Избушка на костях - Ксения Власова

– Знаешь что! – выплюнула русалка так, будто во рту у нее спрятана горькая отрава. – Бери полынь и сама ты сгинь!

И снова заливистый, звенящий смех толкнул меня в объятия тьмы. Нежные девичьи руки потащили куда-то, и, когда земля поменялась местами с небом, над моей головой сомкнулась толща воды. Плеск потонул в зловещей тишине озерного дна. Ног коснулся ил. Мелкий камень лезвием ножа порезал лодыжку, и пролившаяся кровь на миг пробудила меня. Я оттолкнула русалку, будто мешавшую мелкую шавку, и устремилась наверх. Широко распахнутые глаза защипало от мутной воды. Где-то вдалеке, на ряби видневшейся глади, промелькнуло лицо Тима. Обычно бесстрастное, оно было искажено животным ужасом, а распахнутый рот походил на оскал зверя, загнанного в угол. Я вскинула руку, всем телом, всем нутром потянулась к Тиму… и кто-то за подол потащил меня вниз, точно птицу за привязь. Холод и мрак полностью овладели и душой. Я замотала головой, закричала, но крик поглотило холодное водное безмолвие. Взгляд мой потемнел, грудь опустилась в последний раз, разум затопила ночь и…

– Дыши, девка ты бедовая, дыши!

Изо рта вылилась вода, я закашлялась и, издавая ужасные, нечеловеческие звуки, сделала первый вздох. Горло обожгло огнем, грудь сдавили тиски. Я будто разучилась дышать и никак не могла заново освоить эту премудрость.

– Живехонька, – раздался над ухом скрипучий, как ветер в лесу, голос. – Не успела мавка моя ее до смерти защекотать. Так, помучила чуток.

Я с трудом разлепила веки. Передо мною на большом камне, наполовину ушедшем в озеро, сидел обрюзглый старик. Волосы его давно выпали. Лысая макушка сияла, точно масляный блин, но на лице с рыбьими чертами гордо пушились зеленые и тонкие, как тина, усы. Выпученные глаза глядели на меня дружелюбно и чуть виновато.

– Ты уж прости, ведьма костяная, мавку мою. Не со зла она, с испугу! Утопилась ведь в свое время из большого страха, а тут страж твой верный… Вот страх ей сердце и очернил, на глупость толкнул.

Кто-то бережно коснулся моих мокрых распущенных волос. Я запрокинула голову, встречаясь взглядом с Тимом. Его тонкие губы кривились в злой улыбке. В глазах плескалась, точно рыба в озере, ярость.

С левой стороны послышались тихие женские всхлипы. Затем раздался шумный плеск воды.

– Переживает, – весомо проговорил старик. Только сейчас я приметила, что ноги у него необычно длинные, а со стороны и вовсе на хвост похожие. – Не со зла она, не со зла…

Он тяжело вздохнул и, выдернув из своих усов зеленый волосок, протянул его мне.

– Держи, это для водицы мертвой. Яге только не говори, что я дал волос, а не мавка. Узнает, что ты ее ослушалась, стража привела, – рассвирепеет. Ни тебе, ни мне несдобровать.

Выпученные глаза, лишенные ресниц, смотрели доверительно. Тихий голос звучал чуть вкрадчиво, чуть уговаривающе. Боялся старик Яги, ох боялся! Не меня прикрывал, себя.

Я взяла волос из пухлой, скользкой руки, пахнущей рыбой, и, не в силах ничего сказать, кивнула. И так уже знала, кто передо мной. На такого злиться – только на себя беду кликать.

– За хлеб благодарю, – уже радостнее произнес водяной. – Задобрили старика! Коли не отпечаток Красна Солнышка на нем, вовек бы не стал вмешиваться. Но должок у меня перед братьями…

Не договорив, водяной подмигнул мне и одним движением сполз с камня. Вода пошла рябью кругов, но сколько я ни всматривалась в озеро, не могла больше углядеть его хозяина.

– Ушел, – пробормотала я, сжимая в пальцах зеленый волос.

– Скатертью дорога, – процедил Тим и отвел взгляд от озера. – Сможешь идти, или на руки взять?

– Плечо подставь, – попросила я.

Всю дорогу я раздумывала над словами водяного. Почему русалка так испугалась Тима? Деревенские его побаивались, но то люд простой. А тут русалка – нечисть, которая и сама на других ужас наводит. Ей-то от чего пугаться?

– Скажи Яге, что вместе на озеро ходили, – проговорил Тим уже у самых костяных ворот с замком в виде распахнутого рта. – Пусть знает.

Я поморщилась, как от горького лука. Не хотелось отмываться от ругательств и наставлений, которые ведром помоев непременно обрушатся на меня. А ну как Яга передумает? Не станет меня мертвой и живой водой поить, оставит ведьмой необученной.

Решение, нашедшееся, точно золотой в кармане, принесло облегчение. Я вскинула голову и твердо обронила:

– Не надобно ей лишнего знать. Волос у меня, а остальное и выеденного яйца не стоит.

Тим посмотрел на меня искоса, неодобрительно покачал головой, но спорить не стал. Под его ногой прошуршал камешек и отлетел в сторону – в покрытый мхом ствол дерева. Сидевший на ветке дрозд распахнул крылья и скрылся в зеленом облаке крон.

– Скажу тогда Кощею, что по лесу бродил. Но, может, он и не спросит.

Мы друг за другом нырнули в распахнутую калитку, и уже на скрипучих ступеньках крыльца я снова вспомнила перекошенное страхом лицо русалки. С языка рвался вопрос, я уже обернулась к Тиму, но замерла с распахнутым ртом. В тишине, заполонившей пространство, пронесся надрывный звук оборванной струны гуслей. Я промолчала и опустила голову.

Что-то во мне всем нутром жаждало, чтобы и это дело выеденного яйца не стоило.

– Что с тобой, девонька? – Яга привстала с лавки. Шорох ее шагов оживил, точно яркая краска черно-белый рисунок, перезвон серебряных браслетов и шелест парчового платья. – Вся белая, а губы серые. Да и трясешься вся, точно в лихорадке!

Я обхватила себя руками, только сейчас заметив озноб, сотрясающий тело. В глазах щипало, будто в них песок насыпали, в сухом горле разливалось болезненное пламя.

– Русалка чуток пощекотала, – сипло проговорила я. Жаловаться, как и расписываться в собственной глупости, было стыдно. – Вот ее волос.

Яга осторожно, бережно, будто ребенка, взяла у меня подарок водяного, поднесла к свету. Тонкий зеленый волос в лучах солнца переливался радугой, точно роса на траве поутру. Яга дернула носом, втянула воздух так, что ноздри затрепетали, и с одобрением кивнула.

– Чую, чую смерть, из воды извлеченную. – Она перевела взгляд на меня и досадливо цокнула языком. – Как в лапы русалке угодила, горе луковое? Полынь не помогла или слова нужные забыла?

– Дремота меня сковала, – неохотно призналась я. – Не сразу поняла, где нахожусь: наяву или во сне.

Яга сложила руки на груди. Мои слова ей не пришлись по душе, но нравоучений не последовало, все же волос – вот он, в ее унизанных кольцами пальцах, будто кончик нити в объятиях иглы.

– Вовремя, значит, ты проснулась, – заметила она и махнула рукой. – От смерти спаслась, а от хвори я тебя излечу. Есть у меня одно снадобье… Коли не предначертано тебе погибнуть, оно на ноги вмиг поставит.

Она подошла к окну и, широко разведя резные ставни, крикнула в даль двора:

– Соколик, банька натоплена?

Я заглянула за плечо Яги. По тропинке между колодцем и сараем шел Кощей. Обнаженный по пояс, он тащил в одной руке связку чурбаков, а другой придерживал топор, закинутый обухом на широкое плечо. То ли взгляд мой помутился из-за лихорадки, то ли виной тому было солнце, бьющее в спину Кощея, но капельки пота, стекающие по его бугрящемуся сухими мышцами стану, заставили судорожно сглотнуть. Пылающее горло обожгло болью, а лицо наверняка уже не было таким белым, как прежде.

– Натоплена, душа моя, – мурлыкнул Кощей, останавливаясь на тропинке. – Пойдешь?

– Василису сначала отправлю, – ответила Яга. – Ей согреться надобно. Положи в парилку новый веник, но не березовый, а дубовый.

С губ Кощея не сорвалось ни одного вопроса – лишь обещание сей же час все выполнить, сопровожденное плутовской улыбкой. Видать, за минувшие лета в избушке он ко всякому привык.

Яга спустилась в подпол, вернулась с медным пузырьком с мизинец величиной. Узкое желтое горлышко, заткнутое деревянной пробкой, тускло поблескивало на свету.

– Возьми и ступай в баньку, – сухо сказала она и подтолкнула меня в сторону крыльца. – Да поскорее. Гость ко мне сейчас заглянет – важный, долгожданный. Нечего тебе под ногами крутиться, чай не кошка у крынки.

Только сейчас я приметила на столе серебряное блюдечко. Яблочко лежало чуть в стороне, потому на дне можно было разглядеть разве что свое отражение – туманное, неясное, как наше грядущее.

– Князя какого ждешь? – спросила я без особого интереса. Привыкла уже, что к Яге частенько кто-то за советом захаживает. – Или леший придет в картишки перекинуться?

– Не твоего ума дело, – вдруг непривычно резко ответила Яга, точно оплеуху словесную отвесила. – Иди