Малый драконий род - Элизабет Кернер

Один плод я заставил Марика съесть сразу же, едва мы отплыли, — он-то и спас ему жизнь; второй плод я дал ему вкусить, когда мы прибыли в Корли, но на этот раз его благотворное влияние было не столь заметным. Я обратился ко внутреннему зрению — способность эта свойственна целителям — и смог увидеть все перемены, происходившие с ним, пока он ел: было удивительно наблюдать, как его покалеченный, разрозненный разум начинает сращиваться у меня на глазах, подмечать, как даже самое легкое недомогание вмиг оставляет его, следить, как чудодейственная сила лансипа вступает в противоборство с болью, не покидавшей его на протяжении многих лет. Когда он доел плод, эта старая его рана притихла, чего раньше не бывало, и после уже не давала о себе знать с прежней силой, как случалось раньше каждый раз. Не думаю, однако, что причиной тому действие лансипа, хотя целебные свойства плодов и в самом деле поражают. Лично мне кажется, что, поскольку разум его был утрачен, злые твари не сумели отыскать его; в то же время я склонялся к мысли, что, пока Марик жив, ему вряд ли удастся полностью избавиться от этого наказания.

Я вполне надеялся, что он сможет полностью поправиться и встать с постели таким, каким и был, однако эта бредовая надежда вскоре начала гаснуть. Миновало более четырех месяцев напряженных стараний, и за ним уже не нужно было ухаживать как за младенцем, но разум его так и не восстановился. Это напоминало глубокую рану, которая только-только перестала кровоточить. Зажить не зажила, однако и ухудшения можно было не опасаться, а со временем придет и исцеление, дай лишь срок. Правда, уверенности в этом с каждым днем у меня становилось все меньше. Он был в состоянии понимать простые слова, но речь его до сих пор не восстановилась.

К тому же после возвращения с Драконьего острова я ухитрился схоронить его подальше от магистра Бериса. Быть может, если бы мне удалось продержать его подле себя подольше, со временем мой господин полностью поправился бы. Но это лишь предположение. Несколько дней назад Берис дал нам знать, что собирается приехать. Я хоть и был личным целителем Марика, но ведь Берис — глава школы магов, а она располагалось в Верфарене, где и обучают целителей.

Во время выборов верховного магистра принято руководствоваться целым набором качеств: те, кто метит на этот сан, должны обладать силой, прямотой, честностью, состраданием. В случае с Берисом решающую роль сыграло его могущество. Чего-чего, а могущества у него больше, чем у всех прочих магов нашего времени, даже взятых вместе. Клика, поддерживавшая его на выборах, распустила слух, будто появление столь могучего целителя — знак того, что силе его в дальнейшем суждено быть востребованной для некоего великого деяния. Это поколебало многих — рад заметить, правда, что меня в их числе не было, — и Берис взлетел так высоко, насколько только может подняться целитель в любом из уголков Колмара.

Меня кидало от него в дрожь.

И он уже был в пути — скорее всего, к вечеру доберется до Элимара. Я не мог предположить, зачем ему понадобилось ехать в такую даль; в это время года путь от Верфарена до Элимара занимает не меньше десяти дней, ибо дорога зимой небезопасна. А я, пока суд да дело, вымыл и побрил Марика, при этом не оставляя попыток побеседовать с ним. Впрочем, тщетно. Взгляд его был таким же отсутствующим, как и месяц назад. Хотя до этого я пару дней отдыхал и теперь смог в полной мере прибегнуть к своей силе, но это ни к чему не привело: несчастный его разум не желал исцеляться.

Некоторые заявили бы, что нынешнее его жалкое состояние — достойная расплата за нечестивые дела. Но пусть тогда объяснят мне сперва: отчего же люди, ведущие праведную жизнь, подвержены вероятности погибнуть в расцвете молодости ничуть не меньше, чем те, для которых смыслом жизни является уничтожение себе подобных? Коли не сумеют объяснить — все прочие их слова будут для меня пустым звуком. Неужели же я должен думать, что Владычица способна так безжалостно отвергнуть одного из своих сыновей? Конечно, он избрал темный путь; однако во всем мире не найдется ни одного существа, которое было бы испорчено безнадежно — помочь нельзя лишь покойнику. Однако должен признаться, что где-то в тайном уголке своего сердца я надеялся, что тело его в конце концов устанет поддерживать в себе жизнь. Иногда по ночам, не заботясь о собственной душе, взывал я к Владычице, моля ее о том, что если уж не суждено ему исцелиться, то пусть хотя бы будет позволено умереть — сейчас, пока он свободен от нечистых помыслов...

Но у нее не было уготовано для своего блудного сына столь легкой доли.

Когда в сумерках прибыл Берис, он потребовал от меня отчета. Он старался держать себя учтиво, однако было ясно, что у него нет времени на любезности. Внимательно выслушав мое суждение о состоянии больного, он довольно доброжелательно объявил, что я, невзирая на сложности, неплохо постарался, а теперь дело за ним.

Этого я и ждал. Сказать по правде, будь на месте Бериса кто-нибудь другой, я был бы только рад этому приезду: кто же еще сумеет оказать моему господину столь непреложную помощь, если не верховный маг Верфарена. Но при мысли, что господин мой окажется в этих вот руках, у меня внутри все переворачивалось.

Под конец я удивил магистра Бериса, да и себя заодно. Стоило ему направиться к постели Марика, как я тут же преградил ему путь, встав между ним и хозяином. Хотя у меня и в мыслях такого не было. Тело мое двигалось словно само по себе, понукаемое глубочайшим внутренним порывом.

— В чем еще дело, целитель Майкель? — спросил он весело. К своему удивлению я услышал, как слова сами собой слетают с моих губ:

— Простите великодушно, магистр, но я не доверю его вам. У больного следует спросить, согласен ли он, чтобы приставленный к нему целитель принял помощь постороннего лица, а мой подопечный не в состоянии дать вам свое согласие.

Берис даже не взглянул на меня.

— А почему же, целитель Майкель, ты посчитал за верное не принимать моей помощи? — спросил он, не отрываясь от своих приготовлений.

— Магистр, вот уже четырнадцать лет я числюсь целителем в этой гильдии. Марик знает меня и доверяет мне. При нынешнем его состоянии доверие — ценнейшая и очень хрупкая вещь. Я залечил провал в его разуме с помощью плодов лансипа, но это лишь первый шаг. Каждый вздох его сопровождается страхом. Если кто-то дотрагивается до него, помимо меня, он пускается в крик. Так что пока я должен настоять на том, что бы он остался на моем попечении.

Наконец-то я привлек его внимание. Сузив глаза, он впился в меня взглядом. Казалось, прошла целая вечность; наконец он пожал плечами.