Секретный дневник доктора Уотсона - Фил Гровик

– Что вы имеете в виду, Питерс?

– Ну, точно я не знаю, капитан. Когда мы вернулись из России в Скапа-Флоу, ваш отец один раз встречался с мистером Престоном. Я помню его по нескольким прошлым встречам. Ваш отец в молодости был военно-морским адъютантом в Париже, а этот Престон – помощником посла или что-то в этом роде. Они дружили все эти годы. Вы должны его помнить, сэр, он вам подарил ту большую красную книгу про Нельсона и Трафальгарское сражение, когда вы были еще мальчиком.

– Конечно, теперь я его вспомнил. Престон, Престон… Холмс и раньше упоминал эту фамилию. Интересно, есть ли здесь связь? В любом случае продолжайте, Питерс.

– Как я уже сказал, после встречи с мистером Престоном ваш отец показался мне очень обеспокоенным. Он ничего не говорил, но я же видел. Тогда он и сказал, что собирается передать меня вам, чтобы я за вами присматривал. И это все, что я знаю, капитан. Больше ничего.

– Хорошо, Питерс, вы можете идти.

Я оторвал ухо от двери и сделал вид, что только подошел и как раз собирался постучать, когда Питерс открыл дверь.

– О-о! – воскликнул я.

Такое же удивление отразилось на лице Питерса. Ярдли места себе не находил от возбуждения и с энтузиазмом пригласил меня войти:

– Доктор Уотсон, да-да, заходите. Питерс, сходите найдите мистера Холмса…

– Он на главной палубе, – подсказал я.

– Спасибо, доктор. Питерс, приведите ко мне снова мистера Холмса.

– Есть, сэр, – ответил Питерс с заметным опасением.

– Итак, доктор Уотсон, я только что узнал несколько вещей, которые, как я думаю, должен незамедлительно сообщить вам с мистером Холмсом. Это может пролить свет на все то, что мы обсуждали. А поскольку я не смогу задать прямые вопросы отцу, пока мы не причалим, мне самому будет легче, если я вам все это выложу. Как только придет мистер Холмс, я расскажу все вам обоим сразу. И, доктор Уотсон, ваши подносы с едой все еще здесь. Может, все-таки позавтракаете?

Хотя еда совсем остыла, я все равно подкрепился. Когда пришел Холмс, Ярдли, как и обещал, пересказал нам все то, что я успел подслушать. Уже одно то, что капитан ничего не утаил и передал все слово в слово, подняло мне настроение. Точно так же улучшилось настроение и у Холмса, когда я чуть позже рассказал ему о своей сыщицкой работе.

После завершения рассказа Ярдли мой друг пришел в сильное волнение:

– Подумать только! Капитан, если все сказанное правда – а я почти уверен в этом, – то многое получает объяснение.

– Что именно? – спросил Ярдли.

– Очевидно, что мистер Престон, которого упоминал Питерс, – это не кто иной, как отец Томаса Престона или, по крайней мере, его дядя. Как и семьи потомственных военных или моряков, семьи дипломатов тоже ожидают от своих отпрысков выбора аналогичной стези, так сказать продолжения семейного дела и соблюдения традиций. Также очевидно, что Престон-старший узнал какую-то информацию, которая вызвала у него очень сильное беспокойство, и он передал ее непосредственно вашему отцу. Он не доверился ни телеграфу, ни телефону, ни почте. Не заявится же высокопоставленный представитель Министерства иностранных дел в крупнейший порт, где собирались экспедиционные войска, просто для того, чтобы выпить чаю. Я предполагаю, что информация, которая появилась у Престона, напрямую касалась вашего отца. Именно поэтому он сообщил ее лично. А после того как ваш отец узнал новость, он сразу же озаботился безопасностью сына. Боже, какой прекрасный человек!

Холмс действительно очень радовался, как и Ярдли, хотя молодой человек и не понял всего, о чем говорил детектив. И я тоже был счастлив – мой дорогой друг снова стал самим собой и, казалось, плывет теперь вперед столь же быстро и уверенно, как «Спаситель» и «Внимательный».

В какое-нибудь безопасное место

По окончании нашей встречи Ярдли отправился на мостик. Я решил последовать за ним туда и спросить, куда мы направляемся. Я пообещал Холмсу рассказать ему о пункте назначения, но он никак на это не отреагировал.

– Крым? Ливадийский дворец? – переспросил меня Ярдли. – Нет, доктор Уотсон, придется вас разочаровать. Но мы направляемся в похожий климат – на далекий остров Эльютера, на Багамы.

– Я о таком острове даже не слышал, – признался я.

– Предполагаю, именно поэтому мы туда и направляемся. Судя по тому, что я слышал о Багамах от моряков, которым удалось там побывать, и по тому, что я читал о самой Эльютере, это настоящий рай. Б́ольшую часть года светит солнце, средняя температура – чуть больше двадцати градусов по Цельсию, в бирюзовых водах полно рыбы, местные жители, которых не так много, дружелюбны и трудолюбивы. Туда сложно добраться простому туристу, доктор Уотсон. Поэтому остров отвечает многим требованиям: безопасность, спокойствие, комфорт и уединенность. Кажется идеальной смесью британского прагматизма и желаний Романовых.

– В самом деле. Судя по вашему описанию, капитан, если вам когда-нибудь надоест военно-морской флот, вы легко сможете преуспеть на поприще туризма.

Мы оба рассмеялись, а затем Ярдли загорелся идеей лично сообщить информацию царской семье. В конце концов, рассуждал он, ведь он же командир этого корабля, он должен пожелать пассажирам доброго утра, выказать свое уважение и сообщить хорошую новость. Я понимал, что у него есть и другой, более важный мотив, но воздержался от его упоминания. В этот момент Ярдли напоминал ребенка, разворачивающего подарок. Он посмотрелся в зеркало, поправил фуражку и попросил, чтобы я шел первым.

Я постучался в каюту царя:

– Это я, доктор Уотсон, ваше императорское величество. Со мной капитан Ярдли. Он хочет выказать вам свое уважение и сообщить кое-какие новости.

– Пожалуйста, заходите, доктор.

Мы зашли и увидели, что царь стоит в гостиной отведенной ему каюты. На диване сидел Алексей. Царица, очевидно, находилась в спальне. Потом, услышав голоса, в гостиную вышла Татьяна.

– Доброе утро, ваше императорское высочество, – поздоровался я с ней.

Ярдли повторил мое приветствие.

– Ваше императорское величество, – обратился затем капитан к царю, – я полагаю, что у меня есть для вас великолепные новости.

Затем он описал царю, царевичу и Татьяне их будущий новый дом, куда мы сейчас направлялись, но приукрасил его еще больше, чем для меня.

Все трое выглядели очень довольными. Царь, извинившись, отправился к супруге, а капитан обратился к Татьяне:

– С разрешения вашего императорского высочества я сообщу эту новость вашей сестре, великой княжне Марии… – и, запнувшись в смущении, добавил: – И другим вашим сестрам.

Татьяна только улыбнулась. Когда Ярдли ушел, она повернулась ко мне:

– Доктор Уотсон, это то, о чем я подумала?

– Ваше императорское высочество, я и не предполагаю, и не сужу о таких вещах, – улыбнулся я. – Но поскольку вы задали прямой вопрос о мнении такого скромного человека, как я, то думаю, что вы угадали.

Она весело рассмеялась, а царевич посмотрел на нее с тем недоумением, с каким все младшие братья глядят на взрослых сестер.

Кратковременная передышка

Напряжение спало, и следующие несколько дней прошли довольно спокойно. Поскольку «Спаситель» представлял собой судно средних размеров, команда состояла примерно из дюжины человек. Ярдли заверил меня, что каждого из них лично выбирал его отец.

Царской семье разрешили свободно выходить на палубу, чтобы насладиться солнцем и восстановить силы. Мы с Татьяной многозначительно переглядывались, когда видели, как капитан Ярдли с завидным постоянством находит новые причины, чтобы оказаться на палубе в одно время с Марией.

Царица неизменно оставалась в каюте, а на третий день в море царь пригласил Холмса и меня на палубу вместе с великими княжнами, за исключением Татьяны, которая обычно сидела с матерью в отсутствие отца.

Мы с Холмсом не представляли, чего хочет Николай, но приказ императора – это приказ императора. Мы вышли на палубу и увидели выстроившихся в ряд великих княжон и царя с Алексеем на руках в центре.

Затем Николай аккуратно опустил наследника на палубу, и мальчик очень медленно и неуверенно пошел ко мне. Алексей быстро поправлялся, и я считаю, что избавление от угрозы убийства стало самым важным фактором, который этому способствовал.

Я также считаю, что его настроение поднялось после известий о том, куда они с семьей направляются. Помогли и свежий морской воздух вкупе со здоровой английской едой. Единственным, что еще беспокоило мальчика, было здоровье его матери.

Состояние царицы, увы, совсем не улучшалось. Дочери обеспечивали ее всем необходимым, но у меня разрывалось сердце, когда я видел, как царь час за часом пытается достучаться до ее души. Он говорил о делах давно минувших дней, о предстоящем, о том, что знали только они двое. Это были тайны, которые делили два любящих человека. Для царя, вспоминавшего их, они значили очень многое, и он надеялся, что они вернут память его Солнышку и помогут ей.