Выжигаю имена в сердце своем (СИ) - Светлая Надежда

События недельной давности вспыли в голове. Ян старался не поднимать данную тему, так как по поведению Маркуса было видно, что он не был в настроении с кем-либо её обсуждать. Но сейчас, когда долгому терпению пришёл конец, и слова сами собой вылетали из уст, юноша почувствовал облегчение.

— Разве мы не друзья? Ты сам это говорил, — взывал к его разуму Ян, как вдруг болезненная вспышка озарила сознание. Невесело усмехнувшись, Ян взялся за голову, слегка пошатнувшись. — Верно, ты этого не говорил. К чему тогда я, вообще, распинаюсь перед человеком, который не известно, будет ли дальше продолжать со мной путь. Тебе самому есть, что сказать?

Мечник не откликался, неподвижно стоя на одном месте на недоступном для Яна расстоянии. Не предпринимал никаких попыток разрядить быстро накаляющуюся обстановку. Маркус был готов проститься с Яном, но не подозревал, что причиной расставания станет не безразличие Маркуса, а его трепетная забота о наримце.

Если О Де Фоль желал уберечь Яна от таких опасных столкновений, то должен убрать саму причину — себя.

— Отлично. Я буду с тобой ровно до того момента, пока тебе окончательно не станет лучше. В кои-то веки с меня всё и началось. Мной и закончится. Если к тому времени тебе всё так же нечего будет мне сказать, мы вынуждены будет пойти разными путями, — на смену гневу пришло холодное спокойствие. Если худшее должно было свершиться, то оно уже произошло. — Я не умею читать мысли, Маркус, но и у меня есть глаза. Мне не нужно быть ясновидцем, чтобы увидеть, что с тобой не всё в порядке. Вне зависимости, услышал я это от Сони или нет.

— Спасибо за помощь, — прошептал Маркус с глубокой печалью. — Дальше в Ассаад я направлюсь самостоятельно.

— Это ты сделал выбор, не вини меня в будущем, — бросил Ян, прежде чем окончательно скрыться из вида мечника.

* * *

Хоть Ян и бросил гневные слова Маркусу напоследок в Липовом острове, судьба распорядилась иначе. Путешествие в одиночку закончилось, так и не начавшись.

Не стесняясь в выражениях, Ян более точно начал выказывать своё недовольство, выкрикивая неприличны слова, накопленные за последние пару дней. Кто бы ни был заказчиком, Ян уже всем сердцем его ненавидел. Пока его вещички нежились на остывающей кровати одной деревеньки, названия которой он уже не помнил, Ян наслаждался красотами Панпуга с высоты тридцати метров над уровнем озера, будучи привязанным к свисающему над этим самым озером дереву.

Великолепно.

Вломившись ночью к человеку, нашедшему, наконец, пристанище и кровать после недельного путешествия в одиночку, без нормального отдыха, сна и еды, эти крети… крайне невежливые люди вырубили несчастного наримца, находившегося в сонном состоянии, после чего, связав и подвесив на дереве, бросили одного. Не оставив при этом на нём ни царапинки.

— Это что, новый вид издевательств или люди в Панпуге настолько сумасшедшие, что одной смертельной охоты им не хватает, так что и издевательств обыкновенных не ждите? Будь прокляты все северяне… Будьте вы прокляты!

Спустя недолгое перечисление нелестных высказываний в сторону похитителей, что иссякли после трёх слов, Ян с особой любовью вспомнил одного «обожаемого» северянина, что умудрился разозлить его больше, чем похитители, лишившие его хорошего сна. А это было преступлением.

Ещё в далеком Знакае Маркус прилип к нему как банный лист, а, не желая расставаться ни при каких обстоятельствах, и после, казалось бы, возникших вспышек понимания, покинул, пренебрегая чувствами Яна. И не только это раздражало наримца, нет. Последней каплей стало то, что этот самый представитель Панпуга не смог в достаточной мере довериться ему, хотя сам не раз не раздумывая подставлялся вместо Яна. Разве это было разумно? Логично? Защищать и оберегать только ради того, чтобы отпустить?

Ян чувствовал себя странно обманутым.

— Маркус, ты!..

Ян злостно взревел, вскипая пуще прежнего. Вынужденное путешествие в Панпуг, что, наивно, когда-то будоражило Яна, явно проверяло его на стойкость. Сначала он на свою голову «приютил» Маркуса с Соней, добравшись до Зильбера получил наставления отправиться уже в Пантон, по той же причине его «особенности», расстался с Соней, а потом и с Маркусом. Причём в обоих случаях Ян страдал больше, чем те люди, которые покинули его. А тут ещё вишенка на торте — похищение.

Панпуг не прощал слабости своим, чужим — подавно.

— Я… что?..

Голова опустела. Ян ошарашено посмотрел в сторону нетвёрдого голоса. Маркус, полулежащий на дереве, левой рукой вцепился в наримца, а правой — медленно разрезал плетёную верёвку.

— А ты здесь что делаешь? — спросил Ян.

— Да так, тоже решил полюбоваться этим прекрасным видом, как вдруг тебя увидел. Подумал, дай — ка поздороваюсь! — Ян раздражённо закатил глаза, фыркнув так, чтобы «любитель» пейзажей это услышал. Мечник тихо улыбнулся, соскучившись по такому Яну. Недовольному, озлобленному и живому. — Держись крепче.

Натяжение верёвки на животе ослабло, и Башазаг на миг представил, как падает вниз, но мёртвая хватка крепких рук рывком потянула его вверх, ногами ставя на твёрдую землю. Почувствовав в них дрожь, Ян рухнул наземь, руками цепляясь за сухую траву. Сердце отбивало бешеный ритм в ушах.

— Нелегко тебе, наверное, было… найти такой шикарный вид. Мне бы и в голову не пришло принимать такую неудобную позу, чтобы полюбоваться пейзажем. Полагаю, на сегодня с любованием природой покончено? — О Де Фоль неловко почесал затылок, коротко посмеявшись.

Ян исподлобья зыркнул на мечника, готовый в любую секунду кинуться на него и вырвать все его длинные патлы.

— Ты просто невыносим!

***

Обратный путь не особо обрадовал наримца. За несколько километров до деревни над ними прошёлся ливень и очень не вовремя разрушил все дороги. Обувь так и норовила застрять в топкой жиже, от чего всё сложнее становилось взбираться к деревне. Одежда промокла, отчего путь сопровождался частыми чихами хилого наездника. А позади тихо плёлся мечник, лишним вздохом стараясь не раздражать взбешенного наримца, не отошедшего от неприятной ситуации.

Ян злился. Ян сильно злился. Но как бы Ян ни был зол на северянина, в глубине души он был счастлив внезапному появлению Маркуса. Если бы не он, Ян висел бы над забытым озерцом. Юноша крайне сомневался, что какой-нибудь охотник героически спас бы невесть зачем привязанного там парня. Скорее уж наоборот, посмеялся бы и пошёл дальше.

От этого настроение Башазага становилось только сквернее, а постоянное шмыганье носом и вовсе выводило его из себя. В затянутом облаками небе сверкнула первая молния, после чего раскатился рокочущий гром. Крупная капля упала на кончик красного носа. Ян готов был расплакаться или начать безумно кричать.

До острого слуха Маркуса долетали мелкие ругательства, что осадком вины оседали глубоко в его сознании. Маркус вновь встретился с Яном, предварительно подготовившись к разговору, что так долго оттягивал.

Глубоко вздохнув, он набрался смелости и ускорил темп, впервые за долгое время гордо расправляя сутулые плечи и сбрасывая невидимый груз вины. Раз уж Ян ещё не вышвырнул его взашей, значит, не всё потеряно. Поравнявшись с Яном, Маркус неловко прокашлялся, пытаясь собраться с мыслями. Слова никак не находились, язык словно распух и онемел в одночасье. Напускная смелость испарилась, стоило Яну остановиться, выжидающе посмотрев на рыцаря.

Тишина затянулась. Наконец-то, решившись посмотреть на наримца, северянин застыл в оцепенении. Всё происходило так быстро, что Маркус на секунду забыл, что должен был к этому времени уже трижды извиниться. На него смотрела пара ярко горящих льдинисто-синих глаз. Можно было отчётливо видеть, как зрачок расширялся, обволакивая весь глаз в тёмные оттенки. Некогда ровный чёрный кружок утратил прежние чёткие границы, и графитовые язычки втянули в себя синеватые лучики. Тёплые оттенки загорающегося солнца пришли на смену глубокому чёрному цвету.