Не любопытно?

— Любопытно. Но мне не нужно знать. Я не хочу.

— Ну, прямо-таки сама деликатность, — проворчала я, протягивая ему кружку кофе, — угощайся. И вот скажи лучше старой бабушке, как ты к Катерине относишься? Только не пытайся врать, а то влуплю по тебе каким-нибудь нехорошим заклинанием и перекосит тебя так, что всю жизнь проходишь в позе танцующего египтянина.

— Я могу отказаться отвечать?

— Не можешь! — категорично отрезала я.

Аркадий задумчиво понюхал кофе, сделал глоток, бросил на меня внимательный взгляд и наверняка пришел к выводу, что так просто не отделается.

— Обещаешь, что не скажешь ей?

— Ой, какие мы стеснительные, — умилилась я, — хорошо, клянусь, что не скажу.

Здесь мир иначе устроен, и клятва моя — пустой звук, но я как женщина честная, планировала ее сдержать.

— Катя мне нравится. Даже более чем. Но если я останусь рядом, то все закончится не очень хорошо.

— Это как это?

— Меня не станет.

Аркадию в очередной раз удалось огорошить меня. Я-то думала, он тут всего лишь стесняется своих чувств и потому просит Катьке не рассказывать, а он оказывается вон чего — увидел нечто нехорошее, связанное с их будущим. Судя по всему — собственную смерть. Ну, я так и спросила:

— То есть ты умрешь?

— Нет. Меня не станет, а Катерина останется. Но при этом она будет со мной. Я не знаю, как это объяснить.

— Может быть, ты просто получишь по башке и потеряешь память? — предположила я, — это ведь тоже подходит под определение "меня не станет", да? Ну, или вот еще вариант — ты впадешь в кому.

— Затейливо, — Аркадий даже изобразил подобие улыбки. — Может быть и так. А может быть, и нет. В любом случае, оставаясь рядом с твоей внучкой, я причиню ей неудобства, после того как со мной случится… что-то непонятное. Я считаю, что это будет плохо для нее и следует такую возможность исключить.