Мое чужое лицо - Ника Муратова

— Невероятно, просто невероятно, — бормотал Симонов. — И как ему это удалось? Ну, профессор! Никогда раньше о таком не слышал. Видно, еще не читал последний выпуск медицинских журналов.

— Не сомневайтесь, скоро шумихи вокруг этого случая поднимется предостаточно. И я, можно, сказать, подопытная зверушка, получившая новое лицо с новой жизнью в придачу.

— Так вы теперь под её именем живете?

— Да. Есть причины. Личные. Может, позже я вам о них расскажу. Её родители и знакомые думают, что я — настоящая Екатерина Лаврентьева.

— А почему мне никто не сказал, что её родственники нашлись? Ну, что за люди! Ведь сто раз предупреждал! — неизвестно к кому в сердцах обратился Артем Данилович.

— Не знаю. И я бы не обратилась, если бы не…

— Что?

— Вы прекрасно знаете, что, Артем Данилович. И теперь, когда настоящее имя девушки известно и её семья нашлась, думаю, придется вам покопаться в своей памяти и рассказать мне все подробности.

— А вам это зачем? Ведь вы— не она?

Альбина задумалась. Как объяснить?

— Я вроде как ответственна перед этой девушкой. Меня спасло её лицо, теперь, наверное, я должна сделать что-то и для неё.

— Хм, для неё вы уже ничего не сделаете. — вздохнул Симонов.

— Зато могу сделать что-нибудь для её ребенка, не так ли?

Теперь замолчал Симонов. Тот случай изменил многое в его жизни. Перед глазами до сих пор стояли сцены объяснения с начальством, зачем он сделал кесарево сечение при незрелом ребенке, когда надо было в первую очередь спасать саму пациентку? Зачем вообще было спасать не родившееся существо, мать которого висела на волоске от смерти? Он сделал это тогда, повинуясь внутреннему инстинкту. Повинуясь правилу «не навреди». Он решил, что если есть шанс спасти ребенка, почему бы не сделать это? Он, конечно, не подумал, а что будет делать этот младенец, если мать умрет. Был бы он более опытным хирургом, имевшим в запасе не только знание писаных правил, но и приходящих с практикой правил негласных, он бы, конечно, никогда не совершил такую оплошность.

Пациентка умерла, а ребенок, мальчик, словно назло всем, выжил. Его отдали сначала в отделение для недоношенных детей в другую больницу, а потом… Потом он пополнил ряды обитателей дома малютки. Артем чувствовал себя виноватым перед ним и даже узнавал у детских врачей, как его состояние. Убедившись, что ребенок в прядке, он и не знал, что чувствовать. Облегчение, что его труд был не напрасен, или же горечь от того, что благодаря его действиям на свете появился еще один несчастный. Вот если бы нашлась семья, все ждал он, тогда было бы легче. Но никто не спрашивал о том случае. Теперь же выясняется, что спрашивали, но, видимо, попали на какого-нибудь равнодушного работника архива, не потрудившегося внимательно прочесть записи в истории болезни и автоматически отправившего родителей погибшей в ожоговый центр.

— Как вы узнали о ребенке?

— Сначала узнала от Катиных знакомых, что она ждала ребенка, а потом разыскала все документы. Похоже, не сделай я этого, никто бы так и не узнал, что ребенок этот не безродный.

— А вы знаете, кто отец?

— Знаю, но он тут ни при чем. В том смысле, что ребенок ему не нужен.

— А кому он тогда нужен?

Альбине показалось, что в голосе Тёмы звучал не столько вопрос, сколько мольба. Похоже, он принял эту историю слишком близко к сердцу. Она с каким-то злорадством наблюдала за ним — не только ей тяжело, его тоже потрясла эта история, задела, ввела в состояние смятения. Что же — так еще лучше. Похоже, им вместе расхлебывать эту кашу. Кто бы знал… Жить в одном городе и не видеться десять лет, и в итоге встретиться при таких обстоятельствах. Ей захотелось затрясти его за плечи, задать тысячу, миллион вопросов, выпытать, вытрясти из него ответы. Почему? Почему он оставил её тогда? Что он делал все эти годы? Где скрывался? Хотя, она ведь и не искала. Стоп. Он, кажется, задал вопрос. Ах да, про ребенка…

— Ну, во-первых, у этого ребенка живы бабушка с дедушкой.

— А они будут ему рады?

Этого она не знала. Всучить старикам, еле перебивающимся на пенсию, младенца, пусть даже и родного… Разве что она будет помогать…

— Давайте пока так далеко не заглядывать. Сначала найдем его, а потом уже..

— Нет, вы не правы, — перебил Симонов. — Я уже и так достаточно напортачил, вытащив этого мальчишку на свет божий из умирающей матери, а теперь вы хотите найти его в доме малютки, а потом выяснится, что он никому не нужен, что тогда? Сначала надо рассказать об этом его родне, а потом уж решать, что делать.

— Чтобы рассказать его родне, мне придется рассказать им, что их дочь мертва.

Альбина опустила голову на руки, словно обессилев. Ах, Тёма! Если бы ты знал, через что ей пришлось пройти, не был бы таким суровым сейчас. Интересно, поддержал бы он её, зная правду? Или так и остался на той враждебной стороне, куда так поспешно сбежал десять лет назад? Как бы она не крепилась и не храбрилась, свалившееся перемены в её жизни порой казались непосильным грузом. Она заварила такую кашу, что расхлебывать её теперь придется очень долго. И тяжело. Страх возвращения в прежнюю жизнь бледнел перед горем родителей Катерины, когда они узнают правду. Горе Лаврентьевых меркло перед риском оставить Катиного ребенка сиротой при живых родственниках. Ужас раскрыться перед Тёмой сковывал язык и мысли. Ясно одно — легко и безболезненно пройти через эту стадию не получится.

Артем наблюдал за ней, не совсем понимая её мучения. Не зная до конца всей истории, он не мог понять, что её так мучает и зачем вообще она здесь. Его самого давила грузом вины эта история с ребенком, а тут, похоже, нашлась компания. Странная девушка со странными глазами. Глаза… Что-то знакомое отражали эти глаза. Что-то давно забытое. Он не мог уловить.

— Так что будем делать? — тихо спросил он.

— Найдите, где мальчик. Я поеду туда.

— Зачем?

— Взглянуть на него. Я… я вам обещаю, что найду наилучший выход. Просто мне нужно время.

— Я знаю, где ребенок.

Альбина изумленно подняла на него глаза.

— Знаете?

— Да. Я следил за его судьбой. Я ведь тоже, так сказать, причастен. Если хотите, можем съездить завтра.

— Почему не сегодня?

— Поздно уже.

— А мы скажем, что вы врач, который спас его.

— Это весьма спорно.

— Что?

— Да, так, не берите в голову, — махнул он рукой. — Подождите здесь, я переоденусь.

Через пять минут он вернулся в джинсах и клетчатой рубашке. Весь представительный вид как рукой сняло, отметила про себя Альбина. Теперь он намного больше напоминал того Тёму, которого она помнила.

— Поехали, у меня машина на стоянке. Только заправимся по дороге.