Катынь. Ложь, ставшая историей - Елена Прудникова

Последняя фраза — явный пересказ каких-то сплетен. А вот предпоследняя — очень интересна. С какой стали польское правительство вдруг принялось искать офицеров, находящихся в советском плену, в Польше и в немецких лагерях? Зачем это делать, если не имеешь оснований полагать, что они могли попасть в руки немцев?

Ещё раз этот вопрос всплыл 18 марта 1942 года на встрече Сталина с генералом Андерсом.

«Андерс заявляет, что он пополнил список офицеров, которых поляки не могут найти, и передаёт этот список тов. Молотову.

Приняв список, тов. Молотов говорит, что офицеры, указанные в предыдущем списке, на территории СССР не были обнаружены.

— Они ушли из СССР, — говорит тов. Сталин.

— Куда? — спрашивает Андерс.

— Неизвестно, — говорит тов. Сталин. — Вам лучше знать.

…

— Часть польских офицеров находилась в лагерях на Украине, — говорит тов. Сталин. — При наступлении немцев они разбежались. Много поляков в Венгрии, в Турции…»[36]

Знал ли Сталин о том, что на самом деле разыскиваемые офицеры пропали без вести в районе Смоленска? Ну не надо о нём так уж плохо думать — конечно знал! Знал ещё 3 декабря совершенно точно, а возможно, и раньше. Тем не менее делал вид, что ему ничего не известно. Почему? По-видимому, у него были какие-то соображения. Например, не дать повода для антисоветской кампании. Какие это были бы роскошные газетные заголовки: «Советы бросают пленных поляков на произвол судьбы!», «Большевики подарили десять тысяч польских офицеров Гитлеру!» А на нет, как говорится, и суда нет. Польское правительство через своих агентов перешерстит Польшу и немецкие лагеря, отыщет этих людей, и вопросы отпадут сами собой.

Кстати, любопытно, что в польской записи разговора этих строк почему-то нет…

Есть и более интересные вопросы. Например, о том, что пропавшие офицеры были отправлены в район Смоленска, Сталин знал от НКВД. А вот откуда об этом узнало польское правительство?

Принято думать, что это стало известно от других пленных офицеров, отправленных из тех же лагерей в Грязовецкий лагерь. Но едва ли так — к декабрю 1941 года эти офицеры были уже зачислены в армию Андерса и тщательно опрошены. Они сообщили фамилии своих товарищей по плену, но не район, куда их отправили — им не положено было это знать. Могли выяснить случайно? Могли. Но не выяснили.

Почему мы так в этом уверены? По очень простой причине. В этом случае генерал Андерс, передавая Сталину составленный список пропавших офицеров, просто обязан был упомянуть, что, по его сведениям, их вывезли в район Смоленска, и они могли оказаться у немцев, на оккупированной территории. Ничего подобного сказано не было — стало быть, не знал. Ибо если знал и не упомянул, то нам придётся предположить, что катынская провокация готовилась ещё осенью 1941 года — а это всё же маловероятно.

Не знали об этом поляки и в начале марта 1942 года — в связи с пропавшими офицерами упоминались самые фантастические места, вроде Земли Франца-Иосифа, но Смоленск опять не прозвучал.

А спустя год генерал Кукель назвал не только Смоленск, но и точную, на уровне десятков человек, численность военнопленных во всех трёх лагерях — Козельском, Старобельском и Осташковском. Опросом четырёхсот выживших офицеров поляки получить её не могли, поскольку в этом случае данная информация всплыла бы уже в ноябре 1941 года. Так откуда они узнали?

Этой информацией владело, естественно, советское правительство. А ещё ею могли владеть немцы, которые, имея в своём распоряжении восемь тысяч пленных, получили возможность путём опроса установить численность лагерей, откуда те прибыли, и ещё многое другое.

Вот и интересно: от кого про Смоленск узнал генерал Кукель — от наших или от немцев? Если от последних, то польское правительство становится прямым участником геббельсовской провокации. Если от первых, то господа лондонские поляки — просто запредельные подлецы.

Но мы всё же думаем, что «раскололись» наши. Почему? Дело в том, что есть один момент, который немцы отразили неправильно, а поляки — верно.

Германцы, исходя из каких-то своих источников, утверждают, что отправка пленных происходила в марте — апреле 1940 года (в первом сообщении назывались вообще февраль — март). Между тем в справке НКВД указаны другие сроки: апрель — май, их же называет и генерал Кукель.

Косвенно ошибка немцев служит ещё одним доказательством фальсификации — ну да доказательств и без того хватает. Ребята Геббельса, даже узнав из коммюнике Кукеля об этой неточности, ничего не могли исправить — бумаги были не только уже отсортированы и разложены по карманам покойников, но и вошли во множество протоколов. Да и к чему суетиться — ведь в то время нельзя было точно сказать, чья дата верна. А если гадать, кто именно ошибается, то ошибочными должны быть данные поляков — они ведь, по их утверждениям, получили их опросом уцелевших военнопленных, то есть основывались на ненадёжной человеческой памяти, а гитлеровцы — на документах. И лишь совсем недавно опубликованные документы НКВД показали, что правы всё же поляки.

Почему же немцы ошиблись? По-видимому, охрана захваченных лагерей сумела уничтожить документацию, и фашисты исходили из устных показаний пленных поляков. А дальше произошла самая обычная накладка. Едва ли пленные год спустя могли точно указать дату перевода. Скорее всего, они судили по погоде, а климат в России холоднее, чем в Польше. Вот вам и объяснение сдвига на месяц: наш апрель жители более тёплого климата вполне могли воспринимать как март.

А вот почему не ошибся генерал Кукель, если он ориентировался на те же показания пленных, которых к тому же было в 20 раз меньше? Кто сообщил польскому правительству верные данные?

Кто, если не Сталин?

Но если лондонские поляки знали, куда делись пропавшие офицеры, то заявление о том, что их могли расстрелять наши, было нестерпимо оскорбительно для советского правительства.

Разве не так?

Разрыв

Коммюнике Кукеля у нас напечатано, а вот датируемое 17 апреля заявление польского правительства найти на русском языке не удалось. Даже странно: это ведь более важный документ, чем коммюнике — а вот поди ж ты. Однако на английском языке оно существует, а стало быть, может быть переведено на русский[37].

«Нет поляка, который не был бы глубоко потрясён раскрытием под Смоленском братских могил польских офицеров, след которых затерялся в Советской России и которые пали жертвой массового убийства.

Польское правительство поручило польскому послу в Швейцарии обратиться в Международный Красный Крест в Женеве с просьбой направить делегацию, которая могла бы на месте установить истинное положение дел. Желательно, чтобы результаты расследования, произведённого учреждением, которому будет поручено рассмотреть дело и установить, на ком лежит ответственность, были немедленно обнародованы.

В то же самое время, однако, польское правительство отказывает немцам в любом праве использовать это преступление в собственную защиту. Глубоко лицемерное негодование немецкой пропаганды не скроет от мира много жестоких преступлений, которые продолжают совершаться против польских людей.

Польское правительство помнит такие факты, как: удаление польских офицеров из лагерей военнопленных в Рейхе и последующий расстрел их за якобы политические преступления, которые относились ещё к довоенному времени; массовые аресты офицеров запаса, высланных впоследствии в концентрационные лагеря… Из Кракова и одних только соседних с ним районов 6000 человек было выслано в июне 1942; обязательная вербовка в немецкую армию польских военнопленных с территорий, незаконно присоединённых к Рейху; насильственная воинская повинность приблизительно 200 000 поляков с тех же самых территорий, и расстрел семей тех, кому удалось убежать;

уничтожение полутора миллионов человек в концентрационных лагерях; недавнее заключение 80 000 человек военного возраста, чиновников и мужчин, и их пытки и убийства в лагерях Майданек и Треблинка.

Не для того чтобы дать возможность немцам заявить наглые претензии и изобразить из себя защитников христианства и европейской цивилизации, Польша приносит огромные жертвы, борясь и вынося страдания. Кровь польских солдат и польских граждан, везде, где она пролита, взывает об искуплении к совести свободных народов мира. Польское правительство осуждает все преступления против польских граждан, и не даёт сделать на них политический капитал тем, кто сам повинен в подобных преступлениях»[38].

Теперь понятно, почему за двадцать лет обсасывания катынской темы этот документ приводят только в цитатах. Из него совершенно недвусмысленно следует: польское правительство априори, без какого бы то ни было расследования, считает, что поляки в Катыни были уничтожены русскими. История катынского расстрела снова стала задачей с одним неизвестным.