Девица Ноvодворская. Последняя весталка революции - Евгений Додолев

В первый раз за тысячу лет сильный уступает слабым, а не душит их на ходу. Григорий Отрепьев тоже был добр, тоже хотел завести демократию. Его выкинули из окна на копья. И, выдворив просвещенных, европейски образованных поляков, посадили на трон серого, привычного, тупого Михаила Романова.

Здесь уже кандидатура подобрана: наш охотник за ведьмами Руцкой. И туп, и сер, и в мундире, и привык не извиняться, а давить. Подсчитайте его сторонников, и вы будете знать точное число муравьев, которых надо брать за шкирку и вытаскивать из муравейника.

Муравьев много. Мы всегда были в этом муравейнике мутантами. (Интересно, по какой статье в муравейниках судят диссидентов?) Мы рождены свободными, и мы пришли, чтобы разорить эту райскую кучу коллективного бытия. В крайнем случае — чтобы ее поджечь. 20 августа мы выстояли на собственной гражданской панихиде между врагами, окружившими нас, российских лишних волков, красными флагами, как флажками. Будем ждать, когда заговорят двустволки? На этой «ферме животных», среди овец, кроликов и свиней, мы не были предусмотрены.

Но волк — это не только умение ходить самому по себе. Это умение прорваться сквозь строй, уничтожив «превосходящие силы противника».

Наступает осень. Мы пожнем то, что посеяли. Все лето мы выкручивались, лгали, хватались поочередно за все соломинки. То подкладывали Конституцию в почтовый ящик муравейника, то оставляли ее на пороге, то делали из нее винегрет на Конституционном совещании. А в результате? Ромашки спрятались, поникли лютики. Сейчас демократы шепчут над водой, обжегшись предварительно на молоке, очередной заговор: Совет Федерации. Который будет состоять из тех же председателей, два года назад поддержавших ГКЧП. Они в своих муравейниках — областях — короли. Они не примут Конституцию, ставящую муравейники вне закона. А идея сделать ботвинью из «останков» президентского проекта, уцелевших в мясорубке Конституционного совещания, и пучка полыни, предложенного в качестве Конституции нардепами, меня нисколько не прельщает ни в плане кулинарном, ни в плане политическом.

Наступает время сбора урожая. Его соберут в колхозные житницы. И, как с аппетитом рассказывает с телеэкрана мэр Лужков, будет он собран подневольными руками солдатиков (вот для чего всеобщая воинская повинность-то нужна! Для барщины!), которым даже заплатят трудодни. Нет, мы не дождемся при таких президентских сподвижниках, при таких столичных мэрах (представляете мэра Нью-Йорка, мобилизующего на кукурузу Пентагон?) своего законного кулака, на которого так хочется побатрачить. Нас обрекают батрачить на все то же государство, и ничто не скрасит этого добровольного крепостного права. Нас тыкают все в то же свиное корыто. Недаром Лужков предал Ельцина: ему не хочется, чтобы через прорубленное Гайдаром и Чубайсом в Европу окошко приватизации подул свежий ветер. Пусть все акционерные общества будут закрытого типа, как в Северной Корее, согласно чучхе. Фабрики — рабочим! И пусть с этими фабриками даже случится то, что с ними происходит уже 75 лет. Начхать! Муравейнику по фигу, что его Америка давно на пять столетий обогнала. Еще одну игрушку нашли: выборы в вакууме, без Конституции, без права, без перспективы. Мы, воинствующие либералы, гайдаровцы, проголосуем за себя, то есть за «Выбор России». Муравьи проголосуют за муравейники.

Солженицын писал: «От этого режима не требуется, чтобы он реформировался. Надо, чтобы он попросту сгинул». От колхозов не требуется ничего другого. Надо, чтобы они сгинули. Вместе с носителями красной заразы.

Хитрости не помогли. Остается поединок. Ведь победил же Давид Голиафа! Я не хочу есть колхозный хлеб, лучше пусть будет канадский: его фермеры произвели. Наши предки говорили: «У поля не стоять — все равно что побиту быть». Надо стоять у поля. Время строиться в каре.

Хорошо, что наступает осень. Пусть листья падут, как иллюзии, и обнажится беспощадная суть бытия. Или они — или мы. «Мне не служить рабом у призрачных надежд, не покоряться больше идолам обмана».

Советская власть запрещена

Такой плакат висел на соседней с нашей баррикаде в ночь на 4 октября. Ну сколько можно мучиться с кризисом власти? Мэрия сгорела, Белый дом расколошматили танками, Останкино едва потушили, до АЭС, слава богу, не дошло. Видно, над всей Россией было слишком безоблачное небо, и генерал Руцкой решил последовать примеру генерала Франко. Этак у нас целых зданий в столице не останется. Когда одна власть раздает на сессиях автоматы, а в подвале у нее не архив, а склад оружия, остается ее только запретить. И никакого кризиса властей!

Не умели жить при разделении властей — довольствуйтесь одной. Той, что осталась. То-то сейчас иностранцы передают в свои газеты: войска президента взяли штурмом парламент. А сами про себя думают: бедные русские! Им чего-нибудь попроще бы…

А то вместо того, чтобы идти во фракцию, у них оппозиция идет в леса. Прямо в Москве.

Звонят мне из бывшего АПН, которое теперь вместо коммунизма усиленно несет в массы демократию и даже экспортирует ее за рубеж, и говорят, что приехал мексиканский журналист из респектабельной газеты поживиться нашей революцией, потому что они у себя в Мексике страсть как революции любят, но дело у них с ними не выходит, потому что, во-первых, единственная проблема — это страдания Лауры и Хосе Игнасио, а во-вторых, у них Симона Боливара уже нет, а у нас Ельцин еще остался… Словом, сказали этому журналисту, что опять, мол, в России десять дней, которые потрясли мир, а Джона Рида нет, так что поезжай и привези материал. В Мексике очень удивляются, как это мы ухитряемся за одно столетие устроить две революции: одну справа налево, а другую слева направо, причем с одинаковым энтузиазмом.

Это вам не Рио-де-Жанейро, господа мексиканцы. Это Россия. А Россия, по Ницше, божественное играющее дитя — последняя степень свободы. Нам от природы даны художественные способности. Наша жизнь — набор из детского конструктора.

В 1917 году мы из этих кубиков, реек, деталей построили социализм. А сейчас он нам опротивел, мы пнули ногой эту эфемерную конструкцию, развалили с наслаждением собственную бутафорскую жизнь и сейчас из тех же кубиков хотим построить капитализм. В конце концов, кто у нас в России прораб? 21 сентября и 4 октября Ельцин доказал, что именно он. Он и мы, либеральные западники — демократы. Словом, «и Ельцин такой молодой, и юный Гайдар впереди». И напрасно Руцкой с изменившимся лицом бежал к зоосадовскому пруду, а Хасбулатов и его братья-разбойники требовали, чтобы автоматы грузили в бочках. Россия — не храм, а мастерская, и демократ в ней работник. Представляю: сидят сейчас западные советологи, пьют виски с содовой и рассуждают на тему, что умом Россию не понять. Мол, только в России демократия с разгоном парламента не кончается, а начинается. Только в России президент может быть демократичнее парламента. Только в России могут разогнать представительную власть по просьбе интеллигенции. Только в России народ и президент едины… А я вам скажу, что все это — лажа. Не было никакого парламента, и Конституции не было, и соответственно конституционного кризиса не было. Расскажите все это нашей американской бабушке, а народу не вешайте на уши лапшу. Все губернии и половина субъектов Федерации плюют на советскую Конституцию. У нас революция, шикарная буржуазная революция с ванной, гостиной, фасадом и садом.