Шантаж от Версаче - Татьяна Гармаш-Роффе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ксюша била в дверь до тех пор, пока кулак не начал саднить, и кричала до тех пор, пока не сорвала голос. Ей никто не ответил, ни звука не долетело до нее через плотную дверь, ни малейшего луча света не проникало в это помещение, в котором не было ни одного окошка, ни крохотной щели. Темнота была абсолютной. Ощупав в кромешной тьме дверь и стенку вокруг нее, она убедилась, что выключателя здесь нет.
На ощупь, вытянув вперед руки, Ксюша стала передвигаться вдоль стенки. Под ногами продавливались упругие маты. Она наткнулась на несколько спортивных снарядов, и только когда она попала на них в третий и в четвертый раз, она поняла, что зал круглый.
Она села на маты, обхватила колени руками и задумалась. Раз ее заперли – значит, чего-то испугались. Испугаться они могли только одного – упоминания об Александре. Ни о чем другом они просто-напросто не говорили. Чем же могла напугать их Александра? Ясно, что Саша бывала здесь… Что же в этом такого, что они испугались и хотят скрыть?
Что?
Паша растерянно смотрел на жену.
– Зачем? – переспрашивала та. – А затем, что эта девка знает, что Александра сюда ездила!
– И что с того?
– И начнет трепаться! А там и до всего остального дойдут! Прижмут Александру – сама она вякать не будет, не в ее интересах, – а вот если сестрица ее начнет болтать… Припрутся все – и милиция, и детективы эти чертовы… А там, глядишь, и до тайника доберутся! Тогда плакали наши денежки! Да и под суд можно загреметь, если до всего докопаются!
– И что ты предлагаешь?
– Укол.
– У нас разовых шприцев не осталось.
– Я вскипячу обычный.
– Какой будем делать, «правдивый» или «забывчивый»?
– Ты еще не понял?
Паша тупо смотрел на жену, в ее игриво-холодные светлые глаза. Спустя некоторое время тень догадки побежала по его лицу.
– Мне это не нравится, – угрюмо сказал Паша и уселся на стул. – Ты зря это затеяла. Сейчас надо быть осторожным – сама говоришь, милиция висит на хвосте, да и детективы эти…
– А что ты предлагаешь?
– Ну, не знаю… Надо было сказать, что никогда не видели.
– А шарфик?
– Ну… Что не знаем, как он сюда попал…
Варвара посмотрела на мужа с жалостью:
– И она тебе поверит, да?
– Ну, не знаю… Только мне не нравится, что ты задумала.
– Тогда давай ее убьем. Тело в лесу закопаем, никто не найдет.
– Ну и убивай. Я не буду.
– Боишься? – вызывающе спросила жена.
– Я ничего не боюсь! Ты знаешь… Я не люблю убивать.
– Ага, насиловать любишь, а убивать – нет.
– Я не насилую! Они сами этого хотят!
– Ты просто трус.
– А ты – гадина! Ты нарочно мне это говоришь, чтобы меня разозлить!
– Ну, допустим, – игриво ответила Варя, уперев руку в бедро, изящно выставленное. – Допустим, нарочно. И что мне за это будет? А, Паша? Что ты со мной сделаешь? Ударишь? Изобьешь? Убьешь?
– Я же не такая дрянь, как ты!
– Значит, я дрянь? А? Что молчишь? Повтори, что сказал! Я – дрянь? Гадина, да?
Паша угрюмо молчал. Варя, покрасневшая от ярости, стала наступать на мужа, но тот просто отвернулся от нее.
– Молчишь? Вот и молчи. Свою пасть вонючую лучше не открывай! У тебя мозгов-то с грецкий орех, а сам туда же!
– Ты опять? Опять? Я же тебе говорил: не смей мне напоминать!
– Напоминай – не напоминай, а в твоей медицинской карте написано: «незначительное умственное отставание».
– «Незначительное»!
– Мне хватает! И больше не смей рот открывать! Делай, что тебе говорят!
– Я когда-нибудь тебя пришибу… – прошипел Павел. – Пришибу, сука!
Варя залепила ему звонкую пощечину с такой силой, что голова мужа мотнулась в сторону. Павел сразу как-то сник, плечи его опустились, лицо приняло равнодушно-подавленное выражение.
– Ты комара пришибить не можешь, который сидит на твоей руке и сосет твою кровь! А если ты такой вдруг сделался отважный, что готов меня пришибить, то лучше пойди и задуши для начала девчонку. А ночью закопаешь тело в лесу!
Варвара издевательски посмотрела на мужа светлыми холодными глазами.
– Что, слабо, да? Не можешь? – с презрением продолжала она. – А не можешь – делай, как тебе умные люди говорят! И свое мнение будешь высказывать, когда тебя спросят!
– Ладно, – обмяк Паша, и ненависть окончательно погасла в его глазах. – Чего раскричалась? Говори, что делать…
– Готовь оба укола, по полной программе. И позвони Рональду, пусть приедет. Сделаем все как обычно. Соскучился небось по развлечениям? А?
Она ласково провела рукой по светлым кудрям мужа и пощекотала его, как собаку, под подбородком.
– Постарайтесь на славу, – прошептала Варя почти нежно ему в ухо. – Перед таким красавцем, как ты, ни одна женщина не устоит… А я тоже все сделаю в лучшем виде… После этого девочка у нас забудет, где дача находится, а уж кто и когда на ней был… тем более. Звони.
– Так если никто не заплатит, чего я поеду? – капризничал Рональд, выговаривая русские слова с сильным акцентом.
– Развлечемся, – уговаривал Павел, – давно не развлекались! С тех пор, как Тимура убили.
– Это ты, может, не развлекался, а у меня тут каждый день… Да и кайфа никакого с этими наркотиками. Давай тогда без них!
– Нельзя. Нужно, чтобы все было как всегда.
– Ну давай хоть не сразу! Поиграем сначала немножко… А то я вовсе не приеду!
Паша посмотрел на жену, слушавшую разговор по громкоговорителю. Та кивнула ему.
– Ладно, – сдался Павел. – Пусть будет не сразу. Все равно она потом все забудет.
Ксюша вроде бы задремала – во всяком случае, так ей показалось, когда она услышала звук открываемой двери. Она помнила, что, нащупав дверь, отошла от нее таким образом, чтобы быть ровно напротив входа; однако, задремав, она поменяла положение тела и теперь смутно представляла себе, где дверь. Звук донесся откуда-то сзади, и Ксюша повернулась. Темнота была столь густой, что она рук своих не видела, не то что дверь – в коридоре, стало быть, тоже не зажгли свет…
Звук открывающейся двери сопроводило движение воздуха, овеявшее лицо, и вновь зависла звенящая тишина.
– Кто здесь? – спросила Ксюша и, подождав, переспросила настойчиво. – Кто здесь?
Ни звука.
– Здесь есть кто-нибудь?! – крикнула она, ощущая, как ужас пробирается по позвоночнику.
В ответ дверь медленно закрылась.
Ксюша вскочила на ноги.
– Кто здесь?!! – снова крикнула она, и голос ее дрогнул от страха.
Вокруг нее стояла абсолютная, гробовая тишина и абсолютная, могильная чернота.
Ксюша стала медленно, стараясь не производить шума, отступать назад. Конечно, совсем бесшумно не получалось: кожаная обшивка матов поскрипывала под тяжестью ее шагов.
– Здесь кто-то есть? – сделала она еще одну попытку и вскрикнула – ее спина коснулась чего-то!
Она резко повернулась и, ударившись скулой о твердую холодную поверхность, поняла, что это был один из спортивных снарядов, кажется, брусья. Ксюша обхватила подпорку и осторожно опустилась на маты возле нее.
Сердце ее отчаянно билось. «Ничего и никого здесь нет, – пыталась она себя убедить, – просто… Что просто? Зачем было дверь открывать, если в нее никто не вошел? Здесь кто-то есть, кто-то прячется… Боже мой, зачем?! Я сойду с ума!»
Прошло томительных пять минут, в которые Ксюша безуспешно напрягала слух и зрение. Иногда ей казалось, что кто-то тихо вздыхал, но когда она пыталась вслушаться, то вздох не повторялся…
Она начала уже было успокаиваться, как вдруг услышала тихое шлепанье. Так шлепают босые ноги – или руки – по кожаным матам.
Ш-щ-леп, ш-щ-леп, ш-щ-леп… – доносилось до нее. Она не очень понимала, откуда, с какой стороны, и отчаянно вслушивалась в эти звуки, когда до нее дошло, что они доносятся с обеих сторон! С двух сторон на нее медленно надвигались шлепки, с двух сторон к ней кто-то приближался, ступая босыми ногами – или передвигаясь на четвереньках! – по матам: шлеп-шлеп-шлеп, шлеп-шлеп-шлеп…
Она стала на ощупь отступать за брусья, пока не уперлась спиной в круглую стенку.
Шлепки затихли.
Ксюша прислушивалась.
Тишина.
Тишина.
Тишина…
И вдруг до нее донеслось хихиканье. Хихикали шепотом, тихо-претихо и противно-препротивно. Хи-хи-хи, – веселился шепот справа; хе-хе-хе, – вторил ему шепот слева.
Ксюша покрылась гусиной кожей от страха. «Меня пугают, – подумала она. – Пугают нарочно. Пугают, чтобы испугать».
Но от этой мысли ей не сделалось менее страшно. Хихиканье переросло в тихий свистящий шепот. Она сжалась в комочек у стенки, в отчаянии слушая нараставшие шорохи, приближавшийся к ней неразборчивый шепот, мешавшийся с подхихикиваньем, носившийся в непроглядно-черном воздухе, и ей казалось, что она каким-то неведомым образом оказалась действующим лицом в фильме ужасов. Выскочи сейчас сам Фредди Крюгер из темноты – она бы не удивилась.
Когда она поняла, что источник шепота и шороха уже приблизился к ней где-то на метр, она вскочила, ужаленная ужасом, и бросилась в непроглядную тьму перед собой. Споткнулась обо что-то, упала, хотела встать, но… Ее придавили к матам чьи-то руки. Она закричала, тонко и страшно, как кричат в кошмарных снах.