Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография - Стейси Шифф

морем, – обычно государство в таких случаях оставлялось на главного казначея, – но кто бы это ни был, справился он отменно. Она возвратилась в мирное преуспевающее царство, не утратившее позиций в отсутствие монарха. До нас не дошло сообщений о бунтах или восстаниях, которыми Александрия не так давно встречала ее отца, вернувшегося из Рима. Храмы процветали. Клеопатра легко вошла в свою старую главную роль. А вот новости из-за границы приходили тревожные. Арсиноя, ее младшая сестра в изгнании, снова нацелилась на престол. Повторив свой трюк четырехлетней давности, она сумела заручиться в Эфесе солидной поддержкой и провозгласила себя царицей Египта. Этот ее успех говорит не только о воле Арсинои, но и о непрочности позиций Клеопатры за рубежом. Храм Артемиды со всеми его бесценными сокровищами был к услугам младшей сестренки – и, похоже, у нее появились как римские покровители, так и сообщники среди членов семьи, или псевдосемьи. Примерно в это же время материализовался еще один претендент, заявлявший, что он – Птолемей XIII, чудесно воскресший после гибели в Ниле три года назад. Естественно, сестры друг друга ненавидели. Арсиноя, вероятно, даже подкупила наместника Клеопатры на Кипре. Путь от Кипра до Эфеса был недолог, а наместник был высокопоставленным официальным лицом. Усложняло ситуацию то, что при Клеопатре находился и ее брат, обременительный и, возможно, нелояльный Птолемей XIV. «Та вина – дважды споткнуться об один и тот же камень – осуждена народной пословицей», – заметил однажды Цицерон в письме к Планку, а Клеопатру – снова уязвимую – никто не мог обвинить в неловкости. Тем летом она организовала убийство своего младшего брата: видимо, его отравили [42].

Был ли пятнадцатилетний юноша в сговоре с изгнанной сестрой – неизвестно, но можно точно сказать, что он тяготил Клеопатру и мешал ей чувствовать свою независимость. Избавившись от него, царица тем же летом провозгласила Цезариона своим соправителем. По прошествии июля – новое название у месяца появилось совсем недавно и заставило Цицерона скрежетать зубами – Цезариона объявляют фараоном. Начинается третье совместное правление Клеопатры. Она придумала идеальное решение проблемы. Ее сын стал величаться «Царь Птолемей, прозванный Цезарем, Любящий Отца и Любящий Мать Бог». У Клеопатры появился обязательный мужчина-соправитель. Дважды божественный римлянин сел на египетский трон. Трехлетка вряд ли мог вмешиваться в политику своей матери.

Это был не только блестящий стратегический расчет – Клеопатра символически укутала Египет в плащ Цезаря, за который, она предвидела, скоро разыграется жестокая битва, – но и умный с точки зрения иконографии шаг. Если Цезарь набрался в Александрии царственности, то Клеопатра набралась в Риме божественности. Она вдохновенно играла роль Исиды, особенно акцентируя внимание на материнской грани образа – весьма необычный способ получения дивидендов от рождения ребенка. На празднествах она появлялась в великолепном облачении Исиды [43]. Недавние события оказали ей изрядную услугу: убийство Цезаря разрушило годами разрабатываемые Клеопатрой планы, но оказалось невероятно ценно для ее имиджа. По легенде враги Осириса, земного мужа Исиды и верховного мужского божества, зверски искромсали его тело. Однако Осирис оставил после себя юного наследника, верного и сообразительного будущего правителя. Горюющая Исида собрала возлюбленного буквально по кусочкам, чтобы провести обряд воскрешения. Мартовские иды удачно поддержали миф: потеря сделала Клеопатру еще сильнее – теперь она была скорбящей женой замученного бога. Весьма кстати пришлось и то, что в Риме в первый день 42 года до н. э. Цезаря торжественно объявили богом.

На публике Клеопатра играла роль Исиды – дарительницы мудрости, материальной и духовной пищи, демонстрировала сына, превозносила семейную троицу и духовное перерождение [44]. Она затеяла грандиозное строительство, в котором по полной программе эксплуатировала миф. Цезариона и сегодня можно увидеть на барельефах храма Дендеры, в основании которого участвовал еще его дед по материнской линии. Вероятно, царица желала увековечить восхождение сына на трон и для этого повелела изобразить его в коронах Верхнего и Нижнего Египта, ступающим перед ней и воскуряющим фимиам Исиде, Гору и Осирису. Два сюжета красиво переплетаются: она следует за ним в образе фараона и богини, с систром[80] Исиды в руке, с двойной короной Исиды на голове. Ее имя идет первым в выбитой внизу подписи: скорее всего, она торжественно открывала новый комплекс [45]. Кроме того, царица завершила работу, начатую ее отцом в Эдфу, в Верхнем Египте, к которой, возможно, привлекла дендерских рабочих. Основала храм-лодку в Коптосе на севере и построила маленькое святилище в честь рождения божественных чад за главным храмом в Гермонтисе, рядом с сегодняшним Луксором. Цезарион стал ассоциироваться с Гором, который – вряд ли случайно – должен отомстить за смерть отца. Должно быть, Клеопатра уже тогда начинает также строить массивное сооружение, посвященное Цезарю и позже известное как Цезариум, над Александрийской гаванью. В итоге это будет целый город в городе, со своими портиками, библиотеками, апартаментами, рощами, дорогами, проездами и дворами, набитый изысканными предметами искусства [46]. А самым крупным из ее проектов стал храм Исиды в Александрии, сегодня полностью утраченный.

На других фронтах тоже велась кипучая «воскресительная» деятельность. При Клеопатре Александрия переживала мощное интеллектуальное возрождение [47]. Собрав вокруг себя когорту мыслителей, царица возродила сообщество греков-интеллектуалов в городе, куда без труда заманивала ученых. Среди своих приближенных она числила Филострата, оратора, почитаемого за увлекательные импровизации. Может статься, он даже был ее личным наставником. Единственная национальная философская школа возникла при Клеопатре; скептик Энесидем из Кносса спорил с догматиками об относительности человеческого восприятия и непостижимости причинности. Историческая и лингвистическая наука переживала ренессанс, хотя тут и не случилось каких-то ошеломительных прорывов. Единственным исключением стали медицина и фармакология. Врачи всегда занимали особое положение при дворе Птолемеев, будучи влиятельными государственными мужами, пекущимися об общественных интересах, и при Клеопатре наиболее выдающиеся из них написали массу теоретических и практических трудов о врачевании и различных болезнях. Особенно много смелых шагов эти люди сделали в хирургии, предложив целый набор новых специальных навыков: до этого их работа не была оригинальной, сводилась к классификации и практически исключала творчество. Начали появляться первые исконно александрийские ученые. Один из них, сын местного торговца соленой рыбой, был на четыре года младше Клеопатры, звался Дидимом и выделялся при дворе живым умом и феноменальной работоспособностью. Он свободно рассуждал о языке, о Гомере, о Демосфене, об истории, драме, поэзии. И даже иногда пускал сатирические стрелы в Цицерона. Удивительно, что у него находилось время и для монарха: бешено продуктивный Дидим выпустил больше 3500 научных трактатов и комментариев. Видимо, поэтому он вечно не мог вспомнить, что уже написал, и за