Моя бульварная жизнь - Ольга Белан

Сама Штурм рвалась на обложку, но к этому времени она уже весьма поистрепалась, постарела и потеряла товарный вид. Однако отдавала нам главу из своей книги певица только при этом условии — она должна быть на обложке. Пришлось уж тут постараться нашим графикам и визажистам, чтобы сделать тело Натальи хотя бы без целлюлита.

Второй раз мы «влезли» в политику, напечатав интервью с Юлией Латыниной — известным политологом достаточно радикальных взглядов. Интервью сделала жена Гоблина — как я говорила, неплохая журналистка из журнала «Медведь», которая иногда пописывала для нас заметки. Латынина, конечно, говорила о политике, причем о российской политике на Кавказе, в Грузии, а это не совсем вичевский материал. Вернее, совсем не вичевский, но мне всегда было лестно, когда такие люди, как Латынина, соглашались на интервью в «В-И». Первым панику забил опять наш Главный художник. Правда, на этот раз он прочитал интервью в уже вышедшем номере, и менять что-либо было поздно. Он сидел в кресле у меня в кабинете и, раскачиваясь из стороны в сторону, приговаривал: «Все пропало, все пропало! Нас закроют, нас уволят». Я открыла газету и перечитала интервью еще раз. Ничего такого нового, чего бы Латынина не говорила раньше, она не сказала. Она очень последовательно отстаивает свою позицию, да, главным образом антиправительственную, но кто-то должен в этой стране противостоять глупости власти? Хотя бы эта хрупкая женщина. Ну, еще «Новая газета» да радио «Эхо Москвы».

Но Главный художник зародил в моей душе сомнения, я почувствовала внутри предательский страх и села думать — что делать. В случаях, когда возможно или даже неотвратимо наказание, надо действовать. Надо предупредить удар. Но как? Звонить Хозяину в Америку? Он этот номера газеты и увидит еще нескоро. Последнее время я стала отмечать, что он вообще «В-И» не читает, даже когда ненадолго приезжает в Москву и иногда приходит в редакцию на планерки. Перед самой планеркой он, возможно, просмотрит номер, задержится на каких-то картинках-заголовках — но в текст не вникает. Некогда ему, да и неинтересно уже. Поэтому и обзоры его всегда обтекаемы, одни общие слова. А ведь когда-то он мог поразительно метко и точно проанализировать любую заметку — я всегда восхищалась этим его умением.

Что делать? И я решилась на нестандартный ход. Позвонила Уткину и напросилась на встречу. Повод придумала какой-то ничтожный — типа хочу посоветоваться, как лучше рассадить людей в кабинетах. Уткин сразу воспрянул — он любил, когда у него просили совета. В разговоре с ним я между делом посетовала: «Вот опубликовали Латынину. Женщина-политик, это так интересно, но не знаю, что теперь будет» «А что будет?» — встрепенулся Уткин. «Да интервью очень острое, а мы в политику вмешиваться не должны». Уткин газеты, конечно, не читал, но обещал «посмотреть».

Пока он смотрел, ко мне в кабинет прибежали еще два паникера — Корвалан и Эльсотоль. Эльсотоль горячо зашептал прямо с порога:

— Это Гоблин тебя подставить хочет, это он специально делает. Ты что не понимаешь, что он метит на твое место?

— Глупости какие! — я была абсолютно уверена, что это действительно глупости.

После того как Гоблин так позорно напился в офисе да еще и облевал его, у него нет ни малейших шансов стать главным редактором нигде! Это я озвучила своим замам. Довод показался им убедительным, но их тревогу по поводу Латыниной мне погасить не удалось.

В тот же день мы встретились с Уткиным в столовой. Попивая компот, он вдруг сказал:

— А интервью с Латыниной мне понравилось. По-моему, очень здорово.

Я чуть котлетой не подавилась от удивления.

Теперь он должен донести эту мысль до Хозяина.

Каждый день Уткин говорил с Хозяином по телефону — иногда по несколько часов. Около семнадцати по московскому времени — в Америке было раннее утро — Хозяин руководил своим издательским бизнесом в России. Связывался через секретаря со всеми менеджерами, с которыми хотел пообщаться, но с генеральным директором — в обязательном порядке. Уткин, по моим представлениям, должен был сказать Хозяину следующее: «Главный редактор волнуется по поводу слишком острого интервью, а мне оно понравилось». Из этого Хозяин сделает сразу несколько выводов: газета публикует спорные и острые материалы — это хорошо. Генеральный директор в курсе того, что происходит в редакции, — это тоже очень хорошо.

Я думаю, так оно примерно и было — никаких страшных последствий этого интервью не вызвало.

Очень большая политика

Но были ситуации, когда я сама с тяжелым скрипом в сердце отказывалась печатать материалы, которые шли в руки и, главное, по тематике представлялись абсолютно нашими, вичевскими.

Звонок был из Сочи. Отчаявшаяся женщина позвонила нашей журналистке Нине, которая к этому времени стала уже неплохим репортером. Эта женщина, кажется, ее звали Оля, рассказала, что у нее отнимают грудного младенца, отнимает этого ребенка его отец, который давно и счастливо женат на другой женщине. Оля просила помощи, потому что ребенок еще на грудном вскармливании, для него просто смертельна разлука матерью. Нина прибежала ко мне спрашивать совета.

— Ну что тут еще можно делать? — пожала я плечами. — Оформляй командировку в Сочи и привози хороший материал.

— Да, но вы не знаете, кто отец.

— А кто отец?

— Анатолий Кучерена, а он, между прочим, член Общественной палаты. Эта Оля звонила уже и в МК, и в Комсомолку. Ей везде вежливо отказали — Кучерену все боятся или ссориться не хотят.

— Как же так, — задала я наивный вопрос, — он же борется за права человека: защищает женщин, которые по глупости вышли замуж за рубеж, родили детей, развелись, а теперь не могут детей отсудить себе!

— Так что, оформлять командировку? — Нина от нетерпения даже подпрыгивала на месте.

— Ты сегодня должна улететь!

Нина улетела в тот же день, но на следующий уже звонила из Сочи.

— За мной следят! Мне по телефону угрожают и требуют немедленно уехать и ничего не писать! Я боюсь!

— Кто тебе угрожает? Кто звонит? Обратись в милицию!

— Так милиция и угрожает! Понимаете, у этой Оли брат работает милиционером, вернее, работал. Оля потому и приехала в Сочи, что у нее здесь семья — и родители, и брат в милиции. Она думала, что они ее защитят, но брата из милиции выгнали. И дверь в квартиру родителей взломали — а Оля с ребенком у друзей прячется.

— Вот что — собирай манатки и немедленно оттуда уезжай! — приказала я.

Конечно, журналиста они не тронут. Но и напечатать эту статью нам никто не даст!