Биржевой дьявол - Майкл Ридпат

Я почти бежал по тропинке, а тропические заросли обступали меня со всех сторон. Я ничего не видел перед собой, только землю под ногами. У меня перед глазами стояла Изабель.

Противоречивые чувства обуревали меня. Ведь мы почти не были знакомы, но мне казалось, что я знаю ее лучше, чем кого бы то ни было в этом мире. Я снова и снова прокручивал в памяти наши разговоры, особенно ночные, когда говорилось одновременно обо всем и ни о чем. Передо мной возникали какие-то обрывки образа: огромные глаза, робкая улыбка, черные волосы. Я вспомнил, как впервые увидел ее в трейдинговом зале Dekker Ward, такая гибкая, соблазнительная, манящая.

Я выбежал из леса на небольшое пастбище. За моей спиной открывался изумительный вид, но я не обернулся.

Я был зол, страшно зол. На себя за то, что оставил ее; на Нельсуна за то, что он вовремя не остановил полицию и спугнул бандитов; на Луиса за то, что он не взял все под свой контроль. Но больше всего — и в этом я даже самому себе не хотел признаваться — я был зол на Изабель. Ведь она знала, что представляет собой лакомую поживу, так почему не вела себя осторожнее? Почему позволила себя похитить и убить — именно сейчас, когда она стала так много для меня значить?

Штука была в том, что я до сих пор не знал, что она для меня значит. Я запутался. Наши отношения только-только начались. А как было бы дальше? Что из всего этого могло бы получиться? В голове словно включилась ускоренная перемотка вперед — картинки нашей будущей жизни. Как бы она чувствовала себя в моей крошечной квартирке на Примроуз-Хилл? Трудно представить Изабель в такой обстановке.

Все это начало казаться мне абсурдным. Скорее всего, из наших отношений ничего бы не вышло. Из-за Зико и его прихвостней я никогда не узнаю, как оно могло бы быть.

С этим смириться я не мог.

Действительно ли ее убили? Нельсун полагал, что да. Луис верил, что она жива. От Зико мы так ничего и не добились.

Логика подсказывала, что прав Нельсун. У него был опыт в подобных делах. Но пока не будет доказательств, я не поверю в ее смерть. Здесь я на стороне Луиса. Я должен надеяться и молиться, чтобы она была жива, — пусть и вопреки логике.

Последние несколько дней были ужасны. Луис превратился в ходячий призрак. Корделия попала в больницу, врачи беспокоились, как стресс может отразиться на ее беременности. Нельсун Зарур порывался отказаться от гонорара, но Луис тут проявил твердость.

Я позвонил Рикарду и сказал ему, что не исключен самый страшный исход событий. Голос в трубке звучал глухо и безжизненно. Я сказал, что скоро возвращаюсь в Лондон. Он отделался какой-то короткой фразой и повесил трубку. Изабель была права: она действительно что-то для него значила.

— А знаешь, ведь она жива.

Уже наступил вечер. За стеклом больших двустворчатых окон последние лучи солнца скрывались за вершиной горы, закрывавшей вход в долину. Перед нами пылал камин. Мы сидели каждый со своим «Баллантайнз», хмуро смотрели на огонь и молчали.

Я кивнул.

— Знаю.

— Мы должны в это верить, что бы ни говорили Нельсун или Зико.

— Да.

Снова молчание.

Луис пошевелился.

— Какой она была? На работе?

— Сдержанной. Очень собранной. Всегда старалась докопаться во всем до сути. Ее уважали.

Луис покачал головой.

— Я так удивился, когда она связалась с финансами. Удивился и, как ни странно, даже разочаровался. Она всегда была такой идеалисткой. Я, конечно, с ней во многом не соглашался, мы спорили. Но я уважал ее взгляды. Потом она уехала в Штаты, а вернувшись, решила доказать всем и вся, что разбирается в банковском деле лучше, чем я. Почему?

— Не знаю. Мне трудно судить о ее мотивах. А доказать, наверно, она хотела именно тебе.

— Но зачем?! Довольно того, что она просто моя дочь! Неважно, разбирается она в финансах или нет!

— Может быть, поэтому. Потому, что ты не возлагал на нее особых надежд. Впрочем, не знаю. Не вини себя. У тебя прекрасная дочь. Ты можешь ею гордиться.

Луис промолчал, глядя на огонь.

— И она вовсе не отказалась от своих взглядов и идеалов, — продолжал я. — Один проект favela чего стоил. Она так верила в него. Это был беспроигрышный шанс использовать свои знания и опыт и сделать что-то по-настоящему хорошее.

— Это и было по-настоящему хорошее. Чертовски жаль, что все пошло насмарку.

— Пошло, потому что Росс своими руками уничтожил проект.

— Боччи подонок. А Рикарду совершил колоссальную глупость, связавшись с ним. Dekker — серьезная организация, но их иногда слишком заносит. Я всегда был против, чтобы она там работала.

— У них настолько дурная репутация?

— Достаточно дурная. Впрямую в коррупции их, конечно, не обвиняли. Для этого Рикарду слишком умен и осторожен. Но все равно, вокруг них… — Он запнулся, ища подходящее слово. — Вокруг них был такой запашок. Они работали с людьми, с которыми нельзя было иметь дело. Тот же Боччи. И обходили правила там, где их не следует обходить.

Меня это не удивило.

— Но Изабель, наверное, знала обо всем этом, устраиваясь к ним на работу.

— Знала. Я пытался ее отговорить, но это еще больше утвердило ее в правильности принятого решения. Она сказала, что это прекрасная возможность для профессионального роста, а уж сама она намерена вести все дела честно. Уверен, что так оно и было. В Бразилии у нее прекрасная репутация.

— Вот вернусь и уволюсь, — вдруг вырвалось у меня.

— Уволишься? — Луис выпрямился в кресле. — Почему?

— Мне не нравится мир финансов. А может быть, мне просто не нравится Dekker. Я уже все решил, еще до отъезда сюда.

Луис не ответил. Мы снова погрузились в молчание. Каждый думал об одном и том же.

— Проект можно спасти, — наконец произнес Луис.

— Каким образом?

Впервые за все это время он улыбнулся. Слабая улыбка, тронувшая уголки его губ, мучительно напомнила мне Изабель.

— Боччи для прессы пока никто, так, мелочь. У меня есть друзья в солидных изданиях. Росс еще пожалеет о своих выходках.

21

В понедельник утром, идя на работу, я изрядно волновался. Но меня встретили улыбками, дружескими кивками и выражениями сочувствия, а вопросы, если и задавались, то очень деликатно. Любопытство явно не значилось среди пороков моих коллег.

Все придерживались принципа «меньше знаешь — крепче спишь». В общем, все было так, как будто я вернулся домой после длительного отсутствия. Но это продолжалось недолго.

После летучки я устроился за своим столом. За три недели бумаг накопилась целая гора. Стол Изабель сиял девственной пустотой. Ни одного листка бумаги. Рабочее место было готово принять нового обитателя.

Погруженный в свои мысли, я не услышал, как подошел Рикарду. Он уселся напротив и внимательно посмотрел на меня, словно желая понять, о чем я думаю. В отличие от трейдерского квадрата, где вовсю трещали телефоны, здесь стояла тишина.

— Как ты себя чувствуешь?

Я молча пожал плечами.

— Здесь все в шоке. Последние две недели выдались очень напряженными. И только все начало налаживаться, как…

Пришлось понимающе кивнуть.

— Ее отцу сейчас, должно быть, тяжело. Она для него очень много значила.

Ну конечно. Наверняка Изабель рассказывала ему о себе и своей семье. Так же, как и мне. Мне стало неприятно.

— Да, ему нелегко. Жить, не зная — жива она или нет.

— Этот Нельсун Зарур, он действительно считает, что шансов нет?

— Шансы есть всегда. Просто он предполагает худшее. И полиция тоже.

Мне не хотелось ничего обсуждать с Рикарду. Но в его откровенности было, как всегда, что-то притягательное.

— Она нравилась мне, — сказал он. — И, если не ошибаюсь, тебе тоже.

— Нравилась, — откликнулся я негромко. — Точнее, нравится.

Нельзя говорить об Изабель в прошедшем времени. Она должна быть живой. Обязана быть живой.

— Прости. Ты прав. Я тоже не могу примириться с мыслью, что она… что ее нет. — В его голосе звучала необычная нежность. — Люди реагируют на подобные вещи по-разному. Не знаю, что сейчас чувствуешь ты. Если можешь, попробуй как-нибудь расслабиться, отвлечься, что ли. Или ты хочешь с головой погрузиться в работу? В общем, делай, что считаешь нужным. Мы все понимаем.

Ага, злорадно подумал я, понимают они. Все это понимание продлится ровно до того момента, как вы раскроете бразильские газеты. Луис сказал, что вся история должна появиться в печати уже в начале этой недели. Задним числом я уже начал сомневаться в том, что мы затеяли. Тогда, в гостиной Луиса, я принял его идею на ура. Теперь же я несколько засомневался. Пока не грянул гром, надо смываться отсюда.

— Рикарду…

— Да?

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Да?

— Я увольняюсь.

— Что?

— Я увольняюсь.

Он хотел что-то возразить, но, увидев выражение моего лица, промолчал. Откинулся на спинку стула и сейчас смотрел мне прямо в глаза. Я выдержал его взгляд.