Таинственный ключ и другие мистические истории - Олкотт Луиза Мэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И ты тоже! Я не собираюсь упрекать тебя, ибо представляю твои страдания, когда правда будет раскрыта.
– Какая еще правда? – удивился Джеральд.
– Скоро узнаешь, бедный мой брат. И тогда мы с тобой утешим друг друга.
Больше никаких сведений либо намеков не удалось вытянуть из Эдварда, пока не завершился ужин и прислуга не была отослана из столовой. Бледный и мрачный, однако вполне владеющий собой, ибо переживания сделали мальчика мужчиной, Эдвард извлек пачку писем и сказал, глядя на брата:
– Джин Мьюр всех нас обманула. Я знаю насчет ее прошлого; позволь рассказать об этом прежде, чем я прочту ее письма.
– Остановись! Я не стану слушать наветы на Джин. У бедной девушки есть враги, которые оболгали ее! – воскликнул Джеральд, вскакивая с места.
– Ради чести нашей семьи выслушай и уразумей, какими дураками она нас выставляет. Я докажу истинность своих заявлений, и ты поймешь, каким дьявольским искусством она обладает. Посиди спокойно десять минут, а потом уходи, если хочешь.
Эдвард говорил уверенно, и брат повиновался, ибо дурные предчувствия уже легли тяжким грузом на его сердце.
– Я повидался с Сиднеем, и он заклинал меня сторониться мисс Мьюр. Нет, Джеральд, слушай, слушай внимательно! Знаю, она рассказала тебе свою историю и ты ей веришь; но Джин Мьюр разоблачают ее же собственные письма. Она пыталась обольстить Сиднея, так же как и нас с тобой. И почти преуспела, он едва на ней не женился. Но, как ни пылок Сидней, как он ни своенравен, он был и остается джентльменом. Когда неосторожное слово вырвалось у Джин Мьюр, Сиднея охватили подозрения, и он отказался взять ее в жены. Последовала бурная сцена. От отчаяния Джин Мьюр, рассчитывая запугать его, сымитировала попытку самоубийства. Она ранила себя, это правда, но цели не добилась и настояла на том, чтобы ее отправили в больницу – умирать. Леди Сидней, добрая душа, поверила версии Джин Мьюр, решила, что сын поступил дурно и, как только он уехал, попыталась загладить его вину, устроив мисс Мьюр в другое семейство. Леди Сидней полагала, что Джеральд скоро женится на Люсии, а я уже покинул дом – значит, здесь Джин Мьюр найдет тихое и удобное пристанище.
– Нед, ты уверен, что все это правда? Можно ли верить Сиднею? – начал Ковентри, не убежденный услышанным.
– Чтобы ты больше не сомневался в истинности моих слов, я прочту письма Джин, прежде чем рассказывать дальше. Эти письма она писала своей сообщнице, а Сидней их выкупил. Между двумя женщинами был заключен договор: каждая держала другую в курсе своих похождений и планов, если кто-нибудь из них преуспеет, ей следовало поделиться богатством с подругой. Вот почему Джин писала свободно, как ты сам сейчас увидишь. Первое письмо написано через несколько дней после приезда Джин Мьюр в наш дом.
«Дорогая Гортензия!
Вновь меня постигла неудача. Сидней оказался изворотливее, чем я думала. Все шло как по маслу, пока однажды меня не подвела моя слабость – я перебрала с вином и ляпнула, что была актрисой, чем шокировала Сиднея. Он отступился от своего обещания, я устроила сцену, нанесла себе безопасную маленькую ранку, чтобы напугать его. Увы, это грубое животное не испугалось, а хладнокровно оставило меня на произвол судьбы. Моя ненависть столь велика, что я готова была бы даже принять смерть, лишь бы досадить Сиднею! Но раз уж я жива, я буду пакостить ему всеми силами. До сих пор возможностей не представлялось, однако я этого так не спущу. Его мать – жалкое, слабое создание, воск в моих руках. Через нее я получила великолепное место: хворая маменька, глупышка-дочь и двое совершеннолетних сыновей. Один, правда, обручен с Прекрасной Ледышкой, но это лишь делает его интереснее, ведь сам факт соперничества всегда добавляет очков победителю. Словом, я отправилась к ним, настроившись играть роль робкой, вызывающей сочувствие девицы. Еще прежде, чем я вступила в дом, я прониклась к этому семейству ненавистью, которую едва могла сдерживать. Попущением апатичного Мсье[24] (он же – “молодой хозяин”) за мною не отправили на станцию экипаж! “Он за это поплатится”, – решила я. Младший брат, матушка и юная барышня отнеслись ко мне покровительственно – их простые души я мигом разгадала. Мсье (так я буду называть его в дальнейшем, ведь имена – опасная штука) был непробиваем и даже не пытался скрыть свою неприязнь к гувернанткам. Кузина очень хороша собой, но отвратительна в своей гордыне, холодности и явном обожании Мсье, который милостиво позволяет поклоняться себе, будто бессердечному идолу – каковым и является. Конечно, я возненавидела обоих. В отместку за надменность я заставлю ее мучиться ревностью, он же пускай через страдания, через сердечную боль выучится добиваться женской благосклонности. В целом, семья очень гордая; ничего, я собью с них спесь, завоевав сыновей, когда же они признаются мне в любви – отвергну обоих и выйду за пожилого дядюшку, чей титул волнует мое воображение».
– Не могла она такого написать; нет, не могла! Это противоречит женской природе! – с негодованием вскричала Люсия.
Белла сидела совершенно сбитая с толку, а миссис Ковентри поддерживала слабые силы посредством нюхательных солей и веера. Ковентри шагнул к брату, вгляделся в листки, вновь сел и выдавил, еле сдерживая бешенство:
– Это ее почерк. Я сам отправлял некоторые из этих писем. Продолжай, Нед.
«Я постаралась услужить тем членам семейства, в которых разглядела дружелюбие; но до моего слуха долетел разговор пары. Он мне очень не понравился, и я сделала вид, что мне все равно, чтобы они прекратили разговор, чем заинтересовала спровоцировавших меня. Уже казалось, что успех обеспечен, когда Мсье заподозрил меня и не преминул это показать. Я вышла из роли смиренницы и подарила ему выразительный, чисто театральный взгляд. Он возымел действие; использую его снова. Дядюшка – лакомый кусок и желанный титул. Хотя в свои года он держится бодрячком и очень недурен собой, я с нетерпением буду ждать его кончины. Мсье, в свою очередь, обворожителен; ему идет элегантная томность, но его сердце спит глубоким сном, который до сих пор не удалось нарушить ни одной женщине. Я рассказала свою историю, и мне поверили, хотя я имела дерзость упомянуть, что мне всего девятнадцать, применила шотландский выговор и как бы невзначай обронила, что Сидней хотел на мне жениться. Мсье знает С. и определенно что-то заподозрил. Придется за ним следить.
В тот первый вечер мне было очень одиноко. Нечто в атмосфере этого счастливого семейства заставило меня желать себе иной доли и иной сути. Пытаясь поднять упавший дух, я думала о временах, когда и сама была прелестна и молода, добродетельна и весела. Зеркало явило мне измотанную тридцатилетнюю женщину, ибо я уже отколола фальшивые локоны и стерла грим – словом, лицо мое лишилось маски. О, сколь мне противны сантименты! Я выпила за твое здоровье из подаренной тобою фляжки, легла спать, и мне приснилось, будто я играю леди Тартюф[25].
Adieu, и до очередной порции новостей».
Эдвард сделал паузу; все молчали, и он, взяв новое письмо, начал читать:
«Милая подруга!
Все идет отлично. Я приступила к исполнению плана: раскусив каждого из членов семьи, опробовала свои чары. С утра пораньше я наведалась в Холл. Он произвел на меня благоприятнейшее впечатление, и я предприняла первый шаг на пути к тому, чтобы сделаться его хозяйкой. Шаг этот состоял в том, чтобы возбудить интерес к себе и сыграть на гордости хозяина. Для него Холл – вроде божества; я расхвалила дом и парк, заодно отпустив, как бы невзначай, пару комплиментов и самому хозяину. Младший брат обожает лошадей; я рискнула жизнью, чтобы обласкать его жеребца, и это сработало. Юная барышня питает романтическую страсть к цветам. Я собрала букет и вручила ей с сентиментальными заверениями – и вот она в моей власти. Прекрасная Ледышка чтит свою почившую матушку. Я застыла в немом восторге перед матушкиным портретом – и Ледышка начала оттаивать. Мсье привык, чтобы ему поклонялись. Я не обращаю на него внимания, и он, в полном соответствии с извращенностью человеческой природы, начал обращать внимание на меня. Он любит музыку; я запела, но остановилась, когда он услышал достаточно, чтобы пожелать услышать больше. Ему нравится, когда его развлекают (свойство вялых натур); я продемонстрировала искусство декламирования, но при появлении Мсье отказалась довести рассказ до кульминации. Короче, я не давала ему ни минуты покоя – и вот он начал пробуждаться. Младший брат мне мешал; я влюбила его в себя, и он отослан из дома. Бедный мальчик довольно мил; будь он наследником титула, я бы вышла за него».