Мы – животные: новая история человечества - Мелани Челленджер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня есть подержанная копия работы 1973 года «Отрицание смерти», благодаря которой Беккер стал известен. Книга исчеркана вдоль и поперек и содержит комментарии и мысли предыдущего владельца. Кто бы ни отдал этот экземпляр на перепродажу в книжный магазин, он пытался смириться с событиями, связанными с террористической атакой на Всемирный торговый центр. Внутри, на первой странице, есть огромное примечание:
В: Кем были «настоящие» герои 9/11?
В предисловии предыдущий владелец нарисовал выразительную стрелку, указывающую на один из абзацев. В нем было следующее: «Идея смерти и страх перед ней преследует человеческое животное как ничто другое; он является основной движущей силой человеческой деятельности – деятельности, которая направлена главным образом на уход от неизбежности смерти, на преодоление ее за счет некоего отрицания, что это и есть конечная участь человека». Если Фрейд считал, что неврозы появились из-за того, что люди не верили, что они могут умереть, Беккер видел все общество в целом как кодифицированную систему героев. «Общество повсюду – это живой миф о значимости человеческой жизни», – писал он.
В 2012 году дизайнеры Фред и Фарид создали серию рекламных роликов для джинсов Wrangler под названием «Мы – животные». «Человек – это животное – сказали дизайнеры. – Но он больше об этом не знает». Некоторое время спустя американские психологи Шелдон Соломон, Том Пижчински и Джефф Гринберг провели небольшое исследование этой рекламной кампании. Взяв идеи Эрнеста Беккера, Соломон с коллегами предположили, что подсознательный страх смерти создавал ощущение бессмысленности и незащищенности нашего положения в мире. Когда страхов много, люди склоняются к идее о человеческой уникальности как к способу защиты. Во время исследования была создана альтернативная реклама со слоганом: «Мы – не животные». Те, кого преследовали мысли о смерти, предпочитали исправленную рекламу, которая говорила о человеческой уникальности.
Можно легко найти культуры, которые используют смысловые системы, объясняющие то или иное событие, чтобы справляться с экзистенциальными страхами. Духи-проводники в загробную жизнь существуют в большинстве культур. Начиная с древних культов бога плодородия Осириса, когда пророщенные семена пшеницы сеяли в виде силуэта фараона, будто с каждым зеленым ростком он восставал из мертвых, и заканчивая реинкарнирующим атманом[64] в индуизме, системы верований сходятся на избавлении нас от опасности. Конечно же, существует множество мировоззрений, которые считают смерть переходом и нормальной частью жизненного цикла. Но это не обязательно означает, что люди не продолжают ограждать себя от своей смертности. В Варанаси, с протекающей сквозь него рекой Ганг, смерть и повседневная жизнь неотделимы друг от друга. Это одно из святейших мест в Индии, и люди входят в воды, чтобы очистить и подпитать свои души. Над водой висит дымка из человеческих частиц – это пепел сотен тел, которые каждый день сжигают на берегу. Во время сезона дождей трупы могут отрываться от швартовочных камней и уплывать вниз по реке. Смерть и река текут вместе, как необычные близнецы.
С точки зрения индуизма люди могут перерождаться бесконечно. Завершение этого цикла достигается через мокшу[65]. В священном городе Варанаси на берегу Ганга душа разрывает оковы животной жизни и возвращается к чистому духу Брахмана. В одном исследовании ученые работали с двумя группами людей, живущих рядом с Варанаси. Люди из первой группы регулярно сталкивались со смертью, а из второй – редко. Они обнаружили, что те люди, которые работали вдалеке от Ганга (например, фермеры), испытывали острую необходимость защищать свое мировоззрение, когда их просили подумать о смерти. Подобного всплеска не наблюдалось у рабочих на погребальных церемониях, но лишь потому, что они уже демонстрировали хронически высокий импульс к защите своего культурного мировоззрения. Исследователи пришли к выводу, что близость смерти не помогала людям привыкнуть к мысли о смерти, а лишь заставляла их защищаться.
Аналогичные исследования были проведены среди аборигенов Австралии около десяти лет назад. Это особенно убедительный пример, поскольку австралийским аборигенам свойственна глубокая связь с остальным миром живой природы. Похоже, что мысли о смерти заставляют людей, знакомых как с основной австралийской культурой, так и с самобытностью коренных народов, укреплять свою веру в систему ценностей коренных народов.
Но смерть – не единственное вопиющее доказательство нашей животной сущности. Есть еще один небольшой вопрос – то, как мы рождаемся. Из-за своей висцеральной роли в репродуктивном процессе женщины служат мощным напоминанием тому, что мы – животные. После нескольких исследований об отношении к женщинам психолог Кристина Ройланс пришла к выводу, что вера в то, что люди – уникальный и превосходящий другие вид, может дать преимущества перед страхом смерти, но ценой подобных убеждений может стать унижение женщин. Чаще всего угнетение следует за мужским контролем репродуктивной функции женщин. Но если женские тела представляют угрозу идеологиям, оправдывающим патриархат, то эта двойная игра может быть намного масштабнее. Во время исследований Джейми Голденберг обнаружил повышенную реакцию на публичное кормление грудью среди тех, кому предварительно угрожали. А эксперименты Марка Ландау показали, что гетеросексуальные мужчины, испытывающие более высокий уровень страха смерти, считают чрезмерно сексуальных женщин менее привлекательными.
Таким образом, пытаясь понять наше время, стоит помнить, что многие люди – осознанно или неосознанно – не любят, когда им напоминают, что мы – животные, до такой степени, что могут неосознанно восставать против всего, что способно отнести их в эту категорию. Выделения, менструация – все эти жидкие и грязные проявления нашей органической природы – могут вызывать у нас внутреннее содрогание. Если добавить это к тем вещам, которые вызывают в нас тревогу – травмы тела, болезни, – мы обнаружим, что животная природа терзает наше воображение, особенно когда мы чувствуем себя уязвимыми. Даже беглый взгляд на поврежденное тело вызывает в нас ужас, который мы не можем ни видеть, ни контролировать. Подобно злому гению, который скорее крадет, чем дает, он вызывает в нас видения того, как мы растворяемся в ничто.
Конечно же, идея о том, что мы боимся своей смерти, вряд ли нова. Но возникает вероятность, что мы не считаем себя животными, потому что
