Франчиска - Николае Бребан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы ко мне? — спросил он, но тут же опять уткнулся в бумагу. — По какому вопросу?
Работники райкома стояли немного в стороне. Купша начал что-то говорить, Килиан слушал его, но ничего не понял, так как все время думал о плохом докладе, который написал секретарь цехкома. Тогда он коротко спросил:
— К конце концов, чего тебе надо?
Килиан надеялся, что теперь-то он поймет, о чем идет речь, но Купша ничего ему не ответил, только бросил мрачный взгляд из-под кустистых бровей, нависших над глазами.
Подождав некоторое время и видя, что собеседник ничего не отвечает, Килиан быстро проговорил, желая избавиться от него:
— Пойди и поговори с товарищем Молдовяну. Вон там его найдешь. Он все решит…
— К какому это Молдовяну? — спросил Купша.
Килиан с удивлением взглянул на Купшу и сразу же забыл о нем, погруженный в свои мысли о неудачном докладе. Не сказав больше ни слова, он повернулся и пошел дальше с Бикэ и Хорнару.
Почти три часа Килиан просидел в своем кабинете вместе с секретарем парткома и членами комитета, двумя секретарями первичных организаций, секретарем УТМ[4] и еще несколькими товарищами, когда вошел рабочий в комбинезоне и через головы сидевших за столом сказал:
— Товарищ Килиан, вас там ждут.
— Меня? — спросил Килиан. — Кто?
— Вон стоит на улице у входа.
— Скажи ему, чтобы шел сюда.
Рабочий подошел к раскрытому окну (кабинет Килиана находился на первом этаже), отыскал глазами ожидавшего человека и крикнул, чтобы тот поднялся в кабинет. Потом он подошел к столу, где один из присутствовавших рассказывал о странном происшествии в раздевалке вагонного цеха: кто-то взломал шкафчик вагонного мастера, но, к удивлению, не взял ничего.
— Может, взломщик и не знал, что это шкаф мастера… — начал говорить один из сидевших за столом, но его перебил Бозонк, секретарь УТМ, юноша огромного роста с маленьким личиком:
— Дядя Джикэ говорил, что у Думитреску — так звали мастера, шкафчик которого был вскрыт, — пропал пакет с едой… Это вовсе не шуточка, — продолжал Бозонк, заметив, что некоторые улыбаются, — дядя Джикэ говорил, что он слышал, как Думитреску похвалялся утром, раздеваясь, что жена дала ему целого цыпленка, зажаренного с чесноком и…
— А кто это такой, дядя Джикэ? — спросил, улыбаясь, секретарь профкома, красивый брюнет, в то время как остальные покатывались со смеху над тем, как Бозонк говорил все это и моргал, словно ребенок, своими большими глазами.
Кто-то вместо Бозонка ответил, что дядя Джикэ — это сторож при раздевалке в вагонном цехе, цыган с огромными усами, «как у Франца-Иосифа».
— А почему, — спросил секретарь, продолжая улыбаться и оборачиваясь к одному из членов комитета, — почему у Думитреску шкафчик внизу, в раздевалке, вместе с рабочими? Я знаю, что мастера…
— Это демократично, — тонким голосом отозвался рабочий в комбинезоне, — есть макароны ложкой…
— А как едят макароны? — как-то лениво спросил секретарь, в то время как остальные продолжали хохотать.
— А вы что, не знаете? — тонкий голос рабочего прозвучал еще более задорно. — Их глотают целиком, а потом выплевывают дырочки.
— А что с этим? — спросил вдруг Килиан. — Чего он не заходит?
Рабочий, рассказавший анекдот про макароны, хохотал вместе со всеми. Тогда Килиан тихо поднялся и подошел к окну. Внизу он снова увидел Купшу, о котором успел забыть. Килиан повернулся, хотел было что-то сказать, но раздумал и вышел во двор.
— Кого ты ждешь, товарищ? — обратился он к Купше. — Меня?
Купша медленно и тяжело подошел к нему, не говоря ни слова. Он стоял рядом с Килианом, повернувшись к нему немного боком, и продолжал молчать. Лицо у него было нахмуренное и мрачное, только желваки перекатывались под кожей.
— Как тебя зовут? — снова обратился к нему Килиан, не ожидая ответа на первый вопрос. В голосе его слышалось нетерпение, одной ногой он стоял на ступеньке, готовый вот-вот подняться по лестнице.
— Купша, — ответил тот, поднимая голову.
— Купша? — повторил Килиан, несколько удивленный.
— Товарищ Войкулеску сказал, что вы…
— Какой Войкулеску?
— Табельщик из нового цеха…
— Ага! — воскликнул Килиан, вспомнив того «мелкого царского сатрапа», которого он так обозвал про себя, а вместе с ним припомнил и Купшу.
Купша понял, что Килиан узнал его, и теперь внимательно смотрел на Килиана, ожидая, как тот к этому отнесется. Но Килиан только пожал плечами и замолчал, опустив глаза. По его лицу тоже ничего нельзя было понять. Это как-то смутило Купшу, и лицо его еще больше помрачнело.
— Ну! — в конце концов нетерпеливо заговорил Килиан. — Так чего ты теперь от меня хочешь? Чем я могу быть тебе полезным?
Тон у Килиана был сухой, чуть-чуть раздраженный, словно он хотел как можно скорее и как можно короче выслушать то, что скажет Купша, и тут же подняться по лестнице к себе в кабинет. Купша удивленно взглянул на него, слегка пожал плечами и затоптался на месте, словно это он куда-то торопился.
— Товарищ Войкулеску снял меня с работы, — проговорил он надтреснутым, глухим голосом. — Он сказал, что это вы приказали…
— Я приказал, — просто признался Килиан. — А теперь он послал тебя ко мне?
— Да, — ответил Купша, удивляясь тому, что Килиан все знает и так себя ведет.
— Так что же ты хочешь? — спросил снова Килиан, все еще стоя одной ногой на лестнице и усталыми глазами поглядывая по сторонам. Сбитый с толку Купша посмотрел в сторону, потом на мгновение перевел взгляд на Килиана, но поскольку лицо его оставалось таким же неподвижным и равнодушным, Купша кашлянул дважды и проговорил:
— Чтобы мне выдали деньги, которые я заработал. За семь дней в этом месяце и за три дня в прошлом, которые он забыл мне записать, потому что я работал во дворе на сортировке, а не в цехе…
— Хорошо, хорошо! — нетерпеливо прервал его Килиан. — Деньги свои ты получишь!
Купша молчал и смотрел на него большими глазами.
— Да как же так! — воскликнул он вдруг громким и таким неожиданно резким голосом, что даже машинистка, которая стрекотала на машинке где-то поблизости, высунула из окна свою растрепанную злую голову, но, увидев Килиана, спряталась обратно.
Килиан заметил ее
