Золотой человек - Мор Йокаи

Атали строго-настрого наказала слугам не будить Тимею, даже велела опустить шторы на окнах, чтобы в спальне было темнее, - лишь бы девочка не проснулась до тех пор, пока Атали будет совсем обряжена к венцу.

Меж тем эта процедура требовала не мало времени. Атали хотела появиться сегодня во все оружии своей красоты. К этому дню съехались из дальних краев родственники и деловые друзья Бразовича - невероятное количество гостей, дабы отпраздновать свадьбу единственной дочери в богатом семействе и самой красивой девушки всех окрестных комитатов.

Гости начали уже съезжаться. Мать невесты, госпожа Зофия, тоже втиснулась в новое платье и - что гораздо мучительнее - в новые туфли, лишь усилившее ее желание, чтобы этот хлопотный день поскорее кончился.

Появился и жених, - как обычно, учтивый, с безмятежным видом; однако его безмятежное лицо никогда не выдавало истинных переживаний, а учтивость была всего лишь манерой обращения.

Господин Качука принес и свадебный букет для невесты. Камелий в ту пору еще не знали, и букет был составлен из всевозможных роз. Господин Качука сказал, что розы предназначаются розе, и за сей комплимент был вознагражден горделивой улыбкой на сияющем лице.

Не хватало лишь двоих: Тимеи и господина Бразовича. Появления Тимеи никто не торопил, никто о ней не спрашивал, с гораздо большим беспокойством поджидали все господина Бразовича.

Прошел слух, что он еще спозаранку отбыл к губернатору, и теперь гости нетерпеливо ждали его возвращения. Даже невеста несколько раз подходила к окну - выглянуть, не показалась ли отцовская карета.

Только жених не проявлял беспокойства.

Но куда же подевался господин Бразович?

Накануне с вечера он был в прекрасном расположении духа. Развлекался в дружеской компании, приглашал всех знакомых на свадьбу, а поздно вечером, стукнув в окно господина Качуки, взамен пожелания доброй ночи крикнул ему: "К завтрему будут сто тысяч форинтов!".

И для хорошего настроения у него были основания.

Губернатор дал ему знать, что фортификационный план полностью одобрен советом министров и дано предписание приступить к отчуждению земель; более того, за участок в дунайском междуречье деньги уже выплачены, средства за остальные участки тоже перечислены, ордера за подписью министра должны вернуться нынче ночью. А значит, денежки все равно что в кармане.

Утром господин Бразович едва мог дождаться присутственного времени и даже чуть раньше явился в губернаторскую приемную, чтобы его не обогнали прочие просители.

Губернатор не заставил господина Бразовича ждать, тотчас велел пригласить его.

- Возникло маленькое осложнение, сказал он вошедшему Бразовичу.

- Маленькое - не беда, лишь бы не большое.

- Доводилось вам когда-нибудь слышать о Государственном совете?

- Сроду не слыхал.

- Я тоже. Лет пятнадцать о нем не было ни слуху ни духу, однако вопреки всему это орган существует и именно сейчас напомнил о своем существовании. Как я уже говорил, совет министров принял решение о принятии плана укреплений и об отчуждении земель. И тут из неизвестного источника поступил донос, в котором сообщалось о пагубных для государства обстоятельствах. Подвергнуть сомнению решение совета министров представлялось невозможным, и тогда был созван Государственный совет, о котором за последние пятнадцать лет только и было известно, что члены его поучают годовое жалование да средства на содержание канцелярии. Спорный вопрос был передан на рассмотрение Государственного совета, и тот мудро порешил в принципе одобрить решение правительства, но осуществление его разбить на два этапа. Участки в дунайском междуречье подлежат немедленному отчуждению, а моношторские земли - лишь тогда, как будут завершены первые этапы фортификационных работ. На это уйдет лет восемнадцать - двадцать, значит, владельцам участков придется обождать столько же, прежде чем они получат выплату. Всего доброго, господин Барзович.

Господин Бразович ни слова вымолвить не мог. Кому пришло бы в голову помнить о каком-то Государственном совете, когда все министры уже завоеваны? Кто мог предположить, что, когда в интересах всех и каждого перерезать жилы государству, отыщется чудак, пренебрегший собственными интересами?

Помощи ждать было неоткуда.

Ста тысяч, которые, казалось, уже в кармане, - как не бывало. Но пропала и вторая сотня тысяч, вложенных в чахлые, бесполезные виноградники, которые в этот момент утратили всякую ценность. Все надежды, все воздушные замки рухнули. Роскошные двухэтажные хоромы, плывущие по Дунаю груженые суда, ярко освещенный храм с разодетыми свадебными гостями - все мираж; достаточно легкого ветерка, небольшого облачка, затянувшего солнце, чтобы сдуть. Разметать этот мираж вместе с карточным домиком моношторской крепости.

Когда господин Бразович вышел из губернаторского кабинета, ему показалось, будто у часового два кивера на голове и два ружья на плече, окна павильона пляшут, а длинный ровный коридор вздымается перед ним крутым горным склоном и стены грозят вот-вот на него рухнуть...

А вот и Тимея!

Она наконец-то проснулась в полумраке затененной комнаты, но словно не пришла в себя от глубокого, горячечного сна, оделась кое-как и, не найдя никого в комнатах поблизости, добралась до залы, где обряжали к свадьбе Атали.

Войдя в залитую ярким светом комнату, заставленную цветами и свадебными подарками, она вдруг опомнилась: ведь сегодня же день свадьбы!

При виде господина Качуки с букетом для невесты в руках ее сердце екнуло: Да это ведь жених!

А переведя взгляд на Атали, она подумала: "Ведь это мой подвенечный наряд".

Ее ошеломленный вид, широко открытые глаза и рот вызывали смех и... слезы.

Служанки, гости, госпожа Зофия не в силах были сдержать свое веселье.

Атали с царственной снисходительностью приблизилась к ней и, взяв свой затянутой в белую перчатку рукой девочку за подбородок, усмешливо произнесла:

- Да, славный день настал, моя малышка, только к венцу пойду я. А ты пока походи в школу и обожди годков пять, тогда сможешь выйти замуж, если найдется желающий взять тебя в жены.

При этих словах женщины и вовсе не смогли удержаться от хохота. Смеялся, заливался стар и млад над маленькой дурочкой, которая позволила так подшутить над собой.

Тимея стояла, окаменев, руки бессильно поникли. Лицо ее не покраснело и не побледнело. Девочка не знала названия тем чувствам, что испытывала сейчас.

Атали почувствовала, что эта жестокая шутка не делает ей чести, и попыталась как-то ее смягчить.

- Иди сюда, Тимея! - позвала она девочку. - Видишь, я тебя дожидалась. Помоги мне приколоть фату.

Подвенечную фату!

Тимея непослушными руками взяла фату и подошла к Атали. Вуаль надо было пришпилить к пучку золотой булавкой в виде стрелы.

Руки у Тимеи дрожали, стрела сама по себе была не самой подходящей шпилькой: никак не хотела проходить сквозь пучок. Атали сделала нетерпеливое движение, и Тимея тупым кончиком стрелы слегка уколола голову красавицы невесты.

- Ах, какая ты неловкая! - раздраженно вскричала Атали и ударила Тимею по руке.

Брови Тимеи нахмурились. Выбранить, ударить ее сейчас и на глазах у "него"! Глаза ее застлало слезами. Две тяжелые капли скатились по белым щекам.

Вероятно, две эти слезы перевесили чашу весов, кои держит некая рука, справедливо отмеряющая счастье и несчастье.

Атали попыталась выставить свою вспыльчивость лихорадочным волнением. Так поняты волнение и капризы невесты перед самым венчанием. Тем более шаферы и подружки уже собрались, а отец невесты запаздывает.

Всех охватило беспокойство, лишь жених сохраняет самообладание.

Вот уж и из храма дали знать, что священник ждет брачующихся, и колокола успели отзвонить, как и принято в честь богатого прихожанина, а господина Бразовича все нет и нет. Грудь Атали вздымается от досады, она шлет в крепость нарочных одного за другим.

Наконец из окна увидели приближающуюся застекленную карету. Господин Бразович прибыл!

Невеста еще раз подходит к зеркалу взглянуть, красиво ли лежат складки фаты, поправляет браслеты на руках, нитки жемчуга на своей дивной шее Юноны. Тем временем с лестницы доносится странный топот, словно несколько человек поднимаются одновременно и тяжелой поступью. За дверьми в зале раздаются испуганные вскрики, в которых словно звучит подавленный ужас; гости беспокойно теснятся к выходу.

Из комнаты Атали поспешно выходят подружки невесты и другие молодые барышни посмотреть, что там творится. И вот ведь удивительно: ни одна не возвращается обратно.

Атали слышит, как взвизгнула госпожа Зофия. Но она ведь всегда визжит, даже когда тихо разговаривает.

- Взгляните, что там случилось. - говорит Атали жениху.

Капитан тоже выходит, и Атали остается в комнате наедине с Тимеей. Гул испуганных, приглушенных голосов все усиливается. Атали это начинает беспокоить.