Щит побережья, кн. 1: Восточный Ворон - Елизавета Дворецкая

– Щит уже готов, но я подумал, что тебя он не порадует и лучше я возьму его себе, – непринужденно ответил Наследник. – Агнар все перепутал и вместо Затмения Богов изобразил возрождение мира. Поскольку ты стоишь за квиттингскую войну, а я против, то людям будет более понятно, если «мирный» щит повешу возле своего места я. Если, конечно, ты не передумал.

– А почему ты думаешь, что я должен передумать? – Конунг выразительно поднял брови и внимательно посмотрел на сына. Они беседовали об этом предмете уже неоднократно и хорошо знали мнение друг друга.

– Потому что скоро у нас будут новости. К Стюрмиру приплыли квитты. Наверняка они что-то привезли. Я подумал, неплохо бы устроить пир сегодня или завтра.

– Конечно! – тут же согласился Хильмир конунг. Насчет пиров его никогда не приходилось уговаривать. – Надо оказать гостям эту честь. Если они приплыли к конунгу, то наверняка это достойные люди. И Стюрмир будет доволен.

– Я не против того, чтобы он был доволен, но мне хотелось бы поскорее узнать их новости! – мягко добавил Наследник, направляя мысли отца в нужное русло. – Весам не вечно качаться – нам давно пора принять какое-то решение. Мы думаем с самого начала зимы – достаточно долго, чтобы нас не сочли торопливыми.

– Я знаю, как тебя уважают, но не боишься ли ты, что тебя сочтут… чересчур осмотрительным? – вступил в беседу Фридгейр. – В мое время кровь у молодых была погорячее! Хе-хе! – Он хрипло хохотнул, точно хотел подзадорить не по годам трезвого и расчетливого Наследника. – Все знают: это ты против того, чтобы дать Стюрмиру корабли и войско. Конечно, снарядить хороший корабль стоит очень дорого, но многие говорят, что скупиться сейчас – неумно.

– Ввязываться в чужую войну – тоже неумно! – ответил Наследник, и только сейчас в его голосе впервые послышалось раздражение. Об этом они говорили уже не раз, и ему досадно было видеть, что его слова не производят нужного воздействия на престарелых юношей, жаждущих вернуть подвиги молодости. – Не тронь змею – она не укусит. Не хватайся за горящую головню – не обожжешься. Чужая война – как змея. Пока она за морем – нам нечего бояться за себя. Но стоит нам дать Стюрмиру людей, и мы уже не будем в стороне. Зачем нам терять людей и корабли ради квиттов?

– А железо? – напомнил Хильмир конунг. – Ты забыл, сколько серебра мы имеем только с «железных» пошлин?

– Едва лишь мы объявим себя сторонниками Стюрмира, как фьялли начнут грабить наших торговцев. Спроси купцов – они этого хотят? Нам будет трудно торговать и с фьяллями, и с раудами, и с хедмарами, и с вандрами – со всеми, кто севернее фьяллей! А ведь туда наши люди возят хлеб! Мне странно, что я должен объяснять кому-то такие простые вещи! – в сердцах окончил Наследник.

– Все это верно, но торговые люди говорят и другое! – не сдавался Хильмир конунг. – Если фьялли разорят железную добычу на Квиттинге, то где мы будем брать железо? А если мы им поможем, то наши купцы будут получать от Стюрмира конунга железо вдвое дешевле и торговать по всему Квиттингу за половинную пошлину! Ты думаешь, это не стоит похода? Твоя мать считает, что стоит!

Наследник махнул рукой. Война – не тот предмет, о котором женщины могут рассуждать со знанием дела. А вот к мнению части торговцев, которое только что высказал его отец, и правда стоит прислушаться. Слэтты, ведущие торговлю, никак не могли прийти к согласию. На полное общее согласие Наследник не рассчитывал – в человеческом море у каждой капли всегда будет свое мнение. В конце концов, способность иметь свое мнение отличает свободного человека от раба. Но необходимо уловить мнение большинства. Конунгу, который этого не может или не хочет, стоит отправиться в девичью и сесть за прялку.

В покой заглянула Альвборг. Овдовев, она вернулась с дочкой обратно к родителям, и ее по-прежнему называли здесь йомфру – «молодой госпожой».

– Где вы все? – Она улыбнулась, и блеск ее белых зубов, сияние ясных глаз пролили солнечный свет в хмуро молчавший покойчик. – Правду говорят, что сегодня у нас будет большой пир?

– В этом доме слухи не ловят ушами, а вдыхают вместе с воздухом! – весело воскликнул Хильмир конунг, обрадованный появлением любимой дочери. Малоприятный спор с сыном мгновенно испарился из его памяти. – О любом моем решении все знают раньше, чем я его приму!

Поняв это как согласие, Альвборг засмеялась и прошла через покойчик к отцу; Хильмир конунг обнял ее одной рукой, не вставая с места. Двадцатисемилетняя Альвборг была очень красива: высокая, статная, румяная, она любила улыбаться и везде привлекала к себе восхищенные взгляды. Тревоги и сомнения никогда не темнили ее лица, никто не видал ее в дурном расположении духа, не слышал от нее недоброго слова, и в Эльвенэсе ее прозвали Альврёдуль – Светило Альвов. Вдовье покрывало она давно сбросила и носила на голове неширокую полотняную повязку, сплошь расшитую золотом, из-под которой роскошной волной ниже пояса ниспадали ее светло-русые волосы. Платье из красной шерсти, золоченые застежки не выглядели слишком нарядными для буднего дня, а казались неотъемлемой частью ее сияющего солнечного существа. Дочь Хильмира считалась одной из лучших невест всего Морского Пути, но без колебаний отвергала любое сватовство, не желая снова менять привольную и веселую жизнь родного дома на чужую семью и занудные заботы по хозяйству.

– Мы приглашаем на пир квиттов? Это ты придумал, Наследник? – весело спросила она брата и слегка погладила его по гладко зачесанным волосам. Задумчивость на чеканном лице Хеймира сказала ей, что есть новости, но Альвборг не слишком интересовалась тем, что ее не касалось. – Ты молодец! У нас так давно не было хорошего пира!

– А то как же! – согласился Наследник. – Уже дней пять, а то и шесть. И почти столько же мы не слышали новых песен Сторвальда Скальда…

Он прямо глянул в глаза Альвборг: не смутится ли она? Ему не хотелось заводить разговор, который никому не доставит удовольствия.

Но Альвборг только засмеялась, и ее серо-голубые глаза искрились так же ясно.

– Вот видишь! – сказала она. – Что же это за зима, если не устраивать пиров и не петь песен! Зачем тогда она нужна?

– Конечно! Люди должны любоваться красавицами, иначе заскучают! – одобрил Хильмир конунг, очень гордившийся своей красивой и разумной дочерью. Она не делала больших глупостей, и потому конунг считал ее разумной.

Наследник показательно вздохнул и более искренне улыбнулся. Альвборг на всякий случай подмигнула ему, не зная, что он имел в виду. Хеймир ответил ей нарочито усталым взглядом: он мог осуждать ее, только пока не видел. Если он был умом и сердцем Эльвенэса, то Альвборг была его лицом – улыбающимся, прекрасным. Стоило это ценить и прощать ей маленькие женские причуды. Она восхищает, а из этого можно извлечь немало пользы. Не зря же Рагневальд Наковальня и очень многие другие готовы повторить все подвиги Сигурда, лишь бы заслужить ее улыбку.

Когда из усадьбы конунга пришли звать Стюрмира и его гостей на пир, Даг сначала обрадовался, а потом слегка оробел. Ему было приятно убедиться, что Стюрмира здесь все же уважают, как того требуют род и достоинство конунга. Но что надеть? Никогда раньше Даг не задумывался о своих нарядах, на любой тинг или пир надевал то, что ему шила бабушка Мальгерд, не разглядывая, но сейчас усомнился: достаточно ли его рубахи, накидки, плащи хороши для пира у конунга слэттов? Ах, как пригодилась бы ему сейчас Хельга! Она бы мигом перевернула вверх дном весь его сундук и деловито совала ему то одно, то другое: «Надень вот это! Нет, вот это! Это будет лучше! Этот пояс сюда подойдет!» Но сестра осталась далеко, и Даг застыл в размышлении, держа в каждой руке по рубахе и не зная, не засмеют ли его в гриднице конунга, если он явится с этими вот красными драконами на груди, вышитыми Хельгой. У одного дракона крыло слегка кривовато. Никогда бы раньше не заметил… Или лучше синюю надеть? Как у них тут принято?

Даг взглянул на Стюрмира конунга и устыдился своих мыслей. Чего стоят та или другая рубаха, когда у конунга такая беда! Выслушав его новости, Стюрмир почти ничего не сказал, но стал так мрачен и неразговорчив, что Даг не посмел его потревожить ни единым вопросом. Рядом с конунгом он ощущал непривычную робость и даже чувствовал себя виноватым за те неприятности, которые произошли дома. Хотя это, конечно, совсем ни к чему.

Стюрмир конунг молчал всю дорогу до усадьбы Эльвенэс. И в гриднице, будучи усажен за стол, он оставался так же замкнут. Впрочем, Дага и не тянуло разговаривать. Он был подавлен великолепием гридницы, коврами на стенах, драгоценной посудой, оружием на резных столбах, пестрыми нарядами гостей. Все это казалось шевелящейся и блестящей тучей, что лежит прямо на плечах и не дает поднять головы. Сейчас Даг особенно ясно осознал, как далеко от дома оказался. Непривычный выговор слэттов казался ему невнятным, он не всегда сразу понимал, если к нему обращались, и это увеличивало его смущение. Две или три сотни человек – и хоть бы одно знакомое лицо! А сколько женщин! Все такие красивые, и все смеются о чем-то между собой! Даг боялся бы, что над ним, если бы мог предположить, что его вообще заметили.