Стихия Перемен (СИ) - Колесник Андрей Александрович

Черные латники без устали орудовали древками копий и плетьми, разгоняя оказывающихся на пути бродяг. Впрочем большая часть здравомыслящих живых существ завидев латы Цитадели и могучего всадника в середине кавалькады, рядом с которым ехал раздраженно кривящий губы господин начальник ополчения, бежали без оглядки сами.

— Уж извините, что не на карете, — при виде очередного затора, скопившегося возле деревянной водонапорной башни, съехидничал Крейган. — Впрочем можно начать сечь в полную силу, тогда живо свободнее станет.

Реваз ответил кратко:

— Я к каретам никогда привычен не был. А горожане и так злые. Начни рубить и все может кончиться для тебя так, как уже кончилось для Рыжей Бороды.

Крейган молча отвернулся и отъехав чуть в сторону, с удовольствием пихнул сапогом прижимавшегося к пустому овощному лотку бедняка. Тот жалостливо закричал и упал на колени прикрывая руками голову. Повернув голову Реваз заметил как несколько одетых в бедные тряпки оборванцев с ненавистью смотрят в их сторону. Только что кулаком грозить не посмели. Если в городе начнется бунт, эти первыми рванут к господским столам.

Все оставшееся до ворот время пути Крейган и Реваз провели молча едучи бок о бок, под матерщину и ругань расчищающих дорогу всадников, и расчищаемых от дороги горожан.

Едва же городская стена, сложенная из разноразмерных блоков с примыкающими к ней вплотную казематами предстала перед ними во всем своем величии, стал слышим и идущий из-за неё громогласный рокот. Тысячи конских копыт ударяли оземь, вторя ударам кривых мечей по рондашам и иступленному реву тысяч глоток.

— Изготовились, — подбежал к спешивающемуся Крейгану начальник расположившейся на стене и башнях сотни лучников. — Как для нападения. Передние ряды стоят в пределах досягаемости. Ветер сильный, но мы ж не пальцем деланные, попадем коль нужда выйдет. Только они не нападают.

— Шумят, — флегматично резюмировал Реваз, панибратски похлопав сотника по плечу.

— Шумят, — с долей растерянности согласился тот, еще не зная кто перед ним, но уже понимая что какая-то важная персона.

— Скоро охрипнут. Пойдем покажешь, — подтолкнул Темный Паладин лучника ко входу в башню. Тот растерялся окончательно, но видя вынужденное смирение на лице Крейгана, сообразил, что это не мир перевернулся, а всего лишь на его шею опустился очередной начальник и быстро пошел к оббитой стальными пластинами двери. Дежурящая у неё тройка мечников сделала стойку, походя на дрессированных псов.

Из конюшен у ворот вестовые уже выводили коней, самые скорые ополченцы получали оружие, строясь вдоль главной улицы, а группы солдат заученно бежали к закрепленным за ними участкам стен.

— Прикажешь оглашать общий сбор? — спросил дышащий в спину Крейган.

— Рано еще, — отрезал Реваз, поднимаясь по винтовой лестнице за лучником. Мимо проносились врубленные в стены кольца с факелами, чье пламя трепетало от рвущегося сверху ветра. — Прикажи лучше подать мое вино.

Когда лестница кончилась, выпустив их под аркой на длинную ленту стены, выяснилось, что каждый метр у поребрика уже занят. Нервничающие, но готовые к бою лучники в грубых шерстяных плащах, арбалетчики и даже, кое-где пращники, чередовались с бегающими по двое по трое помощниками, натужно подносящими чаны со смолы, горшки для «жидкого огня», снаряды, связки стрел и копий. Полыхал огонь в жаровнях у которых столпившись грели руки напарники, припавших к бойницам стрелков. Кто-то торопливо — а вдруг не успеет больше? — глотал горячую бобовую похлебку с плавающим в ней хлебным мякишем.

— Чтоб дикии разорвали тех узкоглазых ханов, которым не сиделось в шатрах и из-за которых мы сейчас себе здесь морозим задницы, — нервно бормотал кто-то из лучников.

— Я себе пальцы обморожу! — жаловался другой, явно не желая расставаться с теплыми вязаными варежками, к сожалению не годными чтобы с их помощью можно было стрелять. На высоте было очень холодно. Реваз почувствовал как немилосердные холодные когти пытаются добраться сквозь щели доспеха к его телу. Можно было лишь пожалеть стрелков, вынужденных торчать здесь не один час.

— Ваше вино, господин! — подбежал не в меру расторопный слуга таща на медном подносе чару и бутыль.

— Хорошее, я надеюсь?

— Лучшее. С личных виноградников покойного Наместника. Двадцать пять лет выдержки.

Реваз почувствовал как к украшенной печатью личных погребов городского совета бутылке приковали свои завистливые взгляды все находящиеся поблизости. Вылетела пробка и ароматная алая струя хлынула в чару.

— Хватит, — когда она заполнилась на половину Реваз остановил слугу, поднимая с подноса и чару и бутылку. Посмотрел в промерзшие лица, закутавшихся в плащи стрелков, подходя к ближайшей площадке с жаровней. И улыбнулся из-под усов, протягивая сосуд с драгоценным напитком воякам. Те вытаращили глаза.

— Поровну разделите между собой.

И пошел дальше не слушая благодарного рева и хвалебных криков, прихлебывая вино из чары, да поглядывая по сторонам. Скрежещущий зубами от такого широкого жеста Крейган плелся сзади, прекрасно понимая зачем Реваз отдал один из лучших образчиков вина во всем Триградьи безвестным солдафонам.

Пусть вино попробует десять-пятнадцать человек. Но слухи об этой неслыханной щедрости и человечном отношении Темного Паладина перед боем разнесутся по всей стене. С одной стороны жест поощрения, а с другой готовая почва для образа близкого и понятного командира. Еще пара таких же запоминающихся мазков и готова сказочка. И уже не получится ополченцев тех же науськивать на приезжего командира, рассказывая, о его подлом характере.

Просто? А люди вообще натуры простые.

Добравшись до площадки над воротами, Реваз высунулся через зубцы, опираясь на одну руку и швырнув вниз пустую чару, внимательно всмотрелся в белые ряды стоящих среди снегов всадников.

Ого! Да их тут побольше чем десять тысяч! Куда как побольше. Ряды сливались с рядами и белой тенью уходили к дальним холмам. Темный Паладин почувствовал как у него спирает дыхание в зобу. То ли от вина и высоты, то ли от предчувствия. Предчувствия большой рубки.

— Трубите им сигнал готовности, — засовываясь обратно приказал Реваз собравшимся вокруг командирам лучников. Крейган молча подтвердил, взмахом руки. Вторя ему отмашки дали командиры. Слева и справа на стене замелькали сигнальные флаги. Над городской стеной протянулся низкий, угрожающий звук, похожий на рык разъяренного тура.

Когда его далекий зов дотянулся до передних рядов конных змей те, словно устрашившись, опустили оружие. За ними, как по команде, это сделало все степное воинство.

Сигнал смолк и лучники, затаив дыхание смотрели на рать былых союзников. От её строя медленно отделилась крохотная процессия — шесть всадников — и с помпезной торжественностью поползла в сторону стены.

— Переговорщики? — изумился Крейган, сам не заметив, что вцепился рукой в правый карваш Темного Паладина. Вся стена смотрела как приближаются к её подножию крохотные, но невероятно дерзкие мураши. Все. За исключением Реваза настороженно изучающего небо. Рассекающих его падальщиков. Со стороны невидимых отсюда гор с их теплыми воздушными потоками и перевалами, почти целиком оказавшимися в лапах царских дружинников, по небу неслась подобно комете алая точка. Все остальные птицы с хриплым криком убирались прочь с её пути.

Главный неприятель был сущим великаном, возвышающимся над остальными кочевниками как гора. Настоящий богатырь, как сказали бы брайдерийцы. Кожаные одежды с бессчетными ремешками на ногах, руках, поясе, груди и даже горле, облегали медведеподобную фигуру, жалобно трепыхаясь краями. Конусовидной формы шлем с плюмажем из конских и человечьих волос — гордость воина. Так же как и многочисленные золотые и железные цепи на шее, указывающие на высокий статус. На конском боку, рядом со сплетенной из локонов рабынь веревкой, болталась другая регалия — пять отрезанных голов. Из-за сильных холодов лики умерших хорошо сохранились. Хоть посмертные маски нельзя было рассмотреть, видно было, что три головы принадлежат женщинам.