Раксис - Дмитрий Таланов

Сейчас рука уже не выглядела здоровой. Собственно, Сашка видел только ладонь, выглядывающую из обшлага рубашки, мохнатую, с длинными зелеными когтями ладонь монстра из собственного сна двухлетней давности. Андрей что-то хрипло пролаял, и Витька тут же закивал как ненормальный, чуть не клацая при этом зубами. В углах рта его показалась пена, а взгляд стал совершенно безумным. Он икнул, когда Андрей его отпустил, и дикими скачками понесся прочь, затравленно и часто озираясь через плечо.

Кряхтя от тупой боли во всем теле, Сашка отвернулся и, распластавшись на спине, уставился в серое небо, которое стремительно удалялось от него всё дальше и дальше. Улыбаться ему было нечем — губы не слушались. Поэтому он просто некоторое время глядел на опухшее, кривое, с заплывшим глазом, склоненное к нему лицо Маши, затем перевел взгляд на грязное, как у трубочиста, лицо Андрея, после чего потерял сознание и уже не видел, что со всех сторон к ним бегут люди. Как много их, оказывается, было вокруг.

— 13 —

Когда Сашка вернулся с обеда, Андрей сидел в постели с подносом на коленях и доедал кусок тушеного мяса, заботливо нарезанный заранее. По лицу его блуждала рассеянная улыбка.

— Что давали? — спросил Андрей.

— Пшенную кашу, — вздохнул Сашка и бросил голодный взгляд на поднос. — Кто был?

— Маша. Твоя половина в сумке под койкой.

Андрей передал Сашке поднос и, изогнувшись, снял с прикроватной тумбочки маленький синий термос. Его вторая рука была от плеча до кончиков пальцев в гипсе. Как и правая нога, подвешенная на блоках к металлической дуге под потолком.

Сашка нагнулся и выволок сумку на свет. Ему, в отличие от Андрея, мешал гипс, частично закрывавший спину и грудь. Андрей боролся в это время с термосом, пытаясь его открыть.

— Опять ведь разольешь, — хмыкнул Сашка.

Он выложил на поднос одноразовую тарелку с тем же мясом и еще одну, с салатом. Затем сел на койку и принялся жадно уничтожать угощение.

Потерпев поражение в борьбе с термосом, Андрей разочарованно поставил его обратно.

— Хочу в полной мере прочувствовать, как живется человеку с одной рукой, — сказал он. — И доложу тебе, это столь неприятный опыт, что больше таких глупостей я делать не собираюсь.

— Скажи спасибо, глаза остались целы, — буркнул Сашка.

Он отвинтил с синего термоса крышку, налил в нее бурой жидкости и протянул Андрею. Потом проделал то же самое с красным, который достал из сумки для себя.

— За здоровье тети Зины! — подмигнул он, и они чокнулись крышками.

Пока Сашка ел и убирал за собой, Андрей допил отвар из термоса и лег на спину с отрешенным выражением на заляпанном многочисленными пластырями лице. С безрадостным смешком он проговорил, глядя в потолок:

— Маша сказала, это в последний раз. Твоя мама сообщила ей, что больше не понадобится.

— Слава О́дину, — мрачно произнес Сашка. — Пятый день я не переживу.

Быстро допив содержимое своего термоса, он убрал оба в сумку и тоже улегся на койку.

— Поехали! — прошептал он, закрывая глаза. Буквально сразу легкое тепло возникло в переломанных ребрах, спустя время превратившись в жар, который затем распространился на грудную клетку, и вот уже невидимый огонь сжирал всё тело, ввергая его в едва терпимую агонию. По описанию Андрея, это было в точности то, что пережил он после их последнего визита в дом тети Зины, разве что без остановки сердца.

…Когда скрылся из виду Витька, Андрей недолго держался на ногах — по его собственному признанию, кровь у него разве что в кроссовках не хлюпала от многочисленных порезов оконным стеклом. Так что он весьма скоро присоединился к Сашке, чем до смерти перепугал собравшихся людей. И Маше пришлось побегать, вызывая «скорую», а потом сообщая новости родителям ребят.

Мать с зельем от тети Зины появилась в больнице через три часа после того, как их привезли. Едва они пришли в себя, увешанные капельницами и обмотанные гипсом, она подождала, пока выйдет из палаты сестра, и чуть не силой влила им в рот по нескольку ложек своей отравы. Для Сашки у нее был с собой красный термос, для Андрея — синий.

Им сразу стало нехорошо, но когда они очухались, процедура повторилась. И так продолжалось до тех пор, пока они не прикончили всё содержимое.

Сашка плохо запомнил тот день. Он то умирал от боли, то от нестерпимого жара, вызванного зельем. Рядом мучился Андрей. Но на следующий день они чувствовали себя уже значительно лучше, а Сашка смог даже ходить, и их перевели в другую палату.

Тут возникла другая беда: к обеду у обоих разыгрался нешуточный аппетит, который ничуть не утолила больничная еда, и спасло их только поочередное появление мамы Андрея, а затем и Сашкиной с полными сумками снеди.

Мама Андрея выглядела еще более напряженной, чем обычно, и даже избегала смотреть на сына. Видимо, он своей выходкой напугал ее не на шутку, и она не могла определиться, как к этому отнестись. С одной стороны, он защитил друзей, с другой — мог насмерть разбиться. А вот Сашкина мама была веселой и лишь слегка подпортила настроение, выставив на тумбочку два столь знакомых им термоса.

Увидев их, Сашка умоляюще простонал:

— О, не-ет!.. Ты хочешь, чтобы мы окончательно умерли, да?

Он укоризненно посмотрел на нее, но она только улыбнулась, взъерошила ему волосы, и строго-настрого предупредила не перепутать, какой термос кому.

Андрей счастливым не выглядел, однако не протестовал. Как объяснил он позже, после излечения тетей Зиной его ноги Андрей был готов терпеть любую приготовленную ею отраву, лишь бы конечный эффект оказался таким же. Он залпом прикончил содержимое своего термоса и Сашка волей-неволей присоединился к нему. Как результат, остаток дня опять выпал у них из памяти, за исключением вечернего обхода.

Когда толстый, румяный и поразительно подвижный врач, которого Андрей с первой встречи окрестил Карлсоном, зашел в их палату, они только открыли глаза — после зелья на них напала жуткая сонливость.

Карлсон простучал и прослушал у них всё, что можно, просмотрел висевшие в ногах медицинские карты, удивился чему-то, добродушно улыбнулся и сказал густым мягким голосом:

— Нормально, мальчики. Всё у вас будет хорошо. Кровь уже в норме, а послезавтра мы еще сделаем контрольный рентген, проведем кое-какие анализы и тогда точно будем уверены, что на сей раз инвалидов из вас не вышло. Хотя поначалу я был уверен в обратном.

А на третий день к ним пришла Маша. Уже зная, что на них напал дикий жор, она принесла с собой полную сумку еды и всё ту же пару термосов.

— Не перепутайте, — сказала она, присев на край Андреевой постели под вздернутой ногой. Смотрела Маша исключительно на Сашку. — Красный для тебя, синий для Андрея. Твоя тетя подчеркнула это.