Мы – животные: новая история человечества - Мелани Челленджер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, тот факт, что смерть может иметь значение для живых существ, вряд ли является откровением, как и то, что смерть имеет значение для нас, людей. В конце концов, все мы когда-нибудь умрем. Дыхание и сердцебиение замедлятся и остановятся. Мышцы потеряют свой тонус, будто их открепили от этого мира. Рот откроется, кожа обвиснет, а часть испражнений, ничем не сдерживаемых, выйдет наружу. Тело будет неподвижным и холодным вплоть до наступления трупного окоченения, когда наши глаза могут закатиться, будто опаленные уголки бумаги. Все, что мы когда-то видели в этом мире, исчезнет.
Как раз накануне мой маленький сын после укладывания в кровать прокрался назад в мою комнату и встал у двери. Его лицо висело в темноте, будто луна. «Я сейчас подумал, – сказал он, – как странно, что мы живы». – «Да, – ответила я. – Я знаю, любовь моя. Но сейчас нужно ложиться спать». Конечно, вряд ли этот ответ его удовлетворил, но этот день был такой длинный… Сын замешкался: «Как ты думаешь, что-нибудь от меня останется тут, когда я умру?»
Приматолог Томас Саддендорф писал о ментальных путешествиях во времени, которые, как он считает, дают людям уникальную форму сознательного опыта. В своей книге на эту тему он трогательно пишет о том, к чему может привести подобное человеческое воображение. «Когда я был маленьким, – говорит он, – я пытался смириться с самым неприятным озарением: тем фактом, что однажды я умру. Я лежал в кровати, уставившись в потолок, и пытался представить, как это – не существовать. Я думал, что у меня это получится, потому что это состояние, казалось, ничем не отличается от сна без сновидений. Но я никак не мог смириться с мыслью о том, что я больше никогда не буду существовать – что никогда не проснусь, что исчезну навсегда. Даже сейчас от одной этой мысли меня тошнит».
За несколько десятилетий ученые из различных областей науки провели огромный объем исследований наших реакций на смерть. Они показали, что человеческий ум странным образом искажает смерть. В то время как для некоторых смертность – это ужас наяву, для большинства других это подавленная тревога. И тому есть весомые доказательства, помимо здравого смысла собственного опыта. Даже в своих самых крайних проявлениях тревога влияет на огромное количество людей, и, по некоторым подсчетам, это одно из самых распространенных психических расстройств в мире. Но более мягкие формы переживаний – мимолетные иррациональные страхи перед болезнью, внезапная озабоченность ощущениями в теле, всплеск чувств по поводу смерти – встречаются практически повсеместно. Более того, большая часть тревоги, которая есть у людей, ждет своего часа, затаившись в теле, не имеет осознанной связи с изначальным ее источником. Тревога остается, даже если у нас есть весомые причины быть уверенными в существовании бессмертной загробной жизни.
В исследовании 2001 года американским студентам колледжа показали эссе, якобы написанное студентом другого местного университета на предложенную тему. Называлось оно так: «Самые важные вещи, которые я узнал о человеческой природе». Эссе утверждало, что «…граница между людьми и животными не такая уж огромная, как думает большинство». И далее: «Хотя нам нравится думать, что мы особенные и уникальные, наши тела во многом работают так же, как и тела других животных. Будь то ящерицы, коровы, лошади, насекомые или люди, мы все сделаны из одних и тех же базовых биологических продуктов».
В альтернативном эссе заявлялось: «Хотя мы, люди, и имеем нечто общее с другими животными, люди – поистине уникальные создания». И затем: «У людей есть язык и культура. Мы создаем предметы искусства, музыку и литературу, которая позволяет нам жить в абстрактном мире воображения, что не под силу ни одному другому животному». Во время исследования ученые обнаружили, что, когда студентов колледжа заставляли задуматься о своей смертности, они отдавали явное предпочтение тому эссе, которое описывало человеческую уникальность, а не эссе о схожести человека с другими живыми существами.
С тех пор было замечено, что, если люди предварительно думали о смерти, они с большей вероятностью будут жертвовать деньги той благотворительной организации, которая подчеркивает различия между людьми и животными. В еще одном исследовании, рассматривавшем отношение к животным-компаньонам, психолог Рут Битсон просила испытуемых прочитать короткий абзац о людях и других животных. Когда их наталкивали на мысль о смертности, участники оценивали своих питомцев менее позитивно. Эти результаты особенно примечательны, потому что это были владельцы животных с позитивным отношением к другим видам. Похоже, что наши страхи и убеждения о животной природе переплетаются весьма причудливым образом.
Хотя Фрейд сейчас уже не столь популярен, именно он предлагал рассматривать людей как существ, которые подавили свои животные инстинкты ценой своего рассудка. Величайшая догадка Фрейда состояла в том, что в основе обычных человеческих переживаний лежит пласт тревожности. Некоторые его выводы были совершенно нелепы, но тем не менее он вызвал призрак животного, воющего на свое отражение в зеркале, – мыслящее существо, обеспокоенное странным разрывом между своими импульсами и представлениями. Это был образ, с которым с тех пор боролись многие.
Эрнест Беккер был культурным антропологом, написавшим популярную книгу о склонности людей искать способы преодоления экзистенциальной тревоги. «Человек, – писал он, – это животное, которое воспринимает себя, размышляет о себе и приходит к пониманию, что его животное тело представляет угрозу для него самого». Тело – это «препятствие для человека», «угроза его существованию как самосохраняющегося существа». И Беккер был не одинок в своем мнении. С начала и до
