Победительница - Алексей Слаповский

Я была в трансе и в шоке, поэтому продолжала задавать бессмысленные вопросы.

– Ты хочешь, чтобы наш сын был безотцовным?

– Почему сын? И еще никого нет.

– Уже есть! Он есть!

– Определили пол?

– Пока нет, срок очень маленький. Но будет сын. Ты будешь жить и знать, что твой сын где-то растет плебс-боем?111

– Повторяю, его пока нет. А если ты решишь его оставить, это будет твое решение. В таком случае вообще не понимаю, зачем ты со мной советуешься?

– Я не советуюсь! Я была уверена, что ты обрадуешься, что у меня от тебя будет ребенок.

Видимо, я выглядела такой несчастной, что Влада это навело на какие-то мысли. Он сказал:

– Я радуюсь. Вернее, я готов обрадоваться. Но не сейчас. Сейчас не время, понимаешь? У меня есть некоторые срочные дела, после которых я заработаю много денег. Это даст мне свободу. Почти безграничную, поверь мне. Я смогу жить так, как захочу. От Саши избавлюсь, это решено. Вот тогда у нас всё будет – нормальная семья, нормальные дети.

– А если я сейчас все-таки рожу ребенка? – спросила я.

– Ты можешь это сделать. Но это будет по отношению ко мне предательство. Подножка. Вернее, удар ножом в спину. Мы не сможем встречаться. Извини.

Я не ожидала, что на меня так подействует эта его угроза. Он стал не только частью моей жизни, он стал моей жизнью. Дело не в том, что прошла аллергия, хотя и в этом тоже, Влад сделался для меня чем-то вроде кислородного аппарата для задыхающегося больного. При этом не обязательно дышать всегда, пусть изредка. Но – отнять совсем? Этой мысли я не могла перенести.

– То есть, – уточняла я, – условие продолжения наших отношений – аборт? Если говорить прямо?

– А почему не говорить прямо? – весело удивился Влад. – Давай говорить прямо. Я вообще, надо сказать, не люблю детей. Особенно маленьких. Но от тебя – переживу как-нибудь. Только не сейчас. Сейчас – нет. Категорически.

– Без вариантов?

– Без вариантов.

Так, Володечка, передо мной встал страшный выбор между тобой и твоим отцом. А выбор всегда заставляет заново оценивать то, между чем и чем приходится выбирать. Ты был еще в зачатке, я тебя любила будущего, а Влад был живой и настоящий. Я тонула в слезах несколько дней подряд.

Не буду описывать извилистых путей моих размышлений, сразу же скажу о выводе. Вывод был такой: на самом деле выбор не между тобой и Владом, а выбор между Владом и будущими детьми вообще. То есть: если я сейчас избавляюсь от зародыша, у меня остается шанс выйти замуж за Влада и родить ему и себе несколько детей. Если оставляю, ребенок будет без Влада – и один, с сомнительной перспективой рождения еще кого-то, потому что я тогда не представляла, что могу кого-то полюбить, кроме Влада.

И я отправилась на аборт.

Об этом я не буду писать, потому что это может быть тебе неприятно.

Была сложность в том, чтобы сделать это секретно во избежание лишних слухов, поэтому я нашла частную клинику, где можно было произвести эту операцию анонимно, без предъявления документов.

Операция кончилась плохо, я долго не могла прийти в себя, долго держалась температура, начались головокружения и другие негативы. Меня не могли держать в стационаре, так как при этой клинике его не было. То есть были две палаты, где женщины лежали после аборта несколько часов, а потом уходили. Поэтому меня отправили домой, но регулярно навещали за достаточно высокую плату. Кончилось тем, что в полубессознательном состоянии я позвонила Ларе, она примчалась с Борисом, они отправили меня в больницу, где я провела потом полтора месяца. Выяснилось, что было заражение крови и еще какие-то специфические осложнения, не хочу об этом.

При выписке врачи сказали мне, что имение детей для меня в дальнейшей жизни будет проблематичным. Но я тогда даже не очень огорчилась. Я верила, что всё еще поправимо. Я радовалась, что осталась жива. Я хотела увидеть Влада, который за всё это время не сумел навестить меня, так как был длительное время за границей.

Когда я была в больнице, я не читала газет, не смотрела телевизор, не пользовалась Интернетом.

Вернувшись домой, тоже не сразу заглянула в Сеть.

Я будто что-то предчувствовала.

И увидела – почти сразу же – счастливую пару, Влада и Сашу. Они выходили из какого-то красивого здания, что-то готическое, где-то там, на Западе. Влад сиял. А у Саши круглился живот. Подпись голосила, что политик и бизнесмен В.Р. дождался счастья: его молодая жена забеременела.

Письмо тридцать второе

Все на меня навалилось, Володечка. Я ненавидела эту женщину и ее будущего ребенка. Я шарила в услужливом Интернете, который подсовывал свои ответы в одну секунду, что не есть так уж хорошо: во многих случаях некоторое время на поиски ответа необходимо для того, чтобы понять, насколько важен вопрос – и нужен ли он вообще. К примеру, когда человек в приступе злобы хотел взорвать всё окружающее, в доинтернетное время он не знал, как это делать, стал искать бы книги, выспрашивать, навлек бы на себя подозрения или сам охладел бы к идее, в эпоху же раннего Интернета это можно было сделать легко и быстро – то есть и найти, и взорвать. Потом изобрели множество фильтров, на которые было тут же придумано еще больше способов их обмануть. Но, опятьтаки, пока обманываешь, идет время, угасает порыв...

Причем тут это?

Вот причем: я за несколько секунд отыскала сведения, что проще всего сжечь кожу серной кислотой, – и адреса множества мест, где эту кислоту можно было приобрести в любых количествах.

Купив целую канистру, я осторожно наполнила стеклянную большую бутылку с широким горлом и стала ждать.

Информацию о перемещении таких людей, как Влад, найти было легко. Я узнала, что через три дня он должен участвовать в одном важном событии в России, следовательно, должен вернуться. Я узнала, откуда он должен вернуться, и легко вычислила аэропорт, куда должен был прилететь его самолет. Номера рейса я выяснить не смогла, поэтому пришлось поехать в аэропорт заранее. Я ходила, как тигрица в вольере, но подумала, что это подозрительно. Села, пыталась успокоиться. Однако женщина без вещей, с одним только каким-то пакетом, которая долго сидит на одном месте, тоже подозрительна. Я зашла в аэропортный маркет, купила сумку и что-то в нее. Туда же положила и пакет с бутылкой. Но тут же мысль: если я с вещами, значит, улетаю. А если улетаю – почему так долго нахожусь в аэропорту? Могут подойти, спросить, куда лечу. Нужно взять билет. Я пошла к окошкам авиакомпаний и в ближайшем попросила билет.

– Куда? – спросила тикет-герл.

– Всё равно, – сказала я, но спохватилась. Посмотрела на карту полетов компании, что была за спиной девушки, и сказала: – В Гонконг. На ближайший рейс.

– Ближайший завтра.

– Очень хорошо. Давайте.

– Но на ближайший уже нет. Можно на послезавтра или другими маршрутами.

– Можно на послезавтра или другими маршрутами, – повторила я механически, потому что в это время слушала объявление о прибытии самолета. Это был его, их самолет.

И я пошла встречать.

Если бы у меня была хотя бы спокойная минута для обдумывания того, что я собираюсь сделать, я бы ужаснулась, но такой минуты мне не давал мой воспаленный мозг. Вообще это было странное состояние. Такое я испытывала всего один раз жизни во время пустякового повода, в детстве. Мы поссорились с Ларой. Я рассердилась на нее, схватила довольно тяжелую модель дворцового замка, которую я делала из сборных деталей, и кинула в нее, стараясь попасть в лицо, чтобы больнее. Парадокс в том, что, когда я хватала, кидала, старалась попасть в лицо, я понимала, что делаю плохо, что этого делать не надо. Больше того, я в момент действия не хотела этого делать – но всё же фатально делала!

Я в нетерпении ждала у входа в секторе прилета.

Мне почему-то кажется, что я видела, как самолет приземлился, как отделились капсулы с пассажирами и стали приближаться к зданию аэропорта, хотя я не могла этого видеть112.

Я ждала. Прижалась к стене, чтобы ничем себя не выдать (голова моя была при этом покрыта платком, а глаза в темных очках для неузнаваемости), поставила сумку на пол, достала пакет с жидкостью.

Влада и Сашу нельзя было пропустить – к ним бросились толпы журналистов. Охранники Влада оттесняли их, но со всеми справиться и за всеми уследить не могли. Я проталкивалась ближе и ближе. Вот ненавистное лицо Саши. Счастливое. Красивое. Сейчас не будет у тебя ни счастья, ни красоты. Я отвинчиваю пробку. Какие-то ступени под ногами, я стараюсь быть осторожной.

С каким-то банальным криком вроде: «Вот тебе!» – я бросаюсь вперед и, налетев ногой на ступеньку, падаю. И вижу, как моя рука, словно чужая, взметывается надо мной, а из бутылки медленно, будто в замедленной съемке, выливается жидкость. И плещет мне в лицо. И я уже больше ничего не вижу, кроме жуткой боли. 113 – как верно выразился через шестьдесят с лишним лет Мэй Джон Ли когда, после вытеснения русских из Сибири, они обосновались в северных и приморских областях Китая, где занимались контрабандой сои и гаоляна и составили около 80 % населения, что при тогдашней рождаемости русских было неудивительно.