Истории будущего - Дэвид Кристиан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Современные технологии обеспечили нашему виду беспрецедентную власть над будущим, способность определять его и преобразовывать, к лучшему или к худшему. Они позволяют нам мгновенно связываться друг с другом на расстоянии тысяч километров, изучать объекты размером меньше пылинки или на расстоянии миллиардов световых лет, а также создавать машины, способные переносить нас из одной части мира в другую менее чем за сутки. Но еще они породили новые опасности. Сейчас мы сжигаем ископаемое топливо в таких масштабах, что меняем атмосферу планеты и океаны, а наше оружие может уничтожить биосферу за несколько часов, если нам хватит безрассудства его применить. Эти изменения нашей способности управлять будущим неоднократно описывались в истории технологий256. Посему настоящая глава, как и главы 5 и 6, посвящена иным изменениям – изменениям в человеческих представлениях о будущем.
Необычайный размах инноваций обернулся новой коллективной гордыней в современном мышлении о будущем. Нынешнее представление о «прогрессе» убеждает нас в том, что мы можем переделывать планету под собственные цели, а необычайное богатство, плод современных технологий, придает этому убеждению достоверность: сегодня, впервые в истории человечества, большинству людей уже не нужно отчаянно бороться за выживание. С другой стороны, мы постепенно осознаем, что наши новые способности чреваты опасными и непредсказуемыми побочными эффектами, которые грозят гибелью всему живому. Мы сделались настолько могущественными, что наше мышление о будущем все чаще побуждает размышлять о том, как мы, люди, намерены управлять судьбой планеты и ее многочисленных обитателей.
Глобализация и создание всемирных сетей обмена также содействуют мышлению о будущем в глобальных масштабах257. До шестнадцатого столетия крупнейшими человеческими сетями были сети Афро-Евразии. С тех пор торговцы и мореплаватели, применяя как щадящие, так и беспримерно жестокие методы, сумели сплести все человеческие сообщества в единую планетарную сеть, насчитывающую почти восемь миллиардов человек. Нам неведом какой-либо другой вид, который смог бы объединиться во всемирную сеть, подобную нашей сегодняшней. Однако налицо поразительное сходство с эволюционными процессами, которые все теснее связывают между собой отдельные клетки внутри первых многоклеточных «макробов».
Глобализация одновременно творит и уничтожает. Из Сибири в Мезоамерику, с островов Тихого океана в Африку глобализация влекла европейских солдат и евразийские болезни, которые разрушали жизни, общества и экономику, которые губили древние культурные традиции. В Европе глобализация тоже потрясла древние основы знания, но здесь элиты все же ее одобряли, поскольку она заодно порождала новые формы богатства, власти и знаний. На какое-то время глобализация превратила «задний двор» [101] мировой истории в наиболее динамичный, процветающий и могущественный регион Земли. Европейские правительства, торговцы и ученые получали выгоду от создания первых глобальных сетей, а сам регион на несколько столетий оказался в центре глобальных потоков власти, богатства и информации. Вот почему многие из тех изменений, которые мы связываем с современностью, в том числе новые технологии, новые формы экономического управления и новые формы мышления о будущем, впервые появились в Европе – как стали со временем говорить, на «Западе», а уже после их подхватили и приспособили под себя в остальном мире.
Глобализация изменила представления о времени и будущем: людские сообщества во всем мире обнаружили, что их жизнь начинает определяться, если угодно, всемирными «расписаниями», которые вытесняют традиционные ритмы жизни. Сибирским оленеводам и жителям островов Тихого океана внезапно пришлось перенять ритмы войны, торговли и налогообложения отдаленных имперских центров, а современная промышленность начала повсеместно навязывать новые ритмы работы и отдыха, досуга и обучению. Часы делались все более точными, начали появляться индивидуальные их образцы. В восемнадцатом столетии у многих часов имелись минутные стрелки, а в девятнадцатом стали встречаться модели с секундными258.
Сложилось представление о едином мировом времени. В девятнадцатом столетии правительства и предприятия начали синхронизировать часы и календари. В 1840-х годах британские железные дороги публиковали расписания, синхронизированные со средним временем по Гринвичу, а к началу двадцатого века уже большинство стран сопоставило свои часовые пояса со средним временем по Гринвичу. Календари тоже подверглись пересмотру, ибо все больше стран принимало григорианское летосчисление. Традиционный календари, будь то мусульманский лунный или традиционный китайский календарь, до сих пор определяют жизненные ритмы миллиардов человек, однако ныне фейерверки отмечают начало григорианского нового года во всех крупных городах мира. К 2020 году почти все люди на свете угодили в ловушку единого глобального социального времени.
Отмечу также следующее: темп изменений ускорился до такой степени, что почти все мы теперь живем в гераклитовском мире бесконечных перемен. Ничто не кажется стабильным, все сталкиваются с турбулентностью времени А-серии. Как утверждал в 1920-х годах философ А. Н. Уайтхед, этот факт имеет огромное значение: «Впервые в человеческой истории мы живем в период, когда допущение фундаментальной стабильности оказывается ложным»259.
Изменения стали для нас настолько привычными, что мы легко забываем о новизне современных технологий. В 1829 году, в возрасте двадцати одного года, английская актриса Фанни Кембл познакомилась с революционной новой технологией железных дорог – через одного из творцов этой технологии Джорджа Стефенсона260. Прежде обитавшая в мире запряженных лошадьми упряжек, она инстинктивно воображала паровоз механической лошадью и поражалась его резвости:
«Это фыркающее маленькое животное, которое мне хотелось погладить… запрягли в наш вагон, а мистер Стефенсон усадил меня рядом с собою на скамью. Мы тронулись со скоростью около десяти миль в час… [Позже] паровоз заправили