Катынь. Ложь, ставшая историей - Елена Прудникова

Естественно, списки им бы никто не предоставил. Польское правительство, даже помирившись с советским, любовью к нему не прониклось. Какие отношения между ними были до 22 июня, иллюстрирует вскользь брошенная советским вождём фраза на встрече с послом эмигрантского правительства Котом 18 ноября 1941 года.

«Тов. Сталин заявляет, что мы освободили всех поляков, даже тех, которые в качестве агентов Сикорского прибывали в СССР взрывать мосты и убивать советских людей».

Клевета, говорите? Однако посол отнюдь не отрицал эту клевету и лишь смущённо заметил, что

«…эти люди являются наиболее надёжными, и в данной обстановке на них тов. Сталин может больше всего рассчитывать».

Никто не смог бы предсказать, в какую сторону в следующий момент времени снесёт польское правительство. Кроме прочего, оно было тесно связано с британскими властями и, следовательно, с британской разведкой. Не говоря уже о том, что Гитлеру по наследству досталась изрядная часть мощной польской разведки, работники которой были связаны тысячами нитей с польскими эмигрантами. Нет, списков полякам никто бы не дал — облегчать работу вербовщикам иностранных спецслужб наше правительство не собиралось. Кто изъявит желание вступить в польскую армию — тот и изъявит, а остальные самим пригодятся.

Но списки списками — а Сталин и Молотов должны были как-то отреагировать на вопрос посла. Между тем об их реакции или отсутствии таковой в коммюнике не говорится ни слова.

Что касается «компетентных органов» — здесь та же история. Не ответить на письменный запрос, тем более из дипломатических кругов, они не могли. Что было в ответе из НКВД? Отписка? Тогда почему г-н Кукель её не приводит? Или там честно было сказано, что эти люди пропали без вести летом 1941 года в районе Смоленска? Тогда в чём причина обращения к Международному Красному Кресту? Ведь это только в специфическом катынском пространстве Германия и СССР были равно подозрительны по части геноцида, а в реальном мире практику геноцида по отношению к полякам проводила только одна сторона.

«3 декабря 1941 г. во время своего визита в Москву премьер-министр Сикорский в беседе с премьером Сталиным также сделал акцент на необходимости освобождения всех польских военнопленных и, не получив списки с ними от советских властей, вручил по этому поводу премьеру Сталину предварительный список из 3845 офицеров, который успели составить содержавшиеся вместе с ними военнопленные. Премьер Сталин заверил генерала Сикорского, что указ об амнистии носил всеобъемлющий характер, что он распространялся как на военных, так и на гражданских лиц, и что советское правительство освободило всех польских офицеров.

18 марта 1942 г. генерал Андерс вручил премьеру Сталину дополнительный список на 800 польских офицеров. Тем не менее, ни один из упомянутых офицеров не вернулся в польскую армию.

Ни польское правительство, ни польское консульство в Куйбышеве никогда не получало ответа о приблизительном местонахождении пропавших офицеров и других заключённых, которых депортировали из трёх упомянутых выше лагерей».

Кукель говорит правду: сообщить даже о приблизительном местонахождении пропавших офицеров советское правительство не могло, поскольку сведений таких не имело. Их просто не было нигде — ни в наших лагерях, ни в немецких. А потом их нашли мёртвыми на территории, занятой немцами, которые вот уже три с половиной года упражнялись в геноциде «расово неполноценных».

И какой же вывод делает из этого господин министр?

«Мы привыкли ко лжи германской пропаганды и понимаем цель её последних разоблачений. Однако ввиду обильной и детальной германской информации касательно обнаружения тел многих тысяч польских офицеров под Смоленском и категоричного утверждения, что они были убиты советскими властями весной 1940 г., возникла необходимость расследования обнаруженных массовых захоронений компетентным международным органом, таким, как Международный Красный Крест. Таким образом, польское правительство обратилось к Красному Кресту, чтобы он направил делегацию туда, где, как считается, были казнены польские военнопленные».

Говоря простым языком, тут сказано следующее: мы знаем, что Геббельс лжец, понимаем, что немцам надо отмазаться от массовых убийств тысяч людей, но поскольку они кричат очень громко и уверенно — то, может быть, это всё же русские, а?

Как видим, для поляков это была задачка с двумя неизвестными.

Сталин и поляки

Давайте займёмся теперь привычным и скучным делом — проверкой. Встречи Сталина и его разговоры дотошно записывались. Что там конкретно говорилось о пленных поляках?

Из записи встречи Сталина с послом польского эмигрантского правительства Котом. 14 ноября 1941 г.

«Посол просит исполнить текстуально указ об амнистии, автором которого является тов. Сталин, и освободить тех из поляков, кто ещё не освобождён. Не освобождены, главным образом, офицеры, а они необходимы для польских войск…

Тов. Сталин отвечает, что он разберёт это дело. Может быть, с этими офицерами произошёл такой же случай, как с бывшим комендантом Львова генералом Ландвером. Ещё недавно этот генерал приезжал в Москву, ему предлагали освободить его с тем, чтобы он жил в СССР. Он же исчез и, как оказалось, перешёл советскую границу и ушёл в Румынию. Тов. Сталин просит дать ему список поляков, которые, по мнению посла, ещё не освобождены.

Кот отвечает, что он дал уже тов. Вышинскому небольшой список Подробные списки есть у комендантов лагерей в Старобельске, Осташкове и Козельске, где находились польские офицеры…»[33]

После этого, а может быть, и перед этим, получив от Вышинского первый список, Сталин должен был дать НКВД поручение — предоставить информацию о поляках, находившихся в СССР. Известно, что такая справка была ему предоставлена 3 декабря 1941 года, а была ли она первой, второй или пятой — неясно. Но 3 декабря от начальника Управления по делам военнопленных Сопруненко на имя начальника 2-го отдела ГУГБ Федотова по ВЧ передаётся справка, где совершенно точно указано, сколько было военнопленных (кстати, не 181 тысяча, а 130 тысяч человек) и куда они делись. Пунктом пятым там идёт:

«…отправлено в распоряжение УНКВД в апреле-мае 1940 г. через 1-й спецотдел 15 131 чел».

К записке приложены три справки — по Козельскому, Старобельскому и Осташковскому лагерям. Учитывая, что в тот же день состоялась встреча Сталина с послом и командиром польской армии генералом Андерсом, ясно, для чего предназначалась информация.

Из записи разговора Сталина с Котом и Андерсом. 3 декабря 1941 г.

«…Тов. Сталин отвечает, что амнистия у нас была всеобщей. Возможно, что некоторые поляки, освобождённые из лагерей, не могли выехать из-за транспортных трудностей. В настоящее время ни в тюрьмах, ни в лагерях, ни в ссылке нет поляков, кроме, конечно, уголовных или связанных с немцами.

Генерал Андерс говорит, что в настоящее время в лагерях есть ещё неосвобождённые поляки. К нему приезжают всё время лица, освобождаемые из лагерей, которые рассказывают о том, что в лагерях ещё остаётся много поляков.

Тов. Молотов отвечает, что если эти поляки приезжают, значит, они освобождены.

Андерс говорит, что начальники лагерей постепенно освобождают поляков и много поляков ещё находится в заключении. Дело в том, что освобождение поляков сорвало бы выполнение тех планов работ, которые стоят перед начальниками лагерей. Поэтому начальники лагерей предпочитают не освобождать поляков. Андерс передает тов. Сталину список поляков, которые, по его сведениям, всё ещё находятся в лагерях.

Тов. Сталин обещает ещё раз проверить этот вопрос и уладить дело»[34].

Этот вопрос обсуждался как минимум до весны 1942 года, когда было принято решение о выводе армии Андерса в Иран. Кроме посреднических переговоров в Москве и Куйбышеве, судьба польских военнопленных была предметом нескольких дискуссий в Лондоне между министром Рачинским и послом Богомоловым. 28 января 1942 г. Рачинский от имени польского правительства вручил ноту советскому послу, привлекая его внимание к тому болезненному факту, что несколько тысяч польских офицеров ещё не найдены.

Из ноты МИД польской республики, врученной послу СССР при польском правительства в Лондоне А. Е. Богомолову. 28 января 1942 г.

«…Согласно сведениям, полученным польским правительством, освобождение польских граждан, находящихся на территории СССР в трудовых лагерях и других местах заключения, не было полностью осуществлено… По этому вопросу я имею честь упомянуть, в частности, прискорбный факт, что из общего количества офицеров и солдат[35], зарегистрированных в лагерях военнопленных в Козельске, Старобельске и Осташкове, до сего момента не были освобождены: 12 генералов, 94 полковника, 263 капитана и около 7800 офицеров низших рангов. Имеются основания подчеркнуть, что розыски, произведённые в Польше и в рейхе, позволили установить с уверенностью, что военные, о которых идёт речь, не находятся сейчас ни в оккупированной Польше, ни в лагерях военнопленных в Германии. Согласно дошедшим до нас отрывочным сведениям, часть пленных якобы находятся в очень тяжёлых жизненных условиях на островах Франца-Иосифа, Новой Земли и на территории Якутской Республики по берегам р. Колымы».