Движение образует форму - Елена Макарова

Мы выдули из комка еще пару листочков, и они опять прилипли — какой к лампе, какой к ручке кресла. В комке их было около сотни. Георг вернул фен на место, ввинтил все шурупы и ушел спать.

Я тоже свалилась и заснула.

Проснувшись, я увидела, что фольга на столе расправилась. Георг, с его гарвардским дипломом, так и не понял, как это произошло.

И вправду особенная фольга. Такая есть только в Вене.

Думаю, мало кто из посетителей выставки обратил внимание на серебряный «оклад» у коврика Фридл. Но она бы нас оценила. Она работала элегантно. И мы держим ее марку.

Другая история про серебряную стену выглядит как анекдот. В Лос-Анджелесе выставка была в Музее толерантности, ее зал соседствовал с иешивой. В пятницу вечером, когда мы колдовали над серебряной стеной, в зал вошел охранник-негр с пистолетом на боку и сказал, что пора завершать все дела. Музей закрывается? Нет. А в чем же дело?

— Шабат, — объяснил он коротко.

— А если мы не евреи?

Охранник уставился на меня так, словно бы я подвергла сомнению сам факт нашего существования.

— Вы не евреи? — обратился он с вопросом к Георгу.

Георг кивнул, не поднимая глаз.

— О'кей, — сказал охранник, — тогда примите меня в свою компанию.

И мы с радостью его приняли.

Углезагогули

«Я знаю, что когда-то, давным-давно, я была настоящей. Я умела радоваться и печалиться, злиться и умиляться, фантазировать и мечтать, и еще много-много всего. В детстве я любила рисовать. Я надеюсь вернуть того ребенка!

Сижу, кручу человечков — и ощущаю легкость, непринужденность, азарт. Во втором уроке хотелось точности и совершенства, постоянно ощущался надрыв, неудовлетворенность. А третий урок — сплошной позитив и принятие себя! Не все получается, но этого и не хочется. Важен сам процесс, само состояние детской радости. Как давно я его не испытывала»!

«Я тут намедни поняла сердцем то, о чем Маня ваша говорила («Рисовать легко, художником быть трудно»), — и мое отношение к своим рисункам кардинально поменялось: ушло сожаление, что не училась рисовать, ушел страх, что не получится так, как хочется, ушли завышенные требования и ожидания. Пока мне просто нравится рисовать, детское какое-то удовольствие, переживаемое всей сущностью».

«Все смешалось в моем доме — дети, уголь, грязная посуда, опять дети…

Сегодня Василинка разбила стеклянный заварочный чайник. Он так эффектно разлетелся на тысячу осколочков по всей кухне, перемешавшись с игрушками и мусором на полу. А донышко осталось примерно круглым. Первое, о чем я подумала, так это о луне. А потом уже только о спасении детей. И вообще, все всматриваюсь, всматриваюсь… Сейчас жарю сырники и думаю: а не пожарить ли мне лунный пейзаж?

Как же мне нравится то, что я делаю! Не результат (тут по-разному), а сам процесс. Что-то понимается, что-то вспоминается, будоражит, не дает сидеть на месте. Что-то происходит очень простое, но очень важное. А может, и не простое, а невероятно сложное… и ни для кого, кроме меня, не важное. Впадаю в детство? В маразм? Не знаю, но я не против».

«Я пока не почувствовала, срисовываю я или передаю форму. Буду пробовать еще. Но… после спиралей я этот кувшин нарисовала очень быстро. Обычно я долго примеряюсь, думаю — оцениваю пропорции, форму и т. д. А здесь рука сама знала, что ей делать.

Я тренируюсь каждый день. И эти витые фигуры разбрасываю, как сеятель (с бессмертной картины Кисы Воробьянинова). Мало разнообразия, мне кажется, и я быстро все скручиваю, не успев передать форму-движение. Я еще в процессе.

Пластилин сначала не давался, мы вообще не понимали друг друга. После того, как разровняла его на дощечке, стало лучше. Теперь пластилин не только прилипал ко всему, он еще и слушался. Вот так и получилась моя копия рельефа! Я очень рада, что я это сделала. Это такое мое достижение!»

«Мне сейчас так нравятся мои углезагогули! Еще сегодня заметила, как приятно на чужие работы смотреть, чувствовать. Настолько они разные, хотя один материал и почти одно и то же рисуем. Но в любом случае невольно улыбка появляется, когда смотришь на круги и бесконечности других людей. Из-за своей простоты это так трогательно и красиво само по себе! Поэтому сижу, смотрю, улыбаюсь. Жизнь из обыденности шагнула в другое измерение. Больше волнует что внутри, что есть я».

«Сначала попробовала карандашом. Вот это вещь — спирали! Какие живые, объемные получаются предметы и какими, в сущности, небольшими усилиями; чтобы обычными линиями такой эффект получить, надо ну очень потрудиться. Недаром спираль ДНК, развитие эволюции по спирали и все такое прочее… магическая фигура — эта спираль.

Обнаружила, что легче всего мне даются узкие и длинные предметы. А вот с широкими труднее — размашистая спираль почему-то быстро теряет форму. И еще, бывает, начнешь «кружиться» — и вдруг затык какой-то в голове: елозишь карандашом по одному месту и никак дальше не выскочишь.

А все ж таки приятно, что не такая уж я бездарь криворукая. Вот, считай, лет тридцать со школы прошло, а сидит внутри память, как лепили мне трояки по рисованию… обидно было, блин…»

«После упражнений с переходом из черного в белое мне пришла мысль, что так же можно контролировать свой внутренний настрой. Плавно переходить с мрачного на веселое и легкое».

«Как мне нравится этот урок — все задания! Пока делала задание на квадраты, по часу раскладывая предметы в разных сочетаниях, испытывала настоящее наслаждение — и грусть: во мне есть нереализованная страстная тоска по красоте — беспримесной, бесполезной, непрактичной, просто для того, чтобы любоваться. Я себе ее не разрешаю в жизни и, оказывается, очень без нее страдаю! В нашем доме были приняты такие понятия, как «чисто», «сытно», «тепло», а «красиво» считалось излишней роскошью. То есть альбомы с репродукциями картин в шкафу отдельно, а убогий некрасивый быт — отдельно. Помню, родители купили красный диван и красный ковер в комнату (какие уж были), я первое время с трудом могла там находиться, мне просто плохо было от обилия неразбавленного красного.

Я не разрешаю себе покупать красивую посуду или постельное белье — дело даже не в деньгах, ведь есть же старая, ничего, что не радует. Я обожаю сочинять наряды, подбирать неожиданные ансамбли из вещей, а потом складываю все обратно в шкаф и натягиваю джинсы и черную водолазку. И чувствую при этом, как будто занималась чем-то запретным, потратила драгоценное время зря.