Защита никогда не успокаивается - Френсис Бейли

Третьей возможностью был суд, на котором специалисты-медики со всей очевидностью докажут, что в момент совершения преступлений Де Сальво находился в состоянии невменяемости. Если присяжные сочтут Альберта невиновным по причине невменяемости, публика, возможно, будет удовлетворена. Если же, несмотря на четкие инструкции судьи, они — что нередко случается — признают его виновным, судья может отменить вердикт, как не соответствующий данным, подтверждающим невменяемость подсудимого, и назначить другой суд. Конечно, шуму будет много, но это не идет ни в какое сравнение с тем скандалом, который может вызвать решение большого жюри.

Но и в этом варианте имелись свои сложности. Теоретически в Массачусетсе существует правило, что обязанность доказывать бесспорную вменяемость лежит на обвинении. Если это не сделано, подсудимый должен быть оправдан, а в том случае, когда речь идет об убийстве, он должен быть изолирован до тех пор, пока не докажет, что вновь является вменяемым.

Подобное правило нельзя, разумеется, не приветствовать, но часто именно оно оказывается исключением. С одной стороны, присяжные неохотно оправдывают по причине невменяемости, и это желание будет непреодолимым по отношению к человеку, убившему тринадцать женщин. С другой стороны, в 1962 году верховный суд Массачусетса при рассмотрении одного из дел пренебрег этим правилом. Осужденный Чарлз Хартфорд заявил, что в момент убийства своей жены находился в состоянии невменяемости. Единственное заключение психиатров, фигурировавшее в суде, поддерживало его утверждение. И все же присяжные признали его виновным. Адвокаты Хартфорда настаивали, что вердикт должен быть отменен, поскольку обвинение не представило никаких доказательств его вменяемости. И все же суд утвердил вердикт, приняв решение, что «презумпция вменяемости» чрезвычайно сильна, и в данном случае непредставление обвинением доказательств вменяемости не является решающем обстоятельством.

А тут еще Эймс Роби. К этому времени его отношения с Де Сальво дошли до того, что если Альберт говорил — это белое, Роби начинал доказывать, что оно черное, и наоборот. Если прокуратура не вызовет Роби в качестве свидетеля, тот немедленно начнет плести интриги и кричать про «сговор». Если же вызовет… Чтобы поддержать обвинительный вердикт, достаточно показаний одного эксперта.

Были еще и мои личные соображения. Если вариант с невменяемостью не пройдет, у меня будет прекрасная возможность заработать репутацию адвоката, отправившего на электрический стул идеально защищенного клиента. Не исключено, что кое-кто из моих коллег мог потребовать лишить меня права выступать в суде за то, что ради саморекламы я рискнул жизнью клиента.

На одной из встреч я заявил Бруку и Боттомли:

— Послушайте, когда я занялся делом Альберта, на нем уже висело столько обвинений, что было ясно — ему вряд ли еще когда-нибудь придется гулять по улицам. Теперь, когда я еще помог ему сознаться в совершении такого количества убийств, абсолютно ясно, что он никогда не окажется на свободе. Подскажите мне, как избежать риска смертной казни — я готов рискнуть заключением, но не казнью, — и можете просить, что хотите. Я прекрасно знаю, что вы не жаждете его крови. Ну скажите, разве я слишком много хочу?

Брук явно так не считал.

— Вообще-то вы не так уж много хотите, и в большинстве случаев вопрос можно было бы решить. Но с таким делом мне еще не приходилось сталкиваться. Я не уверен, что у меня есть власть или право решать судьбу Альберта. Надо еще подумать.

Мы долго ломали голову, но ответа так и не нашли. И вдруг, совершенно неожиданно, 7 апреля 1966 года Боттомли подал в отставку. Слухов ходило множество, но причины, заставившие его сделать это, так и остались невыясненными.

С моей точки зрения, это значительно ухудшало наше положение. Да, у нас были разногласия, иногда серьезные. Но в наших попытках решить проблему Боттомли был движущей силой. Он позвонил мне, выразил сожаление, что не может больше представлять штат, и пожелал мне удачи.

— Мы так и не смогли найти решения, — сказал он, — но были на верном пути.

Он оказался прав.

Помощник прокурора Билли Коуин, возглавивший теперь ведение дела, согласился, что мы должны решить по крайней мере одну из задач, намеченных еще вместе с Боттомли: убрать у Де Сальво опекуна. Хотя Джордж Макграт превосходно справлялся с этой обязанностью, само наличие опекуна практически лишало нас возможности что-либо предпринимать. 12 апреля в Бриджуотере было проведено судебное слушание, и судья принял решение, что Де Сальво больше не нуждается в опекуне.

Примерно тогда же я в последний раз беседовал с главным прокурором штата Бруком. К этому времени прошлые стычки были давно позабыты, и я испытывал глубокое уважение к Бруку как к талантливому юристу. Во время беседы мы согласились, что было бы ошибкой назначать суд над Де Сальво в самый разгар предвыборной кампании Брука. Это было бы нечестно по отношению и к Де Сальво, и к Бруку, и к избирателям. Дело Бостонского удушителя придется пока отложить.

Однако материалы по делу Зеленого человека вполне можно передавать в суд. Я объединю их, заявлю ходатайство о невменяемости и по крайней мере проверю, как отреагируют присяжные на показания Де Сальво. Больше пожизненного заключения по этому делу не дадут, так что смертной казнью я не рискую. К тому же, похоже, у нас просто нет выхода — окружной прокурор, хочу я этого или нет, собирается передавать материалы дела в суд.

— Ну что же, — ответил Брук, — в любом случае, буду ли я снова за этим столом, или в Вашингтоне, или в частной юридической конторе, я согласен с вами, что Де Сальво следует обследовать, изучать, постараться что-то узнать о причинах, толкающих на убийство. Если я смогу помочь — звоните.

Мы пожали друг другу руки, и я ушел. Когда мы встретились с ним следующий раз, он был сенатором Соединенных Штатов.

Удушитель дает показания

Июнь 1966 года оказался удачным. 10 июня у меня был день рождения, но причина праздновать появилась за несколько дней до этого. 6 июня Верховный суд Соединенных Штатов назначил новый суд над доктором Сэмом Шеппардом. 7 июня верховный суд штата Массачусетс принял аналогичное решение по делу Джорджа Нассера. И, наконец, 30 июня верховный суд штата Массачусетс начал слушание дела Де Сальво, чтобы решить, позволяет ли его психическое состояние предстать перед судом по обвинению в вооруженном ограблении, изнасиловании и развратных действиях.

Судьей был Гораций Кэхилл, прокурором — Дональд Кон, мой бывший однокурсник, ставший одним из лучших сотрудников Джона Дрони. В число свидетелей входил и доктор Роберт Мезнер, чьи экспертизы красной нитью проходили через всю мою судебную деятельность.

Над залом суда нависла тень Бостонского удушителя. Никто не произнес слово «удушение». Убийства, совершенные Де Сальво, мы называли «некие преступления». Если Де Сальво признают вменяемым, под суд пойдет не Бостонский удушитель, а Зеленый человек. Но преступления, которые мы не могли обсуждать, маячили позади тех, о которых шла речь.

Заседание открыл седобородый бейлиф.

— Слушайте, слушайте, слушайте! Все, имеющие дело к председательствующему и членам верховного суда, приблизьтесь и будете выслушаны. Боже, храни штат Массачусетс и высокий суд!

— И Альберта Де Сальво, — мысленно добавил я. — Мне же остается его только защищать.

Доктор Мезер, мой первый свидетель, заявил, что Де Сальво страдает «хронической недифференцированной шизофренией» и должен быть изолирован от общества, но в состоянии предстать перед судом. Он понимает суть предъявленных обвинений и способен, с помощью адвоката, осуществлять свою защиту.

Далее я вызвал доктора Сэмюэля Тартакофа, которого член верховного суда Артур Уитмор назначил обследовать Альберта Де Сальво. Тартакоф выступал не от защиты и не от обвинения, но только в качестве консультанта суда. Он подтвердил, что Де Сальво в состоянии предстать перед судом, и добавил, что не обнаружил никакой шизофрении. Вместо этого он охарактеризовал Де Сальво как «социопатическую личность с опасными тенденциями». Понятие «социопатическая личность» он разъяснил как «лицо, которое с ранних лет имеет тенденцию к отклонению от того, что обычно считается нормой поведения, мышления и эмоциональной реакции». Насколько я мог понять, он всего-навсего дал описание шизофреника, страдающего этой болезнью с детства. У меня сложилось впечатление, что на суде он будет выступать свидетелем обвинения.

После этого Дональд Кон пригласил доктора Эймса Роби, и тот стал утверждать, что Де Сальво не способен предстать перед судом.

— За последние год-полтора, — заявил он, — в состоянии его хронического заболевания наблюдались значительные колебания: порой он впадал в состояние резкого, истерического возбуждения; временами выглядел подавленным, ушедшим в себя; иногда же у него возникало явно параноидное состояние на грани буйного психоза.