Башня - Колин Уилсон

Справа от входа в залу вверх уходила еще одна лестница. Подойдя и остановившись возле, Найл вслушался. Откуда-то сверху, похоже, доносились голоса. Юношей овладела нерешительность. Что о нем подумают, если он будет вот так бесцеремонно разгуливать здесь? Впрочем, у него же есть разрешение венценосца. Бесшумно ступая босыми ногами, он поднялся по каменным ступеням. Показался хорошо освещенный коридор с невысоким потолком, но обе стороны тянулись занавешенные дверные проемы. Со стороны одной из комнат доносились женские голоса. Найл, нерешительно приблизившись, хотел было спросить: «Здесь есть кто-нибудь?» В этот момент одна из женщин неожиданно рассмеялась. Голос он распознал тотчас же: Ингельд. В уме бдительно шевельнулось — отойти, не лезть. Но уже повернувшись, юноша уловил, что речь, собственно, идет о нем самом. Пока прикидывал, как поступить, Ингельд продолжала:

— …сам он здесь ни при чем. Во всем виноваты отец его и брат.

Голос Мерлью:

— Как это случилось?

— Не знаю. Они не рассказывали. Оттого-то я и подозреваю, что дело нечисто. Разве расскажут они женщине, как погибли ее муж и сын!

— Может, они просто щадили твои чувства?

— Они-то! — воскликнула Ингельд презрительно. — Можно подумать, им есть до этого дело! Я вот что скажу.

Они чуть не бросили меня на произвол судьбы в той крепости на плато.

— Да вы что? Как можно!

— Я не переношу высоты, а как глянула со склона на все те ступени, у меня просто ноги подкосились. Они же просто повернулись ко мне спиной и полезли спокойнехонько вниз.

— Ужас какой! И что же ты?

— А что? Зажмурилась и отправилась следом. Провожатых моих уж и видно не было, а я как вспомнила обо всех тех страшилищах-пауках…

В голосе Мерлью звучал неподдельный гнев:

— Это же надо, так обойтись с женщиной!

Ингельд презрительно фыркнула:

— Да что им женщины? Дикари же…

Нависла гнетущая тишина. Уходить надо, решил Найл. Ему было совестно за это невольное подслушивание. Но не успел он сдвинуться с места, как Ингельд вдруг спросила:

— Тебе, похоже, нравится этот парнишка?

— С чего ты это взяла?

— Как вы с ним нынче катались по полу…

— Не понимаю, о чем ты, — холодно заметила Мерлью, — состязания по борьбе — один из наших обычаев.

— Венценосец рассудил, что он тебе приглянулся.

— Приглянулся? Этот тщедушный? Шутишь!

— А остальным он, похоже, нравится.

— Ну и что. Это потому, что он здесь новенький, вот всем и любопытно. Но это ненадолго. Скоро к нему привыкнут и перестанут замечать.

Найл, стараясь ступать как можно тише, с пылающим лицом тронулся прочь. Грудь давила изнутри непривычная, каменная тяжесть — примерно так же, как тогда, когда услышал весть о смерти Торга и Хролфа. Кровь гулко стучала в висках. Унижен. В проходе стоял стражник. Найлу было неловко даже проходить мимо; казалось, все чувства проступают на лице яснее ясного. Но тот лишь дружелюбно кивнул. Возвращаясь по главному коридору, Найл жался к стенам, боясь выходить из тени, — хоть бы никто не попался навстречу, не заговорил с ним! А в голове звенело гулким эхом: «Приглянулся? Этот тщедушный? Шутишь!» Да уж… Теперь все ясно. Разумеется, дочери венценосца он кажется не более чем заморышем. От такой мысли плечи никли от стыда за себя.

Вместе с тем, воссоздав в памяти картину сегодняшнего утра, Найл рассудил, что Мерлью определенно с ним заигрывала. Зачем, скажем, прикусила ухо? Или улыбнулась — скрытно так, — когда прощались? Неужто попросту играла с ним? Народясь и окрепнув, горький гнев вытеснил робкую беспомощность. «Ненавижу», — решил Найл. Все лучше, чем изнывать от безысходной сосущей тоски, от которой, того и гляди, из глаз брызнут слезы.

— Где был? — голосом отца спросила темнота, когда Найл возвратился в спальню.

— Не спалось, решил сходить погулять.

Поворочавшись, юноша устроился на травяной постели, одеяло натянув до подбородка. Помолчав, сказал:

— Я подумал насчет завтра. Я с тобой.

Улф кашлянул.

— Давай-ка спи. Выходить предстоит спозаранку.

А у самого в голосе плохо скрытая радость. Уж кто, а Найл хорошо знал своего отца.

Город оставили за час до рассвета, выйдя вместе с муравьиными пастухами. Путников сопровождали Хамна и Корвиг, получившие на то особое распоряжение венценосца. Сам Каззак проводил гостей до самого выхода, там, обняв, расцеловал обоих в лоб и щеки. К счастью, венценосец не стал допытываться, отчего юноша передумал оставаться. Галереи подземного города в этот час были пусты. У Найла к горлу подкатил комок непрошеных слез: все это он, судя по всему, видит в последний раз.

— Помни, — еще раз повторил Каззак Улфу. — Ты получил от меня приглашение вернуться сюда со своей семьей. — И добавил задумчиво — Сайрис в последний раз я видел, когда она была еще совсем девочкой.

Улф почтительно кивнул.

— Мы все с ней обговорим, властитель.

(Найл знал наперед: никакого разговора не будет.)

— Уж ты постарайся, — сказал напоследок Каззак и заспешил обратно внутрь. Предрассветный ветер для него, видно, был чересчур прохладен.

Полоска неба на востоке чуть посветлела, а над головой все еще стояла непотревоженная мгла. Впереди свет звезд отражался на недвижной глади озера. Зрелище так зачаровывало, что даже горькие мысли о Мерлью на время забылись. Но вскоре в памяти снова всплыли слова об «этом тщедушном», и настроение опять пошло на спад. Так что следующие полчаса или около того юноша тешился тем, что рисовал в уме картины, где гордячка Мерлью платит за причиненную ему обиду. Вот ее ловят и тащат к себе в город пауки-смертоносцы. У нее остается одна надежда — на Найла…

— Мы решили, что через плато вообще не стоит идти, — вклинился Улф. — Каззак сказал, быстрее будет, если пойдем через горы на северо-западе…

— Я здесь ничего советовать не могу, — скромно заявил Хамна. — Никогда не забирался в такую даль. Но мне говорили, по ту сторону гор земля лучше. Там последний десяток лет исправно шли дожди.

Все вместе они добрались до берега озера и двинулись прямиком на запад. Поклажа была тяжелее, чем неделю назад, когда выходили из пещеры (Каззак не поскупился на харчи), но в целом нести было не очень обременительно: путников снабдили заплечными кузовами, которые приторачивались к поясу специальными лямками.

Когда небо высветлилось, Найл обернулся через плечо и неожиданно увидел паучьи шары, отражающие лучи восходящего солнца. Шаров было два, оба плыли на порядочной высоте в сторону соленого озера. Найл поспешил предупредить остальных, и все путники укрылись под кривыми сучьями боярышника. Пауки вряд ли могли их заметить: день едва занимался, да и шары проплывали на высоте не меньше ста метров. Хамна и Корвиг, заметил он, не то что всполошились, даже не обеспокоились. Они повынимали из кузовов фрукты и стали жевать с таким беспечно-рассеянным видом, будто находились где-нибудь на увеселительной прогулке.