Трудный возраст века - Игорь Александрович Караулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В результате академия лишилась кворума, и вручение премии пришлось отменить – невиданный случай со времен последней мировой войны. Казалось, что скандал похоронит премию навсегда, однако посмертный авторитет Нобеля оказался сильнее шашней и корыстных делишек современных шведов.
Итак, 10 октября было присуждено сразу две литературных Нобелевки – за текущий год и за прошлый. Как вы знаете, ее получили польская писательница Ольга Токарчук и австриец Петер Хандке.
С точки зрения русского читателя Токарчук – типичный нобелиат последних лет. Прежде всего это выражается в том, что ее практически никто у нас не читал. «Ой, а кто это?» – типичная реакция читающего россиянина, которую мы наблюдали в случае Гюстава Леклезио, Герты Мюллер, Элис Манро, Патрика Модиано. За прошедшие годы читать их в России так и не стали. Попробуем почитать Токарчук, может, и выйдет толк.
Но Токарчук типична и еще в одном аспекте. У нас укрепилось мнение, что Нобелевка всегда – или чаще всего – политически мотивирована. По крайней мере, что касается русскоязычных лауреатов, это очевидная правда. С иностранцами сложнее, но Токарчук – это как раз ожидаемый нами случай. Кто-то поторопился сказать, что Токарчук – не Алексиевич. Что она владеет языком лучше Алексиевич, в это верится охотно: немудрено писать лучше провинциальной комсомольской журналистки. Но в политическом смысле она как раз Алексиевич и есть. Она, как и Алексиевич, строго судит историю своей страны, порицая поляков за угнетение национальных меньшинств, прежде всего евреев. Не менее строго судит и настоящее, выступая против польского консервативного правительства. Не стоит упускать из виду, что премию ей присудили накануне очередных выборов в польский сейм. Правда, поляки люди тертые, международному гипнозу поддаются плохо, и успех Токарчук не помешал «Праву и справедливости» получить большинство и укрепить свою власть. Впрочем, с нашей русской точки зрения Токарчук осуждать не за что. Напротив, очень хорошо, что есть авторитетный человек, говорящий о роли поляков в Холокосте. Просто чтобы нашим польским друзьям, любящим поговорить о русско-советских преступлениях, жизнь медом не казалась.
Параллель «Алексиевич – Токарчук» интересна и еще одним моментом. Алексиевич – наполовину украинка, выросшая на Украине, представляет в нобелевском пантеоне Белоруссию. Токарчук родилась в Польше, но имеет украинское происхождение, да и украинскую фамилию. Украину можно поздравить: украинские женщины очень успешны в литературе. Но есть нюанс: успеха они добиваются только тогда, когда играют не за украинскую команду. Только в контексте другой культуры. Будет забавно, если в ближайшие годы мы увидим награждение украинки из Канады. Или из России.
Что касается Петера Хандке, то он как раз в России человек известный, причем его знают и те, кто не читал его книг. «Ну как же, сценарист Вима Вендерса». «Небо над Берлином» смотрели многие. Стиль прозы Хандке сам по себе кинематографичен: стиль наблюдателя, цепко и последовательно фиксирующего детали.
Но тем, кто закрутил вокруг награждения Петера Хандке безобразный скандал, неважно, как и о чем он пишет. Какая еще литература, когда речь идет об идейной дисциплине? Писателя обвинили в том, что во время югославской войны он встал на сторону сербов, произнес сочувственную речь на похоронах Милошевича и отрицал резню мусульман в Сребренице столь энергично, что однажды сказал кому-то из оппонентов: «Засуньте ваши трупы себе в задницу».
Причем возмущенная общественность не желает ни выяснять истинные взгляды писателя, ни задаваться вопросом: почему безусловно талантливый человек, много на свете повидавший и испытавший, к тому же бывавший в самой зоне конфликта, смотрит на вещи так, а не иначе? По сути его считают то ли сумасшедшим, как у нас Чаадаева, то ли одержимым злой волей – а впрочем, раз уж мы имеем дело с охотой на ведьм, то почему охотники должны следовать иной логике?
Да, у Хандке есть подозрительный пункт в анкете: он наполовину словенец. Впрочем, если вспомнить поведение словенцев во время внутриюгославского конфликта, сложно понять, как словенское происхождение могло бы породить симпатию к сербам. Да и знаменитый словенец Славой Жижек осудил Хандке вместе с остальным прогрессивным человечеством. Если же посмотреть на взгляды Хандке чуть повнимательнее, то выяснится, что их вообще нельзя назвать просербскими. И сербские преступления в Сребренице он признает, просто он их, так сказать, «обесценивает», указывая на то, что и мусульмане, и хорваты в той войне чинили свои собственные зверства. На то, что война есть война, и ангелов, как в небе над Берлином, на войне не бывает. Казалось бы, неоспоримая истина. Но даже такая позиция предосудительна. Есть четкая идеологическая директива: страдали и гибли только противники сербов, а сербы, как у нас говорят, «сами себя обстреливали».
Все прегрешение Хандке, таким образом, состоит в том, что он возжелал справедливости, ни больше ни меньше. «Справедливость для Сербии» – книгу под таким названием он в свое время выпустил. Справедливость в том числе и для Милошевича, которого вновь, теперь уже по поводу Хандке, клеймят на страницах крупных мировых газет как военного преступника, хотя ему не позволили дожить до приговора даже того неправедного суда, которым его взялись судить.
Конечно, в этой дискуссии иной раз звучит и особое мнение меньшинства. Меньшинство (например, Брет Стивенс в «Нью-Йорк Таймс») робко предполагает, что надо бы все-таки отделять политику от литературы и ценить инакомыслящих писателей за талант, продолжая ругать их за гражданскую позицию. Стивенс вообще не понимает, почему в этот раз возник такой шум, ведь прежде мы видели очень разных нобелиатов. Гюнтер Грасс служил в войсках СС, Габриэль Гарсиа Маркес дружил с «диктатором» Кастро, а Жан-Поль Сартр вообще был в восторге от СССР. Наконец, что уже совсем близко к нынешнему случаю, британский драматург Гарольд Пинтер, удостоенный Нобелевки в 2005 году, тоже высказывался в защиту сербов, да и вообще они с Хандке одни и те же открытые письма подписывали. Но скандала такой остервенелости тогда не было.
Как предполагает Стивенс, дело в том, что все перечисленные были левыми, а Хандке вроде бы «считается фашистом». Выходит, с точки зрения мировой идейной машины левые – люди небезнадежные; ну подумаешь, сегодня сдуру похвалит каких-нибудь красных кхмеров, зато завтра, глядишь, выскажется в правильную сторону – за однополые браки, права трансгендеров или свободу миграции. А вот правых, «фашистов», ни к какому делу уже не пристроишь.
Но даже
