Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография - Стейси Шифф

Игра, в которую она играла, становилась все опаснее. В июле 43 года до н. э. армия Кассия окружила и разбила войско Долабеллы, сам он покончил с собой. К Клеопатре теперь обратились другие враги Кассия, Октавиан и Антоний. Эти двое в конце 43 года до н. э. объединились, жаждая отомстить убийцам Цезаря, возглавляемым Брутом и Кассием. Для Октавиана, приемного сына Цезаря, она снарядила могучую эскадру, снабженную по последнему слову военной техники. Клеопатра собиралась лично доставить ее в Грецию. А в это время убийца Кассий начинает ей угрожать. Она не поддается. Он угрожает снова. Он ведь обращался к ней только за содействием, а она вместо этого помогла его врагу. Как-то это совсем не похоже на покорную деву, разрекламированную Цезарем. Разъяренный Кассий готовится к полномасштабному вторжению в Египет. Момент выбран идеальный: страна голодает, а царица уязвима без своих римских легионов. Позже Клеопатра будет настаивать, что отправилась в Ионийское море, не испытывая страха перед Кассием [56], но она ведь не настолько глупа, чтобы действительно его не бояться. Это крайне неприятный тип, на одну половину состоящий из жестокости и на другую – из жадности. Будучи довольно воинственным по натуре [57], именно он стоял во главе заговора. Сейчас под его командованием двенадцать первоклассных легионов и отборные силы конных лучников. К завоеванным городам он не проявляет ни капли жалости. Кассий – опытный военачальник, служивший у Помпея адмиралом и ранее уже воевавший на Востоке. Он только что захватил Сирию и находится теперь совсем рядом, у египетской границы.

И снова в последний момент Клеопатру спасает конфликт римских интересов. Едва начав поход на Египет, Кассий вынужден остановиться: Антоний и Октавиан уже пересекли Адриатику и двигаются на восток, чтобы дать ему бой. Он колеблется. Египет – желанный приз, руку протяни – и он твой. Однако Брут резко напоминает ему, что не для себя должен он взять власть, а для своей страны [58]. Разочарованный Кассий поворачивает в сторону Греции, где собирается объединиться с Брутом. Для Клеопатры же эта передышка оборачивается несчастьем. Она на флагманском судне ведет свой флот на помощь к Антонию и Октавиану, но опять вмешивается погода, против которой царица бессильна: дикий шторм в клочья рвет прекрасные паруса, легко переворачивает мощные корабли. Она возвращается в Александрию с жалкими остатками военно-морских сил Египта. Потом Клеопатра скажет, что пыталась пробиться к союзникам, «пока зима не принесла вообще много вреда, а ей причинила болезнь, из-за которой она и позднее не могла выступить» [59]. Кое-кто усомнился в ее искренности, подозревая, что правительница просто не хотела замочить своих ножек (интересно, что если Клеопатру не обвиняют в излишней дерзости и маскулинности, то ругают за ненужную хрупкость и женственность). Однако, похоже, царица не лгала. Она прекрасно знала, что не может отказать в помощи тем, кто рьяно мстит за смерть ее возлюбленного. К тому же один союзник Кассия, поджидавший царский флот в засаде с шестью десятками палубных судов, легионом Кассия и запасом горящих стрел, слышал отголоски бури и проплывал мимо обломков египетских кораблей, дрейфующих вдоль южного побережья Греции. Клеопатра приползла домой разбитая и больная. За все свои дорогостоящие усилия она не получила ничего.

Не сумев предложить победителям действенной помощи, Клеопатра понимала, что достаточно скоро ее призовут к ответу. И точно – римский эмиссар прибыл в Александрию, вероятно, в начале 41 года до н. э. Квинт Деллий, вкрадчивый и злой на язык переговорщик, трижды за время этой войны менял свои симпатии: из лагеря Долабеллы он ускакал к Кассию и сейчас, временно, осел у Марка Антония [60]. В Александрии он желал получить ответы на некоторые вопросы от почему-то отсутствовавшей на войне царицы Египта. Отчего она сотрудничала с Кассием? Как объяснить недостаток рвения помогать цезарианцам? Кого она все-таки поддерживает? Наверняка Деллия просветили насчет чудес Александрии и сияющего драгоценными каменьями дворца. Однако ничто не смогло подготовить его к встрече с Клеопатрой. Увидев Клеопатру и осознав, какой хитростью она обладает [61], он понял, что придется менять подход. Все источники единогласно, даже активно, сходятся в одном: Клеопатра действовала на людей обезоруживающе. Плутарх, например, настолько попал под влияние ее посмертных чар, что с приезда Деллия в Египет биография Марка Антония фактически превращается у него в биографию Клеопатры.

Деллий быстро сообразил, что доставит на суд к победителям вовсе не плачущую, подавленную горе-правительницу. От женщины, стоявшей перед ним, нельзя требовать объяснения своего поведения. Будучи оппортунистом, он наверняка увидел, что из сложившейся ситуации можно кое-что для себя извлечь. Он хорошо изучил вкусы своего главнокомандующего за время их совместных романтических похождений. Квинт Деллий либо растаял в объятиях Клеопатры, либо догадался, что Антоний в них растает, либо и то и другое. По счастью, обратной стороной его непостоянства была феноменальная гибкость: он без всяких усилий умел выгнуться в любую сторону. Он так льстил и заискивал, что непонятно, в чьих интересах в итоге действовал. Он посоветовал – и получает сразу много дополнительных очков за режиссуру – устроить небольшой спектакль, напоминавший эпизод из Илиады. Вот Гера легонько массирует кожу, умащивает себя прельстительными маслами, заплетает свои чудесные волосы, облекается в напитанное амброзией платье, перехватывает его на талии узорчатым поясом и – золото на груди да драгоценные камни в ушах – выплывает навстречу Зевсу [62]. Царице Египта следовало взять с собой самые роскошные одеяния и скорее отправиться с Деллием в путь. Ей нечего бояться, уверял он. По Плутарху, Марк Антоний – «среди всех военачальников самый любезный и снисходительный».

Тремя годами ранее Клеопатра, спеша домой из Рима под тусклым апрельским небом, повстречала другого настороженного путника. Октавиан направлялся в Рим как частное лицо, но при этом «вместе с ним шла и значительная толпа, с каждым днем как горный поток все выраставшая», и его несла волна доброй воли [63]. Может, на самом деле, а может, рассказчики в будущем выдумали, – в Риме его встречало что-то вроде античных спецэффектов. Когда он приблизился к Аппиевой дороге, туман растаял и «огромное гало, игравшее всеми цветами радуги, образовалось вокруг солнца» [64], которое не показывалось уже несколько недель. Люди в толпе вокруг Цезарева наследника не знали его, а он не знал их – но они шли вместе, потому что хотели, чтобы этот восемнадцатилетний юноша отомстил за убийство в сенате [65]. Он колебался, следуя совету своей матери «действовать хитростью и сносить обиды», во всяком случае, пока не придет в дом Антония. Бледный провинциальный подросток с вьющимися светлыми волосами