Орбитсвиль - Боб Шоу

– Мне очень жаль, Вэнс, но таких большинство.

– Не стоит сожалеть. При создавшемся положении это вполне логично.

– Но ведь у тебя останется только два самолета.

– Ничего страшного, – сказал Гарамонд, думая, когда же он наконец перестанет играть роль мученика и сообщит Дениз, что уже пришел к соглашению с самим собой.

Она взяла его за руку.

– Я же знаю, ты разочарован.

– Спасибо, Дениз. Благодаря тебе я взглянул на многие вещи по-новому. Она немедленно убрала руку, и Гарамонд опять почувствовал неловкость.

Он смотрел на нее внимательно и выжидающе.

– Разве Клифф не сказал тебе, что я жду ребенка? Его ребенка.

Лицо Гарамонда осталось бесстрастным.

– В этом не было необходимости.

– Значит, не говорил. Ну, погоди, доберусь я до этого здорового…

– Я же не совсем слеп, Дениз, – капитан заставил себя улыбнуться, – и все понял, увидев вас сегодня утром. Только еще не успел поздравить.

– Спасибо, Вэнс. В этой глухомани нам понадобится надежный крестный отец.

– Боюсь, к нужному моменту я буду уже далеко.

– О-о! – Дениз растерянно отвернулась. – А я подумала…

– Что я сдамся? Нет. Не все еще потеряно, ведь в ответе компьютера, сама знаешь, не содержалось категорического утверждения, будто двумя самолетами невозможно достичь Бичхэд-Сити. Дело упирается в простое везение или невезение, не правда ли?

– Смахивает на русскую рулетку.

– Ладно, Дениз, поговорим об этом в другой раз.

Гарамонд отвернулся, но она схватила его за локоть.

– Прости, мне не следовало так говорить.

Он взял ее ладонь и пожал, снимая со своей руки.

– Я действительно рад за вас с Клиффом. А сейчас извини, у меня уйма дел.

Несколько часов капитан прикидывал, как уместить нужные вещи в двух оставшихся самолетах. Наступила мгновенная темнота, но он, включив свет, продолжал сосредоточенно работать. Ветерок доносил из лагеря звуки пирушки, однако капитан не обращал на них внимания, считая и пересчитывая десятки вариантов распределения нагрузки, стараясь наиболее оптимально использовать полезное пространство фюзеляжей.

На борт поднялся О'Хейган и протиснулся к застеленному старыми картами столу.

– Я только теперь осознал, насколько привык полагаться на компьютеры, – посетовал капитан.

О'Хейган нетерпеливо тряхнул головой.

– А я провел самый удивительный день в моей жизни. Чтобы прийти в себя, мне, пожалуй, необходимо выпить. Поделитесь своими запасами. –Ученый плюхнулся на стул, не дожидаясь, пока Гарамонд достанет пластмассовую бутылку, потом осторожно глотнул прямо из горлышка. – Время не меняет эту отраву.

– Зато меняет человека, который ее изготовил.

– Как и всех нас. – О'Хейган отпил еще глоток и, видимо, решил закончить предисловие. – Надежда оказалась тщетной. Ни черта мы не добудем у этих аборигенов. Знаете, почему?

– Потому что у них нет таких станков?

– Вот именно. Они работают вручную. Вы это знали?

– Догадывался. У них есть автомобили и аэропланы, но нет заводов, аэродромов и дорог.

– Недурно, Вэнс. На сей раз вы всех опередили. – Деннис побарабанил пальцами по столу. В тесном пространстве самолета дробь прозвучала гулко и неприятно. О'Хейган снова заговорил, но уже без свойственной ему язвительности: – Они пошли другим путем. Ни разделения труда, ни массового производства, ни стандартизации, одна кустарщина. Желающий иметь автомобиль или электросбивалку для теста делает их сам от начала до конца. Вы заметили, у них даже велосипеды разные?

– Конечно. Они зачем-то подсчитывали наши самолеты.

– Я тоже обратил внимание, хотя тогда не понял. Должно быть, их поразила эскадрилья одинаковых машин.

– Вряд ли они поразились, – не согласился Вэнс. – Может, слегка удивились. Мне показалось, что эти люди по натуре не любопытны. Если у каждого аборигена есть свой отдельный дом, значит, в городе тысяч двадцать жителей. А подивиться на нас явились от силы две сотни. И почти все приехали на собственном транспорте.

– Стало быть, по-вашему, нас встречали только фанатики технического прогресса?

– Скажем так: изобретатели. Наши машины интересовали их гораздо больше, нежели мы сами. Такие соседи не станут совать нос в чужие дела, но и сами не вызывают любопытства.

О'Хейган подозрительно уставился на исписанные листки бумаги, разбросанные по столу.

– Вы намерены отправиться дальше?

– Да. – Капитан решил ограничиться самым коротким ответом.

– А экипаж? Желающие есть?

– Пока не знаю.

Ученый тяжело вздохнул.

– Я до смерти устал от полета. Он доконает меня, Вэнс. Но если мне придется жить среди людей, которые каждые два года заново изобретают велосипед, я спячу. Возьмите меня с собой.

– Спасибо, Деннис. – Гарамонд вдруг почувствовал, как защипало глаза. – Не стоит благодарности, – отрывисто произнес О'Хейган. – Давайте лучше посмотрим, чем вы собираетесь набить эти летающие душегубки?

Глава 18

Вопреки ожиданиям, Гарамонд собрал два экипажа по четыре человека и возобновил перелет. На рассвете обе машины поднялись в воздух и, не сделав прощального круга, не помахав даже крыльями, беззвучно ушли на восток.

День 193-й. Около 2.160.000 километров Вероятно, это последняя запись в моем журнале. Слова утрачивают свое значение. Мы заметно меньше разговариваем друг с другом. Но молчание не вызвано отчуждением, напротив, мы стали единым организмом. Поэтому странно, когда кто-нибудь вдруг начинает шевелить губами и языком, вызывая бессмысленные звуковые колебания. Произнесенные фразы рассыпаются на отдельные слова, слоги, звуки, услышанное больше не воздействует на работу мысли.

Порой мне кажется, то же самое происходит и со зрением. Мыслительный процесс никак не связан со зрительными образами. Мы пронеслись над тысячью морей, десятком тысяч горных стран. Возникнув на горизонте, они каждый раз поражают своей одинаковостью. Необычной формы вершина, излучина реки, причудливая группа островов появляются, суля новизну, однако тут же превращаются в банальные, безликие географические детали рельефа и бесследно исчезают. Я бы назвал это явление обманчивым разнообразием монотонности. Не будь у нас инерциальных датчиков курса, мне бы казалось, будто мы кружим на одном месте.

Впрочем, это не совсем так, поскольку мы научились ориентироваться по дневным ребрам на небе. Забавно думать о себе как о микроскопической мошке, залетевшей в сферический купол гигантского собора. Все наше сомнительное преимущество перед нею – это умение держаться постоянного направления по граням подвешенной в центре купола хрустальной люстры. Ведя машину под одним углом к прозрачно-голубым полоскам, я могу полчаса лететь, ни разу не услышав зуммера черного ящика, требующего поправки. Второй черный ящик, портативный детектор дельтонов, по-прежнему молчит, хотя мы в пути уже полгода. Деннис был прав: нам повезло с первой дельта-частицей.