Право на легенду - Юрий Васильев

Возвращаясь со склада, он заметил на тропе большую черную собаку. Она стояла понуро, тяжело дыша. «Что за чепуха? — подумал Сергей. — Не слышал вроде, чтобы собаки одни по тундре бегали. Хозяин должен быть. Он поднял голову и увидел выходящего из густых зарослей кедровника человека.

Пряхин был в пути уже три дня. И к исходу второго дня понял, что вовремя не успеет. Все оказалось сложнее, чем ему представлялось. Спуститься в долину он не рискнул: именно сейчас там особенно много воды. Идти к избушке Малкова и добираться оттуда берегом — слишком большой крюк. Оставался один путь к заброшенной дороге от прииска Глухариный — эти места ему были знакомы, он надеялся, что по наезженной колее идти будет куда легче. Но прежде надо было миновать два перевала, о которых он знал понаслышке, а если бы знал не понаслышке, то никогда бы не решился на такую авантюру. Даже его бычье сердце не выдерживало. Мартын сигал, как козел, а Пряхин карабкался по крутым, как пожарная лестница, склонам и чертыхался. Дойти он, конечно, дойдет, но будет это через неделю.

Еще час назад, выйдя к ручью, он окончательно примирился с мыслью, что опоздал. Подумал он об этом как-то легко, не ощутив ни горечи, ни обиды. Напротив, все показалось таким настоящим, невыдуманным. Чего он всполошился? Честолюбие в нем взыграло или многолетняя привычка быть впереди, делить все сделанное на главное и неглавное, оглядываться на вехи, которые оставил после себя? Так их уже достаточно, этих вех. Первый тракторный поезд на Амгуэму у него никто не отберет. И первый отвал на первом горном участке. Все это по делу получалось, само собой, сообразуясь с интересами производства, а теперь он бежит сломя голову, чтобы перед собой покрасоваться, постоять рядом с Коростылевым, вроде как ленточку перерезать при торжественном открытии. Не в его это правилах так себя вести.

Рассуждая таким образом, он продолжал идти, потому что идти было надо. Теперь уже все равно. Он поднялся на сопку, за которой, по его расчетам, лежала сухая низина, тянувшаяся до Глухариного, и сразу же услышал стук мотора. «Дизель гоняют на холостом ходу», — подумал он и, присмотревшись, — ему хорошо было видно с уклона, — разглядел буровой станок и рядом с ним вездеход. Вездеход он увидел, пожалуй, раньше, чем станок, и уже потом, когда, спотыкаясь, бежал вниз по сопке, увидел еще и людей.

— Вы кто такой? — настороженно спросил Сергей, когда Пряхин вышел на поляну.

— Ты погоди, — Пряхин, задыхаясь, смотрел через плечо Сергея. — Погоди! Машина куда идет? — И тут увидел, что вездеход тронулся. Он сорвался было с места, но понял, что ему не догнать, слишком далеко. И кричать тоже далеко, не услышит.

— Вездеход еще вернется, — сказал Сергей. — Вы откуда? Что-нибудь случилось?

— Мне нужен начальник партии. — Пряхин уже собрался, взял себя в руки, хотя каждый мускул в нем еще подрагивал: слишком неожиданно все это получилось, как из-под земли. — Начальник партии у вас далеко?

— Я пока за начальника, — сказал Сергей, признавая в Пряхине бульдозериста, с которым они вместе работали на Хатырке. — Что-то вы, товарищ Пряхин, в странном виде сегодня?

— Ты меня знаешь?

— Я Сергей Грачев. Бурильщик. Мы с вами Суровую в живом виде перетаскивали. Помните? Когда еще на Хатырке знаки пошли.

— Правильно, Грачев. Смотри-ка ты! Слушай, Грачев, веди меня куда-нибудь. Устал я очень.

Через полчаса, блаженно потягиваясь на тюфяке, Пряхин рассказал Сергею все, как было. И про то, как много лет назад Егор Коростылев рисовал им с капитаном Варгом занятные картинки на клочках бумаги, про то, как увидел он в Москве придуманный Коростылевым город, как решили они, что будут начинать вместе, и он, Пряхин, по праву старой дружбы и давнего причастия к делу, первым вынет из котлована первые кубометры грунта.

Он говорил горячо, сумбурно, как уже давно ни о чем не говорил, и ему было приятно, что Сергей с таким вниманием слушает его, поддакивает. Ему было стыдно за ту минутную слабость, что охватила его в дороге. Не честолюбие вовсе, а желание рабочего человека быть первым там, где он может быть первым, — вот что определяет его поступки, и пусть его осудят, если кто имеет на это право, но он действительно хочет, чтобы, когда подойдет время на все обернуться, не надо было зрение напрягать, разглядывая, где был и что сделал. И что после себя оставил.

— А что? — сказал Сергей. — Все по закону. Я вас понимаю. — Он зажмурился, передвигая руками воображаемые рычаги бульдозера, развернул машину к только что осевшему после взрыва грунту и медленно тронулся вперед. — Я вас вполне понимаю. Опаздывать никак нельзя. Вездеход завтра наверняка будет. Я сам ехать собирался, жена у меня прилетает, да вот, понимаете, дизель развалился. — Он посмотрел на Пряхина и подумал, что еще не все потеряно. — Слушайте, Даниил Романович, вы ведь в этом деле волокете?

Теперь уже Сергей пожаловался Пряхину, какая у них беда. План они заваливают со страшной силой. Впервые так получается, все годы партия лучшей по управлению считалась. Обидно ребятам. Ну и, конечно, хотелось бы успеть к завтрашнему дню, может, встретит он все-таки Веру.

Пряхин и дослушать не успел, поднялся.

— О чем ты говоришь? Давай собирай ребят, мы из них чернорабочих сделаем. Пусть вертятся под нашим руководством. Завтра к обеду, говоришь? Да к этому времени мы два паровоза перебрать сумеем.

Ребята и впрямь завертелись. Пряхин живо создал атмосферу: он умел и сам работать и другим показать, как это делается. Смущало, правда, что «атмосфера» немного смахивала на суету, потому что ребята, кроме как «подай» и «принеси», ничего толком не умели, зато настроение у всех было отличное, а это уже кое-что.

— Давай, давай! — весело покрикивал Пряхин. — Давай поворачивайся. Что тут у нас? Шпонка не подходит? Ну-ка, снимите пока с компрессора, потом разберемся.

Так провозились они до глубокой ночи, пока Пряхин не уснул прямо на ящике из-под тушенки, присев на минуту закурить. Сергей подвинул ему еще один ящик, подсунул телогрейку под голову. Простое дело, умаялся человек. Трое суток на ногах. А не раскис, рукава засучил. Товарищество он понимает, на себе, наверное, тоже испытать пришлось. Работу они, конечно, не успеют сделать, это уже и простым глазом видно. Что поделаешь? Все-таки Пряхин очень им помог, на день раньше станок запустить смогут.

Сергей тоже устал, но ему не спалось. Он продолжал думать о Пряхине. Очень сильный человек! Настоящий, можно сказать, человек. Как он сегодня интересно рассказывал о своем житье на озере, а вот взял и все бросил. Не испугался один через тундру идти. Потому что его дело зовет. Город будет строить. А у него города нет. Прав, наверное, был тот парень, корреспондент: «Бескрыло ты живешь», — сказал он. И правда бескрыло. Какая у него, Сергея Грачева, мечта? Куцая. Дождаться, пока Вера техникум закончит, перебраться в Анадырь, зажить своим домом. А потом? Хм… Потом дети пойдут. Хорошо бы еще «газик» купить, говорят, кто в сельской местности живет, тому разрешают.

При этой мысли он оживился. Купят они, значит, «газик», поедут… — Сергей оторвался от работы и стал думать: что они с «газиком» делать будут? Очень просто! Поедут по дороге, куда глаза глядят, только обязательно, чтобы река была. Вера купаться любит. Как она плавает! Это же глаз не оторвешь, когда она в воде вся просвечивается, а солнце на ней так и вспыхивает! И вообще… Корреспондент все спрашивал: «Какие у вас с женой общие интересы?» Во дает… Она меня любит, я ее люблю — чем не интересы? Самые прочные.

Ну ладно. Доконают они свой «газик», а дальше? «Почему вы не учитесь?» — это тоже корреспондент допытывался. «Потому что старый уже, двадцать четыре года человеку, жить пора, а не учиться». Корреспондент обиделся, решил, наверное, что Грачев дурака валяет. А какое ему учение, если школу-то едва осилил, да и то по мягкости учителей. Родные в один голос: «Иди в институт». А кругом геологи, кругом только и разговоров, что о маршрутах да об открытиях; чего не попробовать? Пошел в партию, авось со стажем-то легче примут. И амба! Никаких мыслей больше. Самая жизнь началась. Руки к делу приспособились. В школе его все подтягивали, упрекали, а тут он сам кого хочешь подтянет.

Один только раз за все это время позавидовал он — и опять же Пряхину. Было чему завидовать. Огромную, сорокадвухметровую буровую вышку он предложил не демонтировать, а перетащить на новую стоянку волоком: о таком тогда еще не слышали! Четырнадцать тракторов впряглись в толстостенные тросы, стон пошел по всей тундре. Но — перевезли! Два месяца чистого времени сэкономили. Пряхин, когда его поздравляли, грамоту ему вручали, сказал: «А если бы завалили? А? То-то же! У меня половина головы поседела!» И счастливый такой стоял, какая там седина! Чуб смоляной по ветру трепался… Вот тогда-то Грачеву и стало немного не по себе. Ничего! Он тоже что-нибудь придумает; Или месторождение откроет. Не только геологи их открывают. Назовут: «Месторождение имени Грачева».