Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной безопасности - Джули Федор

Первые доказательства связей церковных иерархов с КГБ выявились вскоре после событий августа 1991 года. Общественное возмущение ГКУП и ролью КГБ в неудавшемся перевороте было настолько сильным, что на какой-то момент КГБ утратил возможность контролировать доступ к своим архивам, которые пришлось открыть для различных парламентских комиссий, организованных для расследования переворота. Одна из таких комиссий, возглавляемая Львом Пономаревым и Глебом Якуниным, совершила первую (и последнюю) серьезную попытку со стороны российских властей раскрыть и исследовать проблему внедрения КГБ в Русскую православную церковь. В ходе работы комиссии Якунин, бывший узник совести, православный священник[938] и давний критик вмешательства КГБ в жизнь церкви[939], обнаружил и опубликовал архивные документы, свидетельствовавшие о том, что православные церковные иерархи работали агентами КГБ[940]. Проблема проникновения КГБ в православную церковь уже поднималась в самиздатовских публикациях, а на закате горбачевской эпохи — и в прессе. Однако впервые подобные заявления получили документальное подтверждение из архивов КГБ[941].

Конечно, следует проявлять большую осторожность, выявляя и осуждая коллаборационистов и информаторов, особенно на основе материалов госбезопасности. Нам, к примеру, известно, что в КГБ заводились досье на людей, которые и представления не имели, что КГБ считает их своими агентами[942]. Подобная практика могла применяться для раздувания статистики и видимости выполнения нормативов или даже с целью скомпрометировать кого-то в будущем со зла или из мести[943]. Это настолько покрытые мраком вопросы, что некоторые комментаторы в СМИ даже стали предупреждать о том, что подобные слухи распространялись прямо из КГБ с целью дискредитировать церковь и новое политическое окружение[944].

Защитники православных коллаборационистов советской эпохи, приверженцы так называемого сергианства (по имени первого «советского» патриарха Сергия Старогородского, который издал декларацию о лояльности Советскому государству в 1927 году), которые в обмен на легализацию церкви пожертвовали своей независимостью, утверждают, что такие компромиссы были необходимы для того, чтобы сохранить церковь. Но какой бы логичной ни была такая позиция в определенных исторических условиях, отказ Московского патриархата обсуждать эту проблему открыто существенно пошатнул доверие к церкви[945].

Это сложные проблемы. В бывших коммунистических странах Центральной и Восточной Европы над вопросом, что делать с бывшими секретными информаторами и сотрудниками спецслужб, бьются вот уже два десятилетия с разной степенью успеха. Как ни странно, многие бывшие диссиденты высказываются против обнародования имен бывших агентов. В то же время при всех неудачах такую политику в Центральной и Восточной Европе многие ученые считают жизненно необходимым процессом для консолидации демократических сил в этих странах[946]. Но как бы то ни было, примирение, к которому взывают в Центральной и Восточной Европе, едва ли возможно в России по причине отсутствия открытых обсуждений таких проблем, тем более что сам вопрос исчез из российской повестки дня уже в середине 1990-х годов. Шансы на принятие российского закона об обнародовании дел бывших чекистов теперь кажутся немыслимыми. Напротив, стало модным и полезным приписывать себе чекистское прошлое, которого не было[947]. Вместе с тем проходят громкие кампании по ограничению и запрету профессиональной деятельности членов «тоталитарных сект»[948].

Духовная безопасность и гражданское общество

Концепция духовной безопасности не ограничивается только религиозной сферой. Новая концепция безопасности широкомасштабна и охватывает многие области.

В 2003 году коммунист Виктор Зоркальцев, бывший тогда депутатом парламента, выступил с несколькими речами по вопросу духовной безопасности, предложив распространить эту концепцию на другие гражданские права и свободы[949].

Так, печальное положение международных неправительственных организаций в России ярко характеризует заявление, сделанное Путиным вскоре после назначения его премьер-министром в июле 1999 года. В заявлении этом указывалось, что экологи и члены неправительственных организаций, действующие на территории России, являются иностранными шпионами[950]. Однако, несмотря на это, путинский режим часто прибегает к громкой риторике, подчеркивая свою поддержку «сильного гражданского общества». К примеру, в сентябре 2003 года Путин, выступая в Колумбийском университете, заявил, что «спецслужбы не должны совать нос в гражданское общество»[951]. Но на практике становится все очевиднее, что представление российского правительства о гражданском обществе кардинально отличается от общепринятого. Создается впечатление, что правительство стремится заменить старое независимое движение за права человека суррогатами, одобренными государством и зависимыми от него. Представителей именно таких суррогатов приветствовал один из главных путинских чиновников как активистов движения за права человека «новой волны»[952]. Некоторые из этих активистов всерьез озаботились духовной безопасностью, включив права человека в категорию духовных ценностей и в стратегию, призванную противостоять западному дискурсу прав человека[953]. В 2004 году Путин выразил обеспокоенность тем, что гражданское общество слишком зависит от иностранных грантов, заявив в своем стиле, что российские организации, финансируемые из-за рубежа, не могут «укусить руку, с которой кормятся»[954]. Видимо, это предостережение сверху о нежелательности связи между российским гражданским обществом и зарубежными правительствами побудило политика-ультранационалиста Виктора Алксниса обрушиться с нападками на Комитет солдатских матерей — вскоре после заявления Путина он потребовал проверить источник финансирования этой организации[955]. В январе 2006 года произошел громкий шпионский скандал — ФСБ объявила, что российские НПО получают деньги от британских разведывательных служб[956].

Это смысловое объединение шпионов и неправительственных организаций способствовало демонизации гражданских активистов в России. Особенно ярко это проявилось в статьях красноречивого теоретика духовной безопасности, генерал-лейтенанта КГБ в отставке Николая Леонова. Хотя официально Леонов больше не представлял госбезопасность, в его публикациях в журнале «Спецназ России» духовная безопасность предстает как квинтэссенция современного чекиста, как «лицо» чекистской системы, выражающее «его дух, его принципы»[957]. Кроме того, Леонова можно считать олицетворением союза духовности и безопасности, который характерен для общественной жизни современной России. Поэтому прежде чем приступить к рассмотрению идей Леонова, следует остановиться на его рабочей биографии.

Леонов, как повествует он сам, более трех десятилетий работал в зарубежной разведке, стал заместителем руководителя, а в конце 1991 года ушел в отставку, погрузившись в состояние некоего шока после распада СССР[958]. Оправившись от потрясения, он вступил на несколько новых стезей одновременно. Начал читать лекции в престижнейшем Московском институте международных отношений, написал и опубликовал в 1995 году мемуары[959], а также принял крещение в православной церкви. Примерно в то же время он появился на телевидении в качестве комментатора еженедельной программы «Русский Дом», в которой проработал с 1992 года вплоть до ее закрытия в 2004 году[960]. Сама программа «Русский Дом», рупор крайних националистов на московском региональном телевидении, была примером нового союза, возникавшего между органами госбезопасности и наиболее консервативной и бескомпромиссной частью Русской православной церкви. Помимо Леонова в программе также выступал православный священник отец Тихон (Шевкунов), ставший известным в конце 1999-2000 годов, когда в прессу просочились слухи о том, что он духовник Владимира Путина[961]. Благодаря «Русскому Дому» Леонов начал свою карьеру в политике, решив баллотироваться в парламент в 1999 году[962]. Его последующие политические успехи отчасти можно приписать его известности как экс-чекиста; почитатели Леонова считают его воплощением духа российских органов госбезопасности.

В своих статьях Леонов пишет не столько о сектах, сколько об угрозе, которую представляют борцы за права человека, или правозащитники. Его тирады против них часто основываются на размышлениях о «духовной безопасности». Эти размышления — пример того, что борцы за права человека воспринимаются им сквозь чекистскую призму с ее новым «духовным» фильтром. Типичный образец — статья «На кого работают российские "правозащитники"», появившаяся в сентябре 2003 года на сайте Московского патриархата «Радонеж». В ней Леонов утверждает, что правозащитники не только живут за счет денег Запада и предателей-олигархов, но и явно поддерживают НАТО и американский внешнеполитический курс, защищают чеченских боевиков и совершенно безразличны к правам россиян[963].