Ветер над яром (сборник) - Павел Амнуэль

Мунир, вестник асов, стоял на палубе, приняв облик смертного, клюв сбросив и черные перья, накинул на плечи куртку багряно-черную, свежей кожей пахнущую. Еще раз скажу: доступно ли смертным, хоть и умельцу из умельцев, подобное? Ведь окрась кожу, пахнуть свежатиной не станет, запах сохрани, багряной не будет. Всем известно! И сияло обильное золото на вестнике Одина, как и сказано в сагах: диск солнечный на груди и жезл враноглавый в руке; на второй ладони заметил я следы крови, и не говорили о таком скальды. Сверкающим шлемом покрыл голову ас Мунир, рога же шлема сверкали, где такие быки водятся? Только в лесах небесного круга!

Сказал вестник: “Кто ты, ярл? Назовись!” Ответил я: “Хохи имя мое, Хохи, сын Сигурда, прозвища же своего назвать не желаю. И не ярл я, но сын ярла, названный викингами вождем в этом походе. Со мною же побратимы мои, их имена просты и не нужны приславшим тебя. Скажу лишь, что плывут со мною Хальфдан-свей, Голая Грудь, и Бьярни, семя Хокона, скальда Седого, младший сын его и последний живой из семерых. Что до драккара, то имя ему “Ворон”.

Сказал вестник: “Зачем в Валгаллу пришел, Хохи хёвдинг12? Отчего не повернул? Говори!” Ответил я: “Живым в обитель асов кто рад уйти? Нет таких. Но и назад повернуть не мог: братьев ищу, Эльдъяура и Локи. Глум Трусливый Пловец сказал: вами взяты. Верните братьев, бессмертные. Без них не уйду!” Смехом ясным, как сталь ножа, рассмеялся Мунир: “Здесь братья твои, здесь. Желанными гостями вошли в чертог, ныне же пошли в поход по воле Одина. Хочешь увидеть, дождись, столы ждут!” И сказал Хальфдан: “Хочу отведать пищи богов!” Прочие же согласились: “Хотим!”

Укрепив весла, покинули мы драккар, на твердую землю сошли, и не отличалась она от нашей земли: тверда и покрыта травой. В чертог вошли, где стояли столы, томясь от обилия яств, как и сказано в сагах. И сели мы к столам по слову Мунира, не робея более, ибо голодны были и не терпелось отведать, что за еда на столах Валгаллы. Блюдо к блюду стояли там, покрывая доски, и на всякой гортани вкус пища манила взгляд скитальца морей: дымилось мясо, мягкое кабанье и жесткое медвежье, рыба желтая, сухая и с каплями жира алая, и мелкая зернь, цветом подобная смоле и рябине. Все это знакомо, чему дивиться? Иное изумляло: белый песок, тающий меж губ, как снег, но снег сладкий. Сладкие же камни многих цветов. Не для мужей такая еда, но, правду сказать, подобной сладости не видят смертные. Ели викинги, блюд же не убывало: сновали меж столами прислужники, заменяя опустевшие. Иные из ансов стояли вдоль стен недвижно: черны были одеяния их и жезлы из темной стали висели на шейных ремнях, прильнув к каждой груди.

И пили викинги от щедрот асов, напитков же не перечислить. Назову немногие: пиво светлое, подобное нашему, лилось ручьями, но редкие из нас подставляли кубки, и темное было, сходное с напитком олль, гордостью островных саксов, и ромейских ягод кислый сок, что мудреет с годами, и с каплями воска мед, привозимый на торжище русами. Мало испили мы всего, о чем сказано, ибо по нраву побратимам пришлось иное, невиданное: вода на вид, на вкус же огонь. Хлебнувший неосторожно терял дыхание и не скоро мог вдохнуть всей грудью, глотнувший с умом весельем сердце наполнял, и огонь воды стекал в жилы, очищая разум, но связывая без ремней руки и ноги.

И молчал Мунир, ласково глядя, но голосом его вещали круглые рты, что, щитам подобно, висели вдоль стен: “Ешьте и пейте, воины Одина, ведь радостно будет асам увидеть вас, живых, за своим столом, ведь почетно для ансов прислуживать вам!” Взглянув на сомкнутые уста Мунира, удивился я: “Как говоришь?”, и ответил мудрый вестник: “Не говорю, то дух мой вещает!” Когда же уставал говорить Муниров дух, медь гремела из ртов, и плакали струны, словно многие скальды сидели на языках стен, но не было, видел я, скальдов. И спросил я: “Но где же асы, Мунир? Где Один, Отец Богов, и мудрый Хорд, и Норн, дева судьбы, и хранитель весны Бальдур? Где их давние гости: Сигурд, родитель мой, и Агни ярл Убийца Саксов, отец отца, и иные предки, мои и чужие, не здесь ли их место?” И еще добавил я: “Где же братья мои, Эльдъяур и Локи? Не ты сказал разве, что здесь?” Но смеялся в ответ солнечным смехом вестник Валгаллы: “Что толку печалиться, когда время ликовать? Что толку грустить, когда время радоваться? Ешь, Хохи-хёвдинг, и пей, ныне ты гость, завтра же беседовать станем!”

Когда же переполнились утробы побратимов, сменили рты стен медь на свирели, хлопнул в ладоши Мунир, и вбежали в чертог девы-валькирии. Лишь волосы медвяные, лишь косы соломенные прикрывали их наготу, рассыпаясь по плечам, и полные груди манили голодный взгляд. Пахло же от розовых тел так, как не пахнет и от цветов в лугах круга земель. Смело к викингам на колени садились божественные, с великим уменьем шелковыми бедрами шевеля, плечи руками обвивали, смеясь. Среди крика и смеха уснул я. Наутро же чисты были столы, и вновь полны блюда, но исчезли, словно не были, напитки, лишь немного светлого пива стояло в кувшинах из твердой воды.

Вошел Мунир и встал на пороге, говоря: “Вот для чего впустили вас в чертог свой бессмертные асы! Оборвала нить пряжи своей Судьба, и, полны коварства, двинулись войною на Фиорд Валгаллы силы тьмы: лесные боги русов и распятый, коему поклоняются саксы, с ними и духи Валланда. Близится Рагнаради13, дети фиорда! Земной круг защищая, бьются асы, но вот — изнемогли. Крепка ведь сила чужих. В помощь себе призвал Один героев и пошли они, все, кто пировал здесь: там ныне и отец твой, Сигурд ярл, и дед Агни, и прочие, коих долго перечислять. Но и герои слабеют, ибо в злобе своей смертных колдунов призвали злые. Колдуну же не страшен небесный меч. Лишь смертный викинг сразит колдуна. И бьются там, за багряной тучей, смертные братья твои, Хохи, со смертными властелинами чар. Что скажете, коли и вас призовет Один?”

Умолк Мунир, и погасли свечи, словно ветром пахнуло на них. Мрачно стало в чертоге, затем вновь вспыхнуло: две звезды зажглись наверху, у балок. Одна синяя, другая алая, и мигали они, уступая дорогу одна другой.

И сказал я: “Один — отец, мы — дети!”, и викинги подтвердили мои слова, крикнув: “Хейя!” Хальфдан же берсеркер добавил: “Хочу видеть колдуна. Посмотрю, страшен ли?”

Ответил Мунир: “Радостно слышать, но в бой не пошлю вас. Иная судьба выпала вам, прежде же чем узнать ее, надлежит людям фиордов познать силу асов. Вложите в ножны мечи и секиры привесьте к поясам, ибо ныне, по Одина воле, вручу вам жезлы быстрого грома!” Так сказав, велел привести раба. И привели: Мунир же, взяв у черного анса жезл, навел на приведенного. Полосатая куртка была на рабе, и окрасилась она кровью во многих местах, когда в руках Мунира грянул гром, частый, как невод, снаряженный на ловлю трески. Гром прогремел, и упал раб, весь в крови, и умер у ног наших. Сказал Хальфдан: “Вот страшная смерть: не видеть, откуда, не знать, кто. Воистину жестоки асы!” Но усмехнулся Мунир: “Что жалеть раба? Вам, отважным, громы даю по воле Отца Асов. Наставит же вас в искусстве быстрого боя Брун. Чтите его!”