Стальной лев революции. Восток - Иван Евграшин

— Хорошо, что есть! Мертвыми сколько родилось?! Сколько мама твоя своих детей похоронила?!

Парнишка открыл было рот для ответа, но не нашелся и растерянно оглянулся по сторонам. От его беспомощных, наливающихся слезами, глаз соседи отводили взгляды.

Люди начали замолкать, прислушиваясь. Я оглядел первый ряд и обратился к солдату лет тридцати.

— У тебя как с детишками?! Баба много живых-то родила?!

— Пятеро у нас.

— Громче! Пусть весь мир слышит!

— Пятеро!

— Она твоих родившихся мертвыми детишек в поле сколько закопала?!

Мужика явно задело за живое. Он покраснел и набычился, ничего не отвечая.

— Вопроса не услышал?! Повторить?!

Пленный снова промолчал, только засверкали глаза исподлобья. Я повернул голову налево, где находился командир полка чекистов. Убедившись, что тот смотрит на меня, предостерегающе поднял указательный палец. После того, как понятливый работник ВЧК расстегнул кобуру, я плавно вернул взгляд на солдата. Ласково посмотрел на него и заорал:

— Чо ты уставился, как баран на новые ворота?! Ты о жене своей хорошо подумал?! Она тебе и пожрать должна приготовить, и ноги раздвинуть, и в поле пахать, и рожать там же, да еще и трупы младенцев сама прикапывать?!

— Чего лаешь, барская рожа?! — Завопил солдат, двинувшись вперед. Один из соседей крепко схватил его за рукав шинели, а другой за плечи, не давая сделать шаг. — Сам-то много хоронил?!

— Очнулся, поди, ядрена кочерыжка?! — Заорал я в ответ, немного наклонившись вперед. — Чего зенки выкатил, как срущий кот?! Ты сам, что ль, хоронишь?! Или, может, бабе своей только лопату подаешь?! — Развел я руками.

Методично доведенный до белого каления служивый рванул вперед так бешено, что с шинели полетели пуговицы. Удержать мужика, в ярости бросившегося ко мне, соседи не смогли. Он часто дышал и пар, вырывающийся изо рта, делал его похожим на обезумевший паровоз.

При другом раскладе, может, и удалось бы до меня добраться, но человек не мог запрыгнуть на слишком высокий помост. Убедившись, что напрямую не достать, он взревел: — Убью, сука! — И остервенело бросился к боковой лестнице, где и был встречен от души — прикладом в грудь. Чекисты тоже не дремали и после того, как солдат отлетел в снег, вскинули оружие.

Народ ахнул, а я подошел к самому краю помоста. Обвел замершую в это мгновение толпу мрачным взглядом.

— А чего не так?! Вы же теперь умные! Вам про Революцию, Антанту и все остальное до меня уже рассказали! Чего не по нраву?! Стоите, семки лузгаете, клоуны тут выступают! Красота! Чего перестали веселиться?! Не о том говорю?!

Люди опускали глаза и подавлено молчали. Ответа не прозвучало. Лишь в задних рядах клубился гул. Взрыва эмоций тоже не последовало. Пленники косились на пулеметы и не дергались.

— Если здесь кто-то решил, что еще один скоморох приехал, а вы, мать вашу, в цирке, то это промашка! Не за того меня приняли, служивые! Я Председатель Реввоенсовета Республики Троцкий! Слышали обо мне?!

— Слыхали! — Раздалось несколько голосов.

— Вот это славно! — Мой взгляд остановился на мужике явно за сорок. — Слышь, дядя, чего молодой взбрыкнул-то?! Может, я чего не то спросил или соврал где?!

Я знаком руки подозвал Глазмана и приказал, во что бы то ни стало, найти и принести мне лопату. Тем временем, солдат успел повертеть головой, и, поняв, что обращались именно к нему, задумался на пару мгновений. Видимо решив, что раз уж прицепились, то теперь не отстанут, он крякнул, кашлянул в руку и громко ответил:

— Дык, вроде, правильно все! Только как-то неуважительно, что ль! Большевики-то за нас, за крестьян, а ты, товарищ, по матери нас. Тоже нехорошо! Мы ж тут насильно мобилизованные! У меня и документ про то есть! Нас в армию забрали, а мы за дворян воевать отказались! Сами в казармы вернулись! Многие сразу в плен сдались! Мы ж тоже за большевиков и новую власть! И Советы у нас были! Свои мы! Угнетенные!

Пленный говорил, в общем, правильно. Стоящие рядом люди, слушали его внимательно, вторя согласным рокотом.

— С уважением, говоришь?! Можно и так! Как тебя по батюшке, служивый?!

— Федор Филипыч буду!

— Вот ты, Федор Филиппович, вроде и правильно говоришь! Верно, как будто! Про Советскую власть даже вспомнил! Что же, как дворяне, кадеты да буржуи пришли, забыли вы про Советы?! Скажи мне, куда они подевались-то?!

— Чехи да офицеры разогнали!

— А вы и не сопротивлялись! Запороли шомполами-нагайками ваши Советы и ладно! Значит, на отъебись делали и люди там заседали такие же! Вы их, зачем выбирали-то?!

— Чтобы, значит, для народа решали — как что делать!

— Да ладно тебе, Федор Филиппович! Это ты жене своей расскажи! Советы вам нужны, чтобы делянку собственную не забрали, да работать не мешали! А чего?! Сидят какие-то, пиндят себе чего-то! Лишь бы в хозяйство не лезли! А кто там с кем за нас воюет, нам — похер?! Победят коммунисты, начнете скупердяйство прикрывать тем, что вы за Советы, но без большевиков! Мы там не нужны! Во все дыры без мыла лезем, до всего нам дело есть! Вам-то за каким хреном всех голодный кормить?! Самим же не хватает! Не так, Филиппыч?! Со всем к тебе уважением!

— Так да не так! — Мужик в смущении поглаживал пятерней заиндевевшую бороду.

— Чего не так-то?! Был бы тебе Совет нужен, никакие чехи или Колчаки с тобой не смогли б управиться. Вот сейчас отними твою землю! Ты ж, Федор, за берданку сразу схватишься, сыновьям топоры выдашь, а бабе своей — вилы! И полетит обидчик вслед за Кровавым Николаем ко всем чертям! Вот как крестьянский Совет нужен, что ты в буржуйской армии служишь! Не правда, Федор Филиппыч?! Что, люди, опять не так говорю?! — Обратился я уже ко всем.

— Так!

— Верно!

Послушав эти выкрики, я поднял руку, и стало тише.

— Про Декрет о Земле все тут слышали?!

— Все!

— Хорошо! Землю по нему все разобрали! А что ж тогда, мать вашу, про Декрет о Красной армии позабыли-то!? Аль не прознали про то?! Или как — этот закон нам по нраву — будем выполнять, а вот тот — в хер не уперся?! Федор Филиппыч, — вновь обратился я к солдату. — Ты у себя в хозяйстве такой порядок заведи да разреши детям делать, что им нравится! Если у тебя баба нормальная, она тебя через неделю во сне сковородой по голове успокоит! Не так, что ль?!

Мужик сконфузился окончательно. Он сдвинул на затылок папаху Сибирских стрелков и потер лоб:

— Ох, и ловкий ты на язык, товарищ большевик! Все-то в свою сторону вывернешь! Слова прям тебе не скажи!

— А ты как, Филиппыч, думал?! Не по нраву тебе — так пойди, Колчаку землю свою сдай и живи по его Декретам, а не большевистским. Можешь еще порты с поротого зада спустить, нагнуться и жопу свою барам подставить! Может и приласкает кто?! У них это модно!

Кругом загоготали, а солдат сплюнул и перекрестился.

— Опять я без уважения говорю! А за что уважать-то?! — Я развел руками. — Может ты мне, Федор Филиппыч, расскажешь?!

Дядька еще раз сплюнул и махнул рукой:

— Верно все!

Я усмехнулся и обратился ко всем:

— Чего ж тут стоите-то, а не воюете в Красной армии по Декрету!? Большевики землю для людей объявили, а защищать кто станет?! Или ваша хата с краю?! Кто тут орал, что устал!? Ничего просто так в жизни не бывает! Вы ж не куры, чтобы на насесте отсидеться, пока хозяин лису гоняет?! А бумажки свои про насильную мобилизацию в гроб себе положите, чтобы апостолу Петру показать!

Народ зашумел. Федор Филиппович выступил вперед и поднял руку.

— Это как же теперь?! Беляки на документ о мобилизации не смотрют, вешают нашего брата, почем зря, так теперь еще и большевики туда же?!

Толпа притихла в ожидании ответа. Я не совсем понял, про что сейчас крикнул солдат, мобилизованных, обычно, не наказывали, но люди явно подобрались. Чувствовалось, что от моих слов многое зависит.

— Совсем ты, Филиппыч, мозги себе поморозил! А чего я тут разоряюсь-то?! Без документа приказал бы перекрестить всю шатию-братию из пулеметов и дело с концом!

Совсем охренели?! То со скоморохом меня путаете, то с Колчаком?! Это ему без разбора кого пороть, вешать или стрелять! Разговаривали б мы с тобой сейчас?! Крыл бы вас тут без всякого уважения, если не нужны?!

— А то прям понадобились?!

— Вкривь ты мне понадобился?! Я тебе не барин! Мне бабы нравятся!

Народ вновь загоготал. В это время взмыленный Глазман принес лопату.

— Еле нашли, Лев Давидович.

— Спасибо, Миша. Можешь идти.

Встав на самый край трибуны, я воткнул лопату рядом. Люди быстро смолкли, услышав гулкий деревянный звук. Обвел лица передо мной пристальным взглядом: — Ладно, поржали и будет! Теперь о деле поговорим! Слушай сюда! — Убедился, что все внимание сосредоточено на мне.

— Кто такие большевики?!

Это те, кто через голодранство свое весь мир накормить хочет!