Нефритовая Гуаньинь - Лэ Ши

Ван Ши-сюн был вынужден повиноваться. В округе Увэй его подробно допросили и под стражею препроводили в управление области Линьань — впредь до задержания Ван Гэ. Одновременно окружные власти направили доклад Тайному совету, испрашивая его указаний.

Между тем Ван Гэ, освободившись от заботы о семье и оставшись один, переменил одежду и явился в Линьань, где и прожил несколько дней в одном из предместий. О сыне никаких вестей не было, и он решил отправиться в другое предместье, северное, к своему давнему знакомому, Бай Чжэну. Ночью он подошел к его дому и постучался в ворота.

Увидев Ван Гэ, Бай Чжэн до того испугался, что бросился было бежать. Однако Ван Гэ крепко схватил его за руку и удержал.

— Дорогой брат, успокойтесь, — сказал он. — Я пришел не для того, чтобы впутать вас в свои беды, но чтобы добровольно отдаться на милость закона.

Бай Чжэн несколько опомнился и прошептал:

— Но ко мне-то вы зачем пришли? Ведь вы знаете: вас разыскивают повсюду, чтобы арестовать.

Ван Гэ рассказал о своих обидах и закончил так:

— Вот я и решил просить вас: помогите мне встретиться с императором и изложить ему мое дело. Пусть после этого мне придется умереть — я умру спокойно.

Бай Чжэн оставил Ван Гэ у себя переночевать, а наутро доложил о случившемся Тайному совету. Ван Гэ тотчас был препровожден в уголовную тюрьму. Там ему устроили допрос, стараясь вызнать, где находится его семья и кто его сообщники.

— Вся моя семья погибла в огне. Был еще у меня единственный сын, по имени Ши-сюн. Он давно уехал из дому по торговым делам, и я не имею о нем никаких сведений. Люди, что были со мною, — крестьяне. Все они разбежались, имен их я не знаю.

Хотя при допросе Ван Гэ подвергли жестоким пыткам, он наотрез отказался показать что-нибудь еще.

Что касается Бай Чжэна, то он не принял ни полагавшегося ему вознаграждения, ни повышения по службе. Он горячо сочувствовал Ван Гэ и всячески старался облегчить его участь в тюрьме.

Когда в Линьани узнали, что Ван Гэ добровольно отдался на милость закона, по городу поползли самые невероятные слухи. Дошли они и до братьев Дун, и те начали действовать, тайно подкупая всех чиновников в правительственных учреждениях, кого только удавалось, и высших, и низших, без разбора. В результате положение Ван Гэ в тюрьме облегчилось, и он получил возможность послать императору следующее прошение:

«Ваш слуга, Ван Гэ, в свое время почтительно обратился к Вам с докладом, в котором выражал желание возглавить Войско верности и справедливости в области Цзянхуай, дабы выступить против варваров, вернуть Китаю потерянные земли и тем послужить своему государству. Это было мое искреннее и единственное желание, никаких иных помыслов я не питал. Однако нашелся какой-то клеветник, который оговорил меня и обвинил в измене, и я не ведаю даже, какие доказательства он представил в подтверждение своего доноса. Поэтому я прошу об очной ставке со своим обвинителем, дабы мне стало ясно, в чем именно меня обвиняют. Тогда даже смерть не будет мне страшна».

Получив это прошение, император приказал начальнику области Цзюцзян задержать братьев Чэн Бяо и Чэн Ху и под стражею отправить в столицу. Здесь их посадили в уголовную тюрьму и учинили допрос.

Затем поступило донесение от начальника округа Увэй, и в столицу был доставлен Ван Ши-сюн. Всеми владели тревога и волнения. Не приходится и говорить, какую скорбь ощутили отец и сын, встретившись в столь тяжких обстоятельствах. Что их погубители — братья Чэн, было для них полной неожиданностью. Когда же первое изумление рассеялось, им стала понятна история взведенных на них наветов. На допросе братья Чэн подкрепляли свое обвинение только одним — письмом, которое Ван Гэ написал учителю кулачного боя Хун Гуну. Ван Гэ же показал, что «исполнение давнего обещания» означало лишь надежду навестить учителя и заняться рыбного ловлей на озере Тайху.

— Но как нам проверить, правда ли это, если Хун Гун бежал? — спросил следователь.

— Я слышал, что Хун Гун живет сейчас в городе Сюаньчэн, — вмешался Ван Ши-сюн. — Можно его задержать и допросить, и тогда все объяснится.

Следователь не принял никакого решения и отправил всех четверых обратно в тюрьму, приказав поместить каждого в особую камеру. Одновременно он отправил необходимые бумаги в областное правление в Нинго. Не прошло и дня, как чиновники из областного правления задержали Хун Гуна и препроводили в столицу.

Между тем не терял времени даром и Лю Цин. Он старался подкупить всех чиновников, имевших отношение к делу. Встретившись с Хун Гуном, он рассказал ему все о доносе Чэн Бяо и Чэн Ху. Когда Хун Гун понял, что никакой опасности для него нет, он безбоязненно рассказал следователю, как дал рекомендательное письмо братьям Чэн, как приглашал Ван Гэ приехать посмотреть озера и пруды, как братья Чэн были недовольны вознаграждением, полученным в доме Ванов, и как они отказались принять от него шелк в подарок, — словом, подробно рассказал обо всем происшедшем. Сообщил он и о том, что братья Чэн утаили от него ответное письмо Ван Гэ. А когда вспыхивает такая вражда, закончил он, тогда начинаются и козни, а в результате взводится напраслина на людей, ни в чем не повинных. Никаких иных причин у всего этого дела нет.

Следователь записал показания Хун Гуна, после чего вызвал из тюрьмы Ванов — отца и сына — и братьев Чэн и устроил им очную ставку. Братья Чэн убедились, что Хун Гун показал сущую правду, и не нашлись, что ответить.

Вдобавок Ван Гэ объяснил, что помощник начальника уезда Хэ не выполнил приказа — даже не доехал до поместья, остановился на полпути и ложно донес, будто Ван Гэ оказал сопротивление властям, что вызвало гнев высшего начальства.

Сличив записи многократных допросов, следователь убедился, что никаких расхождений в показаниях всех причастных к делу нет. Если же принять в расчет, что он получил и кое-какую мзду, становится понятно, почему заключение, которое он написал, было не самым суровым.

«Следствие установило, что обвиняемый Ван Гэ — человек вполне честный и благородный и никакого заговора никогда не замышлял. Все дело возникло из-за личной обиды братьев Чэн, которые подали необдуманный донос. Далее оно осложнилось лживым донесением помощника начальника уезда, Хэ, вследствие чего против обвиняемого я были высланы солдаты. Итак, следствием установлено, что доказательств, подтверждающих существование заговора, нет.

Однако и прекращение дела было бы ошибкой. Собрав вокруг себя сообщников, умертвив инспектора Го Цзэ и нескольких солдат, обвиняемый совершил преступления, которые могут быть объяснены, но остаться безнаказанными не могут. Вместе с тем обвиняемый добровольно отдал себя в руки правосудия, и это с очевидностью свидетельствует, что сопротивления он не замышлял.

Далее, необходимо принять к сведению, что обвиняемый действовал не один. В согласии с показаниями самого Ван Гэ, его сообщники разбежались. Имен их он не помнит. Однако в донесениях, поступающих из областей и уездов, одним из соучастников назван некий Лю Цин. Посему прилагаем рассылаемое нами одновременно распоряжение о задержании этого человека и привлечении его к ответственности. Что касается сына Ван Гэ, Ван Ши-сюна, установить степень его соучастия в деле представляется невозможным. Принимая, однако ж, в рассуждение, что он сам явился с повинной в правление округа Увэй и сознался, что помогал главному обвиняемому, его следует поставить в один ряд с зачинщиками и ни в коем случае не делать ему снисхождения. Ван Гэ за свои преступления должен быть немедленно казнен посредством четвертования, голову же его следует выставить напоказ народу. Ван Ши-сюна надлежит бить палками и выслать за две тысячи ли от столицы. Чэн Бяо и Чэн Ху, которые через свой безрассудный донос стали первой причиною всех беспорядков, также бить палками и выслать за тысячу ли.

Относительно соучастников — Лю Цина и прочих — решение должно быть вынесено особо, после того, как они будут задержаны. Хун Гуна следует освободить, а помощника начальника уезда, Хэ Нэна, отстранить от должности и вычеркнуть из чиновничьих списков{292} как неспособного исполнять свои обязанности по службе».

Доклад был представлен императору и высочайше утвержден. Когда новость эта дошла до Лю Цина, он пробрался в тюрьму и уговаривал Ван Гэ покончить с собой, принявши яд. Именно такую смерть предсказала Ван Гэ песенка, которую распевали ребятишки города Сусуна. В первой строке был намек на Ван Гэ, который был двенадцатым в семье. Вторая и третья строки означали, что он захватит чужие лодки. Четвертая строка загодя изобразила последние минуты Ван Гэ, который выпил яд, растворенный в подогретом вине.

В старинных детских песенках поется, что дух планеты Марс иногда воплощается в ребенка, который может предвещать радость или бедствие. История Ван Гэ — дело, само по себе незначительное, так напугало власти, что были подняты на ноги войска, нарушен покой нескольких округов и областей, встревожена сама столица и обеспокоен император. И все эти события предсказала песенка детей.