Мичман Хорнблауэр - Cecil Forester

– Восемь… девять судов с поднятыми реями, сэр, – сообщил Хорнблауэр.

– Благодарю вас, – отвечал Пелью. – Поворот оверштаг!

«Неустанный» лег на другой галс и взял курс на мол. Гибралтарская гавань была, как обычно, полна судов: здесь вынужденно базировались все средиземноморские военно-морские силы Англии. Пелью взял марсели на гитовы и положил руль к борту. Потом загромыхал канат и «Неустанный» повернулся на якоре.

– Спускайте мою гичку, – скомандовал Пелью. Пелью выбрал для своей шлюпки и ее команды сочетание синего и белого – синие рубахи и белые штаны для матросов, белые шляпы с синими лентами; сама шлюпка была синяя с белым, у весел – синие рукоятки и белые лопасти. Все вместе получалось очень красиво – весла взметнулись, и шлюпка плавно заскользила по воде. Капитан Пелью отправился засвидетельствовать свое почтение адмиралу порта. Вскоре по его возвращении к Хорнблауэру подбежал посыльный.

– Капитан приветствует вас и хотел бы видеть вас в своей каюте.

– Проверь-ка свою совесть, – ухмыльнулся мичман Брэйсгедл. – Что ты такого натворил?

– Хотел бы я знать, – искренне отвечал Хорнблауэр. Вызов к капитану – это всегда повод для волнения. Подходя к каюте, Хорнблауэр нервно сглотнул и, прежде чем постучаться, немного помедлил, собираясь с духом. Однако опасения его оказались напрасны: Пелью сидел за столом и приветливо улыбался.

– А, мистер Хорнблауэр, у меня для вас новость, надеюсь, радостная. Завтра будут лейтенантские экзамены, здесь, на «Санта Барбаре». Я надеюсь, вы к ним готовы?

Хорнблауэр чуть не ответил: «Думаю, что да», но вовремя себя одернул.

– Да, сэр. – Пелью ненавидел уклончивые ответы.

– Что ж, очень хорошо. Доложитесь там в три часа пополудни с характеристиками и журналами.

– Есть, сэр.

Такой короткий разговор о таком важном деле! Пелью назначил Хорнблауэра исполняющим обязанности лейтенанта два месяца тому назад. Завтра экзамен. Если он сдаст, адмирал на следующий же день утвердит назначение, и Хорнблауэр станет лейтенантом с двумя месяцами стажа. Но если он провалится! Это будет означать, что он не достоин лейтенантского чина. Он снова станет мичманом, два месяца стажа пропадут, и до следующих экзаменов его допустят не раньше, чем через полгода. Восемь месяцев стажа – дело огромной важности. Оно может повлиять на всю последующую карьеру.

– Скажите мистеру Болтону, что я разрешаю вам завтра оставить судно. Можете воспользоваться одной из корабельных шлюпок.

– Благодарю вас, сэр.

– Удачи, Хорнблауэр.

В последующие двадцать четыре часа Хорнблауэру нужно было не только перечесть «Краткий курс навигации» Нори и «Полный справочник по судовождению» Кларка, но и добиться, чтоб его парадная форма блестела, как с иголочки. За порцию спиртного уорент-офицерский кок разрешил лейтенантскому вестовому нагреть на камбузе утюг и прогладить шейный платок. Брейсгедл одолжил чистую рубашку, однако критический момент наступил, когда обнаружилось, что весь лейтенантский запас ваксы ссохся в комок. Пришлось двум мичманам растирать его с жиром, а получившаяся смесь, будучи нанесена на хорнблауэровы башмаки с пряжками, решительно отказалась натираться. Лишь упорный труд с применением сперва полинялой лейтенантской обувной щетки, а затем мягкой тряпочки, позволил довести их до приличествующего экзаменам блеска. Что до треуголки – тяжела жизнь треуголки в мичманской каюте, и часть вмятин так и не удалось выправить.

– Снимай ее как можно скорей и держи под мышкой, – посоветовал Брэйсгедл. – Может они не увидят, как ты поднимаешься на мостик.

Все собрались проводить Хорнблауэра, когда тот покидал корабль, со шпагой, в белых бриджах, в башмаках с пряжками, неся под мышкой стопку журналов, а в кармане – характеристики (о трезвости и примерном поведении). Зимний день уже давно перевалил за полдень, когда Хорнблауэр поднялся на борт «Санта Барбары» и доложился вахтенному офицеру.

«Санта Барбара» была плавучей тюрьмой. Захваченная родни в Кадисе, она с 1780 года так и гнила без мачт, на приколе, в мирное время – склад, в военное – тюрьма. На переходных мостиках стояли солдаты в красных мундирах – ружья заряжены, штыки примкнуты. Карронады на полубаке и шканцах были направлены внутрь и наклонены так, чтобы простреливался весь шкафут. Несколько печальных и оборванных заключенных прогуливались по палубе. Поднявшись на борт, Хорнблауэр сразу почувствовал вонь: внизу томились две тысячи заключенных. Он доложился вахтенному офицеру и сообщил цель своего прибытия.

– Кто бы мог догадаться? – сказал вахтенный, пожилой лейтенант с длинными, до плеч, седыми волосами, оглядывая безупречную форму и толстую стопку у Хорнблауэра под мышкой. – Пятнадцать человек вашего брата уже на борту, и – Боже милостивый, вы поглядите только.

Целая флотилия маленьких лодок приближалась к «Санта Барбаре». На каждой было по крайней мере по одному мичману в треугольной шляпе и белых бриджах, на иных четыре-пять.

– Каждый уважающий себя молодой человек в Средиземноморском флоте хочет получить эполет, – сказал лейтенант. – Вот подождите только, экзаменационная комиссия увидит, сколько вас собралось. Ни за что на свете я не хотел бы оказаться на вашем, юноша, месте. Идите на корму и ждите в левой бортовой каюте.

Каюта была полна, и пятнадцать пар глаз уставились на Хорнблауэра. Офицеры в возрасте от восемнадцати до сорока лет, все в парадных формах, все нервничали. Кто-то судорожно листал «Краткий курс» Нори, восстанавливая в памяти сомнительные места. Одна компания передавала из рук в руки бутылку, очевидно для поднятия духа. Следом за Хорнблауэром хлынул поток новоприбывших. Каюта начала заполняться и вскоре была набита битком. Половине из сорока мичманов посчастливилось сесть на палубу, другие остались стоять.

– Сорок лет назад, – произнес кто-то громко, – мой дед шел с Клайвом отомстить за Черную Калькуттскую Яму[11]. Видел бы он, что случится с его отпрыском.

– Выпей! – сказал другой, – и ну их всех к черту!

– Нас здесь сорок, – заметил высокий, худой, ученый на вид офицер, считая по головам. – Сколько сдаст, как вы думаете. Пять?

– А ну их всех к черту, – повторил хмельной голос в углу и затянул: – Прочь от меня, докучные заботы…

Воздух наполнился протяжным свистом боцманских дудок, на палубе зазвучали команды.

– На борт поднялся капитан, – заметил кто-то. Офицер выглянул в дверную щелку.

– Неустрашимый Фостер, – сообщил он.

– Вот уж кто все жилы вытянет, – сказал толстый молодой человек, удобно прислонившийся к переборке. Снова засвистели дудки.