Детство 2 - Василий Сергеевич Панфилов

— Я, Сань, здешнее говнецо вижу, — попытался ему пояснить, — но я ведь не с говнецом дружусь, не с идишами вообще, а тётей Песей, Фирой и хорошими людьми. А не вообще если, так по делу общаюсь – по денежному интересу. Ну или по-соседски. Не свариться штоб на пустом месте.

Сидели так, да и говорили о разном. Оказывается, мы оба ети… деликатные! Многое друг на дружку думали не то, да сказать неловко было. Вроде оба деревенские, да с детства знаемся, а поди ж ты!

Сперва беспамятство моё, когда наново чуть не всему учиться пришлось. Санька и учил разному, но и не так, штоб за ручку водить. Многое за мной видел не такое, а куда? Научился чему наново, так и то хорошо! А што через странности, так ето уже так, ерундень на общем фоне!

А потом и я, уже вполне себе хитровский и отчасти городской, помалкивал иногда деревенским привычкам дружка. Так вот!

Двадцать третья глава

— Хуже нет, чем переучивать, — пробормотал долговязый Фёдор с ноткой нешуточной тоски, взъерошив в очередной раз давно нестриженые длинноватые волосы, отпущенные по студенческой моде чуть не до плеч.

— Всё так плохо? — отставляю в сторону гитару.

— А? — рассеянно отозвался учитель, выплывая из своих мыслей. — Нет, местами так даже и хорошо. Слух у тебя абсолютный, ноты с листа читаешь, а это и профессиональные музыканты не все могут. Для самоучки так даже и здорово, но и…

Он пощёлкал пальцами, подбирая потерявшиеся слова.

— …корявости, что ли… Они у тебя такие же яркие, в противовес таланту. Правая рука у тебя по струнам бегает бойко, левая тоже, но – отдельно. Понимаешь? По отдельности у тебя руки чуть ли не золотые, а вместе… — Фёдор досадливо сморщился всем своим тонким лицом, и махнул рукой, — не бери в голову! У каждого человека есть какой-то барьер, и мы на него наткнулись. Моя главная задача в настоящее время – нащупать слабую точку в этом барьере, и разрушить его тогда можно будет едва ли не нажатием пальца. А пока…

— Не щупается, — продолжил я со вздохом.

— Не щупается, — кивнул он, сутуло вставая во весь рост со старого, набитово конским волосом дивана. — Ладно, на сегодня всё! Ты уже ошибаться начал, да и у меня мыслей никаких. Чаю с нами попьёшь?

— Не откажусь.

На маленькой кухоньке он, священнодействуя, и кажется даже, дыша через раз и в сторону, разжёг с самым торжественным, чуть не жреческим видом, новенький примус, и поставил чайник.

— С травками, пожалуй, — пробормотал учитель, с вдохновенным видом средневекового алхимика насыпая в заварочный чайник по щепотке из доброго десятка вкусно пахнущих полотняных мешочков. — Стёп!

— Да!? — ломающимся тенором отозвался из гостиной младший брат, рослый полноватый гимназист.

— Чай с нами пить будешь?

— Будешь!

Фёдор подхватил чайник и чайные приборы, а я – поднос с сушками и вареньем.

— Грызу, — пожаловался четырнадцатилетний Стёпка, тряхнув учебником и тетрадью, убирая их в сторону. — Математика, будь она неладна. Летом!

— И што?

— И што?! — гимназист ажно привстал, вытянув вперёд шею, пока посмеивающийся брат разливал чай, — летом! Кто ж летом занимается?!

— Ну…

— Только не говори за себя! — Стёпка упал обратно на стул, — музыка по собственному хотению не в счёт!

Я чуточку дёрнул плечом, показывая несогласие, но продолжать спор не стал.

— Вот! — ткнул он мне под нос тетрадь. — Федя говорит, што это элементарные примеры, которые любой уважающий себя человек должен решать чуть не во сне! Решишь?!

— Со знаком ошибся, — отставив чашку, тыкаю в уравнение. — На минус исправь.

— И правда, — с весёлым удивлением согласился Фёдор, близоруко вглядывавшийся в тетрадь, — с полувзгляда ошибку нашёл!

— Шутите!? — Стёпка, забыв про чай, переводил взгляд с меня на довольного брата, хрустящего сушкой. Потом в тетрадь… — Сговорились!? А нет, не могли… Серьёзно, вот так вот?!

— Нравится, — пожимаю плечами, — ето же интересно!

— Математика?!

— Шломо шахматами зарабатывает, — пояснил Фёдор, осторожно пробуя чай, — в Дюковском парке, блицами в основном. Считается за неплохого игрока.

— Ого!

Степан, откинувшись, посмотрел на меня уже без прежней снисходительности. Заев невольную улыбку сушкой, снова пожимаю плечами.

— И вот прям так? — уже со всем уважением поинтересовался он. — За какой класс?

— Математика вплоть до шестого, с языками – прогимназия, может чуть выше. С остальным – по всякому, но не так штобы и да. С яминами и пропастями.

— Почему тогда не… а, процентная норма! В частную гимназию средств не нашлось, да? Хотя погоди… шахматы, да и среди ваших богатеев меценаты на такое дело нашлись бы.

Вижу, што и Фёдор озадачился, а мне такое не надо! Он из тех, што напридумывают себе разного, а потом сами же начинают в ето разное верить.

— Между нами, ладно?

Оба кивнули не раздумывая.

— Я таки немножечко не Шломо, а совсем даже Егор, хе-хе!

В глаза братьев застыл немой вопрос.

— Так, — сказал я, не зная с чего начать, — обычная история. Лишний рот у предальних родственников, отданный в город на учёбу. В городе же оказалось, што учёба такая себе – без учёбы, а просто прислуга без жалования, но с побоями. Сбёг. Полиции я неинтересен, но документов пока нет, вот так вот…

— Погоди, — замотал головой Фёдор, — насчёт полиции и документов я понял. Почему Шломо?!

Почему не… Иван, к примеру? Не проще?!

— Потому што Молдаванка, — отпиваю чай, не чувствуя вкуса, — на которой приехавший в гости племянник Шломо никого и не удивляет, даже если и без документов. Немножечко рубелей господину полицейскому, и тот снисходительно закрывает себе глаза. А если таки Иван, то рубелей понадобится множечко побольше, потому как господину полицейскому труднее будет закрыть глаза на собственное любопытство. И без гарантии, што любопытство ето не приведёт к расследованию.

— Сроду бы не догадался! — восхитился Степан. — Ну чистый жид из жидов, любой раввин за своего примет!

Глаза его ощутимо потеплели. Вот же ж! Вроде как и не антисемиты, а самую чуточку всё же ой! Хотя и на Молдаванке ето самое ой иногда ощущается, даже через дядю Фиму и покровительство серьёзных людей.

— Только через никому, ладно? — ещё раз попросил я. — Даже самым-самым! Вопрос с документами сейчас решается, но до того момента меня могут загнать в приют, а ето, я вам авторитетно скажу – жопа! Даже ЖОПА!

Фёдор на ругательство даже и не поморщился, слушает с самым серьёзным и чуточку просветлённым видом.

— Могут мастеру