Знаменитые авантюристы - Роман Белоусов

Но прежде чем тот окончательно решился, подоспел курьер из Варшавы. Он привез строгий наказ Боскампа коменданту крепости выдать Софии сто рублей и отправить ее обратно в Стамбул. Заодно потребовал вернуть ему все его письма, которые когда-то писал ей.

Пока ехали до Потошан, у Софии было время поразмыслить над ситуацией. Стоит ли ей возвращаться? Что ждет ее в Стамбуле? Снова нищета, забота о хлебе насущном, который она умела добывать только одним способом. Недолго думая, она сказалась больной, кричала от боли. Было ясно, что продолжать путь она не может. Сопровождавший ее курьер боялся двинуться дальше. А еще через пару дней София уговорила его ехать обратно в Каменец.

Витт встретил ее с распростертыми объятиями и без колебаний предложил тотчас же обвенчаться. Старый генерал Витт воспротивился этому браку своего сына с «мадам, которую продавали на базаре». Однако сын пренебрег волей отца. И 14 июля 1779 года ксендз Антоний Хмелевский, каноник кафедральный каменецкий, благословил брак в костеле неподалеку от Зенковиц — предместье старой крепости, с согласия Адама Красинского, каменецкого бискупа. Венчались Юзеф Витт, шеф пехотного полка, с Софией Главони. Свидетелями были Игнаций Прыбышевский, капитан того же полка, и Симеон Квятковский, местный житель.

Венчание было тайным. Старик Витт поначалу ничего не знал о сюрпризе, который собирался преподнести ему сын. Узнав о случившемся, генерал писал после злосчастной свадьбы: «День именин (Св. Иоанна) провели как поминки, так как в этот день я должен был уступить мольбам сына и простил его за то, что без ведома родителей женился на той чужестранке, которую его милость Боскамп привез себе в жены. И вот Боскампу венец гороховый, а нам крапивный. Надо, значит, и это испытание принять от Бога. Сын стоял уже по милости Бога на такой ступени, с которой мог достичь лучшего положения. Но если он хочет довольствоваться этой долей, пусть Бог дает им счастие».

Утешая старика, говорили, что невеста происходит из старинного рода, воспитывалась будто бы в доме французского посла (еще одна версия о благородном рождении и воспитании Софии). Увы, документы опровергали эти басни. Скорее всего, на непреклонного старика Витта повлияла сама невестка. Она будто бы на коленях умоляла старика генерала о прощении и благословении сына и ее мужа.

В этот момент София была дивно хороша. Большие черные ее очи смотрели покорно и преданно, движения полны несказанной прелести и грациозности, на губах смиренная мольба — и суровый генерал уступил. «Встань, моя милая, — услышала София его дрогнувший голос. — Ты так прекрасна, что не удивляюсь сыну, сделавшему глупость. Встань! Прощаю и благословляю».

Скажу сразу, что мать Юзефа так и не смогла смириться и простить сыну этот мезальянс. Она слегла и уже больше не вставала. Год спустя она скончалась.

Боскамп, узнав о событии в семье Виттов, вздохнул с облегчением. Его вполне устраивал такой поворот событий.

Прекрасное создание

Осчастливив майора Витта, отдав ему руку и сердце, София обрела наконец покой после всех тех неудач и унижений, которые пришлось ей пережить в детстве и юности. Мрачное прошлое, о котором не хотелось вспоминать, казалось, кануло в Лету, осталось по ту сторону церковного порога. Единственное, что ее еще как-то связывало с этим ненавистным прошлым, были родственники, оставшиеся в Стамбуле, — мать и ее сестра, тетка Софии. Вскоре тетка была вызвана ею в Каменец.

София представила ее как свою сестру и пыталась сделать любовницей генерала Витта, но тот оказался слишком стар для такой роли. После чего ей пришлось уехать в Яссы. Приблизительно тогда же в Каменце возник и Главани, бывший муж тетки, прослышавший о жизненной удаче Софии. Он охотно вспоминал прошлое, болтал чего не следует. И София поспешила его спровадить в Варшаву, где благодаря Боскампу он получил место переводчика при дворе. Дальнейшая его судьба неизвестна.

В Каменце София очень скоро завоевала популярность как самая экзотическая и необыкновенная греческая красавица. Никто и представить себе не мог, что еще недавно эта красавица была наложницей и ее услугами мог воспользоваться чуть ли не каждый. Прошлое больше не тяготело над ней. И, как писал один французский дипломат, она начисто стерла память о начале своей позорной истории, о том, во что превратила тогда свою молодость и как использовала красоту. Теперь ее принимали с тем поклонением, какое оказывают самым добродетельным женщинам. Хотя время от времени и вспыхивал слушок о ее каких-то мимолетных романах.

Рассказы о необычайной, пленительной красоте молодой пани Витт летом 1789 года достигли Варшавы. Случилось это после поездки в Каменец генерала подольских земель князя Адама Черторыйского. В его свиту входил тогда еще молодой Юлиан Немцевич, впоследствии известный писатель. Его впечатление от пани Витт стало достоянием варшавской публики. Он писал о Софии: «Самой большой достопримечательностью Каменец-Подольского была невестка старого генерала… Не знаю, могли ли Елена, Аспазия и Таис, самые прекрасные афинянки, прелестью и красотой превзойти ее. Я не видел в своей жизни более прекрасного создания. Правильнейшие черты лица, самые сладкие, самые восхитительные глаза источали чарующую улыбку, ее голос брал за душу. Глядя на нее, я сказал бы, что это живой, сошедший с небес ангел. Но, к сожалению, как обманчива внешняя оболочка. Это столь прекрасное, столь обольстительное тело содержит в себе самую коварную душу».

Не ясно, что под этими последними словами имел в виду писатель. То ли жестокое кокетство, то ли те слухи о прошлом Софии, которые все же могли дойти до него. Как бы то ни было, с этого момента начался великий успех Софии. Она буквально ошеломила своей красотой Варшаву, где появилась в феврале 1781 года. В столице супруги Витт стали гостями самого монарха. Станислав Август с давних пор благосклонно относился к отцу и сыну Виттам. Теперь у него появился новый повод интересоваться этой семьей.

Удовольствие видеть своей гостьей прекрасную гречанку стоило королю двенадцать дукатов ежемесячно. (Она была представлена ему в начале марта.) Из королевского кошелька оплачивалась и снятая для супругов квартира. Целых два месяца София была сенсацией и предметом всеобщего внимания. «Ее появление повсюду вызывало головокружительный успех, — писал Немцевич. — Не говорили ни о чем, кроме как о прекрасной гречанке. Я помню, что когда однажды она появилась на многолюдной ассамблее у Огиньской, жены гетмана, все, словно потеряв разум и забыв о приличиях, окружили ее. Некоторые, чтобы лучше рассмотреть, даже влезли на столы и кресла».