Залейся зельем! - Алексей Александрович Солдатов

— Что здесь творится?! — взволнованный кудесник еле просунул лицо в каретный фонарь. — Ман, ты опять со своими сказками!

— Я не виновата, — отвела взгляд старшая мандрагора, — они сами напросились.

Кудесник уже не слушал её оправдания, а гремел чашками и разливал кофе.

— Сахар и молоко… — задумчиво пробурчал кудесник, кладя в чашку пару кусочков тростникового сахара.

— Мурла… — начал было кот.

— Брысь! — огрызнулся на него кудесник. В последнее время его раздражало навязчивое желание Диадора заставить всех говорить слово «молоко» на кошачьем диалекте. — Сейчас не время спорить о тонкостях молочного произношения! Детей надо искупать и уложить спать!

— Сейчас сделаем, — неожиданно согласился пушистый ассистент.

Он по-деловому перебрался к фонарю и по очереди вытащил за шкирку плачущих мандрагор.

Зрелище было умилительное, и кудесник правда бы умилился, если бы не знал, что Диодор тащит своих дендрокотят купаться не по доброте сердечной, а чтобы лишний раз их обнюхать. Просто ему очень нравился их трюфелевый запах. Что поделать, коты даже в проявлениях заботы жуткие прагматики.

Малышки-мандрагоры перестали плакать, а Ра даже попыталась мяукнуть, пока ее несли.

— И какая же сказка была на этот раз? — спросил кудесник у Го, которая уже как ни в чем не бывало плескалась в кофейно-молочной ванне.

— Про аль-кхохо, — ответила малышка.

— Ох, опять эти ваши ботанические сказки… — устало вздохнул кудесник. — Ну почему все эти ваши плодово-овощные истории такие кровожадные?!

— Это жизнь, — обреченно ответила Ман. — Я еще про одуванчики не рассказывала, вот там вообще жуть, что творилось.

— Не сегодня, — отрезал кудесник. — Ты, Ман, лучше перед тем, как истории рассказывать малышам, сначала мне расскажи, я хотя бы заранее хороший конец придумаю.

— И про аль-кхохо сможешь придумать? — с надеждой спросила Ра.

— Да тут даже и придумывать ничего не нужно, — усмехнулся кудесник.

Он усадил мандрагор на полотенце и, изображая восточный ковер-самолет, перенес их к окну. На улице было темно, но тусклый свет фонаря все же подсвечивал одиноко стоящий ствол и укрытые снегом ветви.

Кудесник указал малышам на дремлющее в сугробе дерево.

— Что это? — спросили малышки.

— Это аль-кхохо, — усмехнулся кудесник. — Теперь оно растет у меня в палисаднике.

— Но ведь аль-кхохо жили на юге! — удивились мандрагоры.

— Да, но оно как-то прижилось у меня, — пожал плечами кудесник. — Теперь здесь у аль-кхохо новый дом.

Он с улыбкой посмотрел на мандрагор и добавил:

— Надеюсь, вы здесь тоже приживетесь.

Одеяло

Одеяло было лоскутное и очень сентиментальное. Станешь тут сентиментальным, когда смысл твоей жизни — окутывать теплом спящего человека. А если не одного? Ох, одеяло хранило в себе столько неуловимых наблюдений, столько человеческих секретов, что сравниться с ним могла только перьевая подушка, которая умела улавливать и тайком хранить зыбкие человеческие сны.

«Люди такие смешные, когда спят, — думало одеяло. — Они могут сколь угодно долго засыпа́ть вместе, но стоит им уснуть, как каждый пытается отползти в свою сторону кровати. А ведь они по-настоящему хотят спать рядом, лицом друг к другу. Но они не могут этого сделать, потому что им постоянно мешают их локти и колени. Вместе они могут спать только прижавшись спинами. Как странно, чтобы быть рядом во время сна, людям приходится отворачиваться друг от друга».

И одеяло тихо смеялось, ведь у него всё было гораздо проще. Оно всегда могло быть рядом с тем, кого требовалось согреть, и ему никогда ничего не мешало.

Многие вещи смотрели на одеяло свысока, ведь оно было набито ватой и казалось глупым и бесхарактерным. Слишком часто оно позволяло обращаться с собой без должного уважения.

— Смотри, — говорили вещи, когда одеяло клали на пол, чтобы хозяйская малышка могла поиграть на нем, — ты лежишь на полу, как какая-то тряпка! Еще немного, и об тебя будут вытирать ноги!

Но одеяло не слушало их, позволяя малышке ползать по себе, таскать себя из одного угла комнаты в другой и даже мусля́кать свой краешек беззубым ртом.

— Ты ведь благородное постельное белье, а не игрушка! — возмущался матрас, когда малышка растягивала одеяло между стульев, строя свое маленькое убежище. — Не позволяй так с собой обращаться!

Но одеяло лишь смеялось, подыгрывая девочке, превращаясь для неё то в волшебный лоскутный шатер, то в пещеру с несметными сокровищами, то в заброшенную в дремучем лесу хижину. На все возмущенные крики вещей одеяло тихо отвечало:

— Вы зря ругаетесь. Я делаю то, что должно делать. Мне вовсе не важно, грею ли я людей ночью или подогреваю их играми днем. Пока они нуждаются во мне, я буду хранить внутри себя их тепло и защищать от холода внешнего мира: реального или вымышленного.

* * *

Тули́нэ сидела на кресле возле очага, в котором вместо огня неумело танцевала малышка Ра. Молодая студентка Университета Прекрасных Принцесс поджала под себя ноги и с головой завернулась в старое лоскутное одеяло. Она одним глазом следила за неумелым танцем малышки-мандрагоры, а вторым пыталась дочитать очередной снимок фото-сказко-аппарата. Кудесник, который изучал толстую подшивку альманаха «Кастанеда и кактусы», хотел сказать, что сейчас Тули́нэ напоминает ему королевскую шаурму, но вовремя вспомнил, что студентка еще не была королевой. А студенческая шаурма звучит как-то уж совсем бюджетно.

Откуда ты узнал, что это было мое любимое одеяло? — сонно спросила Тули́нэ. — И откуда оно у тебя?

— Ну-у, оно досталось мне в наследство от прошлой жизни… — пожал плечами кудесник, но его хитрый взгляд говорил о том, что он, как всегда, что-то скрывает. В конце концов, он же хозяин волшебной лавки, и ведь неспроста каждый приходящий человек находит в ней то, что когда-то потерял, или то, в чём сейчас сильно нуждается.

— Я не знал, что это твое. Твое одеяло… — тихо добавил кудесник.

Тули́нэ ничего не поняла о прошлых жизнях, о которых толкует хозяин лавки. Да и кто вообще знает, что творится в головах у этих кудесников? Она вяло взяла краешек одеяла и попробовала его на вкус.

— Точно. Моё… — мечтательно вздохнула девушка. — Вкус как в детстве.

Потом она лениво перевела взгляд на танцующую мандрагору. Неумелые движения Ра завораживали. Казалось, что это не маленькая светящаяся мандрагора, а упавшая звездочка, чудом перенесшаяся из туманных пустошей в недра тесного магазинчика, затерянного где-то в темных лабиринтах зимнего города. И вот теперь этой звездочке скучно и от нечего делать она танцует свой нелепый танец под неуловимую, чарующую музыку.

Тули́нэ прикрыла глаза, ей грезилась далекая, но очень знакомая и убаюкивающая мелодия. Возможно, это Ра что-то тихо мурлыкала себе под нос, задавая темп своим неумелым