5-я волна - Рик Янси

Подполковник кивает. Его голубые глаза способны просверлить меня до спинного мозга.

– Тебе решать.

И снова эта едва заметная улыбка. Он знает, что я отвечу. Знал еще до того, как я вошел в его кабинет. Может, профиль, составленный «Страной чудес», дал ему подсказку, но я так не думаю. Он знает меня.

Я поднимаюсь из кресла и встаю по стойке «смирно».

И говорю Вошу то, что он и без меня знает.

52

В девять ноль-ноль весь батальон выстраивается на плацу. Море синих комбинезонов и четыре группы в новенькой форме в голове идеального строя. Тысяча новобранцев стоит лицом на восток, в направлении зари нового дня. – Все смотрят на поставленную вчера трибуну. Ледяной ветер хлопает флагами, но мы не чувствуем холода. Внутри нас горит огонь жарче того, который превратил Танка в пепел. Старшие офицеры центрального командования подходят к первой шеренге, к шеренге победителей, они жмут нам руки и поздравляют с отлично выполненной работой. Потом – личные поздравления от инструктора по строевой подготовке. У меня есть несколько заготовок на такой случай. Я мечтал, что, когда Резник будет жать мне руку, я скажу: «Спасибо, что превратили мою жизнь в ад!» «Сдохни. Просто сдохни, сукин сын!» Или вот, лучший, на мой взгляд, вариант, коротко и в точку: «Пошел ты…»

Но когда сержант отдает честь и протягивает мне руку, я торможу и едва успеваю ее схватить. Хочется и дать ему в морду, и обнять.

– Поздравляю, Бен, – говорит Резник.

Это обращение окончательно сбивает меня с толку – я даже не подозревал, что он знает мое имя. Сержант подмигивает мне и двигается дальше.

Пару коротких речей произносят офицеры, которых я раньше не видел. Потом нам представляют коменданта лагеря. Новобранцы ликуют. Мы бросаем вверх кепи и приветственно вскидываем кулаки. Стены казарм эхом отражают наши радостные вопли и делают их в два раза громче, отчего кажется, что и нас в два раза больше. Комендант Вош нарочито медленно подносит руку ко лбу. Он словно щелкает выключателем. Мгновенно наступает тишина, и мы тоже отдаем честь. Я слышу рядом тихое сопение. Нас переполняют эмоции. После всех событий, которые привели нас сюда, после всего, через что мы здесь прошли, после всей крови, всех смертей и пожаров, после того, как нам с помощью программы «Страна чудес» показали жуткое отражение нашего прошлого и заставили посмотреть в глаза не менее жуткому будущему в комнате казни, после месяцев тренировок, настолько зверских, что некоторые из нас прошли точку невозврата, мы наконец достигли нашей цели. Мы пережили смерть своего детства. Теперь мы солдаты, может быть, последние солдаты, способные принять бой, мы последняя надежда Земли, и нас объединяет дух мести.

Я не слышу ни слова из речи Воша. Я смотрю, как у него за спиной всходит солнце, оно как в рамке поднимается между двух башен электростанции, его свет отражает корабль-носитель – единственный изъян на безупречно чистом небе. У меня возникает уверенность, что я могу дотянуться до него, сорвать с орбиты, бросить под ноги и раздавить каблуком. Огонь в моей груди пылает все яростнее, он проникает в каждую клетку тела, расплавляет кости, испепеляет кожу – я превращаюсь в сверхновое солнце.

Я ошибся, решив, что Бен Пэриш умер в тот день, когда вышел из палаты выздоравливающих. Все это время я таскал его гниющий труп внутри себя. И вот теперь, когда я смотрю на одинокую фигуру человека, который зажег во мне этот огонь, останки Бена Пэриша превратились в прах и исчезли. Этот человек показал мне, где настоящее поле боя. Он опустошил меня, чтобы меня можно было наполнить. Он убил меня, чтобы я жил дальше. Я готов поклясться, что он сейчас смотрит на меня. Холодные как лед голубые глаза проникают мне в самую душу, и я догадываюсь, я знаю, о чем он сейчас думает.

«Мы одно целое. Мы братья, ты и я. Нас объединяют ненависть, коварство и дух мести».

VII. Рожден, чтобы убивать

53

«Ты спасла меня».

Ночь. Я лежу в его объятиях, у меня в ушах звучат эти слова, а я думаю: «Идиотка, идиотка, идиотка. Ты не можешь этого допустить. Не можешь, не можешь, не можешь».

Правило номер один: «Не доверяй никому». Из него следует правило номер два: «Единственный способ как можно дольше оставаться в живых – как можно дольше оставаться одной».

Я нарушила оба правила.

О, какие же они умные. Чем труднее выживать, тем сильнее желание прибиться к людям. И чем сильнее желание прибиться к людям, тем меньше шансов выжить.

Дело в том, что у меня был шанс, но в одиночку я не очень-то справилась с задачей. Прямо скажем, хреново справилась: если бы Эван меня не нашел, я бы умерла.

Его тело прижимается к моей спине, его рука бережно обхватывает мою талию, его дыхание приятно щекочет мне шею. В комнате очень холодно, было бы здорово забраться под одеяло, но мне не хочется шевелиться. Я не хочу, чтобы он отодвинулся от меня. Я пробегаю пальцами по его голой руке, вспоминаю его теплые губы и шелковистые волосы. Парень, который никогда не спит, заснул. В океане крови он нашел покой на берегу острова Кассиопея.

«У тебя есть твое обещание, а у меня есть ты».

Я не могу ему доверять. Я должна ему верить.

Я не могу с ним остаться. Я не могу его оставить.

Нельзя полагаться на удачу. Иные отучили меня верить в удачу.

Но можно ли довериться любви?

Не то чтобы я его люблю. Даже не знаю, что это за чувство. Помню, что меня заставлял чувствовать Бен Пэриш, это не описать словами, во всяком случае мне такие слова неизвестны.

– Уже поздно, – бормочет Эван. – Тебе лучше поспать.

«Откуда он знает, что я не сплю?»

– А ты?

Эван скатывается с кровати и шлепает к двери. Я сажусь, пульс у меня учащается, сама не понимаю почему.

– Куда ты?

– Пойду осмотрюсь. Я ненадолго.

После того как он уходит, я стягиваю с себя всю одежду и надеваю клетчатую рубашку Эвана. Вэл спала в ночнушке с оборками. Не мой стиль.

Я снова забираюсь в кровать и до подбородка натягиваю одеяло. Черт, холод собачий. Вслушиваюсь в тишину. Дом без Эвана, вот что я слышу. Снаружи проникают звуки природы – лай диких собак, волчий вой, пронзительные крики совы. Зима на дворе, а это время года разговаривает шепотом. Если доживу до весны, услышу симфонию дикой природы.

Жду Эвана. Проходит час. Второй.

Снова различаю предательский скрип за дверью и задерживаю дыхание. Обычно я слышу, когда он возвращается: сначала хлопает дверь в кухне, потом топают ботинки по лестнице. Сейчас я слышу только скрип под дверью.

Я беру с прикроватного столика «люгер». Пистолет всегда у меня под рукой.

Моя первая мысль: «Эван погиб. За дверью не Эван, там глушитель».

Соскальзываю с кровати и на цыпочках подхожу к двери. Прижимаюсь к ней ухом. Закрываю глаза, чтобы сосредоточиться. Крепко держу пистолет двумя руками. Просчитываю каждый следующий шаг. Все как он меня учил.

«Левая рука на ручку двери. Поворот ручки, два шага назад, поднять пистолет. Поворот, два шага назад, поднять пистолет…»

Снова скрип половиц.

Ладно, начали.

Распахиваю дверь, делаю всего один шаг назад – тоже мне, просчитала, – и вскидываю пистолет. Эван отскакивает от двери и ударяется спиной о стену. Он видит перед собой ствол и инстинктивно поднимает руки.

– Эй! – кричит Эван с вытаращенными глазами.

У него такой вид, будто он налетел на грабителя-наркомана.

– Какого черта ты делаешь? – Меня трясет от злости.

– Решил вернуться, проверить, как ты тут. Не могла бы ты опустить пистолет? Пожалуйста.

– Ты знаешь, что я не должна была открывать, – сердито ворчу я и опускаю пистолет. – Могла пристрелить тебя через дверь.

– В следующий раз обязательно постучу, – обещает Эван и дарит мне свою фирменную кривую улыбочку.

– Давай договоримся, как ты будешь стучать, когда тебе захочется меня напугать. Один раз – ты хочешь войти. Два – ты тормознул у двери, чтобы убедиться в том, что я сплю.

Эван переводит взгляд с моего лица на мою рубашку (которая вообще-то его рубашка), потом на мои голые ноги, задерживает дыхание и снова смотрит мне в лицо. У него теплый взгляд. А ноги у меня заледенели.

Он один раз стучит по косяку, но пропуском служит его улыбка.

Эван присаживается на кровать. Я стараюсь игнорировать тот факт, что на мне его рубашка и у рубашки его запах, а он сидит всего в одном футе от меня, и от его запаха у меня напрягается пресс, а под ложечкой начинает тлеть уголек.

Я хочу, чтобы он снова ко мне прикоснулся, хочу почувствовать кожей его мягкие, как облака, руки. Но боюсь, что, если он прикоснется, я взорвусь, и миллиарды атомов, из которых состоит мое тело, разлетятся по всей Вселенной.

– Он жив? – шепотом спрашивает Эван.

И снова в его глазах неизбывная печаль. Что за этим стоит? Почему он думает о Сэме?

Я пожимаю плечами. Откуда мне знать?

– Когда умерла Лорэн, я знал. То есть узнал, когда ее не стало.

Эван пощипывает одеяло, пробегает пальцами по стежкам, обводит по краю лоскутки, как будто прокладывает маршрут на карте сокровищ.