Таинственный ключ и другие мистические истории - Олкотт Луиза Мэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какое там! Где ж было выжить молодому джентльмену под этаким-то завалом, да еще и в воде! Нет, мэм. Раздавленный он, вот именно что костей не соберешь. Его бы и не узнали, если бы не военный мундир да не рука с перстнем.
Джин опустилась на стул и без кровинки в лице слушала, как вестник описывает изувеченное тело. Когда рассказ был кончен, появился Ковентри; смесь раскаяния, стыда и горя исказила его черты, и старший брат уехал, чтобы опознать и привезти домой младшего. Джин, чувствуя себя преступницей, прокралась в сад; облегчение от страшной новости боролось в ней с естественной для женского сердца жалостью к безвременно погибшему пылкому юноше.
– Стоит ли тратить слезы и изображать горе, когда я должна радоваться? – бормотала Джин, меряя шагами террасу. – Бедный мальчик избавлен от мучений, а я сама избегла опасности.
Но развить мысль Джин не удалось, ибо прямо перед нею вдруг возник Эдвард собственной персоной! Ни одежда его, ни лицо не являли знаков, что он побывал в переплете. Рослый и полный сил, целый и невредимый, Эдвард стоял и смотрел прямо на Джин, и в лице его презрение боролось с состраданием. Джин окаменела, ее зрачки расширились, дыхание перехватило, щеки стали белее полотна. Под взглядом Эдварда она вытянула дрожащую руку, словно желая прикоснуться к нему. Однако он отпрянул, и Джин медленно проговорила:
– Мне сказали, что вы мертвы.
– А вы с готовностью поверили. Нет, погиб мой товарищ по полку, молодой Кортни, чем неосознанно ввел в заблуждение всех. На его месте был бы я, если бы не отправился в Аскот, распрощавшись с Кортни на вокзале.
– В Аскот? – повторила Джин.
Эдвард буравил ее глазами, а голос его был тверд и холоден.
– Знаю, вы тоже бывали в Аскоте. Потому я туда и поехал – чтобы навести о вас справки. И это мне удалось. Почему вы до сих пор здесь?
– Потому, что трехдневный срок не истек. Я поймала вас на этом обещании. Я уеду прежде, чем стемнеет; до тех пор вы будете немы, если только в вас достаточно чести, чтобы держать свое слово.
– Чести достаточно.
Эдвард взглянул на часы и, убирая их обратно в карман, произнес отчетливо, ледяным тоном:
– Сейчас ровно два; лондонский поезд уходит в половине седьмого. Экипаж будет ждать вас у заднего крыльца. Настоятельно рекомендую вам уехать, ибо заговорю сразу после ужина.
С кратким поклоном он прошествовал к дому, а Джин осталась. Противоречивые чувства боролись в ее сердце, провоцируя удушье. На несколько минут девушку постиг столбняк; затем природная энергичность взяла верх, не дала хода отчаянию, пока жива последняя надежда. Джин цеплялась за нее, ибо настроилась победить в этой игре – всем и всему наперекор. Она встряхнулась, прошла к себе в комнату, упаковала вещи, оделась как можно тщательнее и села ждать. До нее долетали звуки радостной суматохи; в окно она видела, как вернулся Джеральд, от болтливой служанки узнала, что мертвое тело принадлежит молодому Кортни. Одинаковые мундиры и перстень – подарок Эдварда – ввели в заблуждение тех, кто разбирал завалы, а поскольку от лица бедняги осталось только месиво, люди решили, что погиб младший Ковентри. Кроме служанки, никто к Джин не заходил, только один раз Белла позвала ее, но тут же была отвлечена, и зов не повторился. В пять часов принесли конверт, написанный рукой Эдварда; в нем был чек на сумму, много превышающую годовое жалованье мисс Мьюр. Эдвард не сопроводил чек запиской, но его щедрость растрогала Джин, которая сохранила в душе остатки прежней честности и еще не разучилась восхищаться благородством и почитать добродетель. Слеза непритворного стыда капнула на бумагу, искренняя благодарность наполнила сердце. «Даже если ничего не выйдет с сэром Джоном, – подумала Джин, – в этот враждебный, беспощадный к бедности мир я вернусь не совсем нищей».
Пробило шесть; к заднему крыльцу подали экипаж. Услыхав стук колес, Джин поспешила выйти. Слуга вынес за нею вещи, бросил кучеру «На станцию, Джеймс» – и Джин Мьюр покатила прочь, не простившись с семьей Ковентри и не замеченная никем из этой семьи. На нее навалилась чудовищная усталость. Джин хотела одного – лечь и обо всем забыть. Но оставался последний шанс, и пока судьба не насмехнулась над нею и в этом, Джин приняла решение не сдаваться. На станции она отпустила экипаж и приготовилась ждать сэра Джона. Лондонский поезд прибывал в шесть пятнадцать; если сэр Джон им не приедет – значит, сегодня не вернется вовсе. В Лондоне он мог встретиться с Эдвардом – этот страх не отпускал Джин. При первом же взгляде на открытое лицо сэра Джона все станет ясно. Если Эдвард рассказал о ней дядюшке, она оставит надежду и продолжит свой безрадостный путь. Если сэр Джон пребывает в неведении – еще не поздно обвенчаться. Замужество спасет Джин, ведь сэр Джон, заботясь о фамильной чести, сумеет защитить жену.
Поезд прибыл. Сэр Джон вышел из вагона, и сердце Джин замерло в груди. Мрачный, бледный, измотанный, сэр Джон тяжело опирался на руку дородного мужчины в черном. «Не иначе, преподобный Фейрфакс; зачем же он приехал, если тайна моя раскрыта?» – гадала Джин, медленно идя навстречу джентльменам и страшась прочесть свою судьбу на лице сэра Джона. Позабыв, что нужно опираться на руку друга, он бросился к ней с юношеской ретивостью, сияя лицом, поймал ее ладошку и воскликнул, счастливый донельзя:
– Девочка моя! Вы что же, думали, будто я не вернусь?
Обессиленная от эмоций, безразличная к посторонним, Джин без слов прильнула к сэру Джону. Последняя надежда не подвела ее. Преподобный Фейрфакс быстро сориентировался. Не тратя времени на вопросы, он повлек сэра Джона и Джин к экипажу. Джин скоро стала прежней, поведала о своих страхах из-за задержки сэра Джона, внимательно выслушала его отчет о разнообразных казусах, которые не дали ему приехать вовремя.
– Вы виделись с Эдвардом? – был первый вопрос Джин.
– Еще нет, но я знаю, что он вернулся и что по чистой случайности избегнул страшного конца. Этим злополучным поездом должен был ехать и я, не задержи меня недомогание, которое я тогда проклинал, а теперь благословляю. Вы готовы, Джин? Вы не сожалеете о своем выборе, дитя мое?
– Нет, нет! Я готова, я буду счастлива стать вашей женой, милый, великодушный сэр Джон! – пылко воскликнула Джин.
Ее пыл растрогал сэра Джона до глубины сердца и очаровал преподобного Фейрфакса, под черным одеянием котрого скрывался романтичный юноша.
Они прибыли в Холл. Сэр Джон распорядился никого не принимать, все трое наскоро поужинали, и сэр Джон послал за экономкой и управляющим, изложил им свое намерение и попросил быть свидетелями. Повиновение было законом для обоих; хозяин, по их разумению, просто не мог сделать ничего дурного или неподобающего, так что экономка и управляющий с радостью сыграли свои роли, тем более, что Джин Мьюр пользовалась симпатией всех обитателей Холла. Бледность Джин гармонировала с оттенком ее платья; стоя рядом с сэром Джоном, она произносила брачные обеты четко и звонко, являя готовность подчиняться супругу, какой не уловишь в интонациях большинства невест. Когда кольцо оказалось на ее пальчике, Джин широко улыбнулась, а когда сэр Джон поцеловал ее и назвал своей маленькой женушкой – уронила пару слезинок, что говорили об истинности ее счастья. Когда же преподобный Фейрфакс, обращаясь к ней, сказал «миледи», Джин мелодично рассмеялась, причем в ее глазах, поднятых на портрет Джеральда, внимательный наблюдатель прочел бы торжество превосходства. Едва слуги покинули комнату, было принесено письмо, в котором миссис Ковентри призывала деверя к себе, притом сей же час.
– Вы ведь не оставите меня так скоро после венчания? – просительно молвила Джин, угадав причину приглашения и спешки.
– Дорогая моя, я должен идти.
Сэр Джон говорил с нежностью, однако столь решительно, что Джин поняла: его не удержишь.
– Тогда я пойду с вами, – воскликнула она, решив про себя, что никакая земная власть не разлучит ее с сэром Джоном.
Глава IX
Леди Ковентри
Когда первые восторги по поводу возвращения Эдварда улеглись – но прежде, чем семья взялась расспрашивать о причине неожиданного приезда, – Эдвард заявил, что удовлетворит любопытство, как только будет окончен ужин, а пока рекомендует не тревожить мисс Мьюр, ведь она получила дурные вести и нуждается в уединении. Семья, хоть и не без усилий, подчинилась и стала с нетерпением ждать. Джеральд признался брату в любви к Джин и просил простить его за то, что не оправдал доверия. Готовый к яростной вспышке, Джеральд весьма удивился, когда брат лишь взглянул на него с жалостью и печально молвил: