Не выходя из боя - Василий Гузик

Самарская организация меньшевиков распалась. Грибков и Борисов, посоветовавшись с другими членами организации, в ноябре 1920 года опубликовали об этом заявление в «Коммуне».

3

В Чрезвычайной комиссии Климова назначили в группу, которая занималась делами о спекуляции и должностных преступлениях. Руководитель группы Константин Уласов сидел обложенный делами, некоторые тома лежали на полу кабинета. Он ненадолго оторвался от бумаг, переспросил фамилию Климова, отдал ему две папки с документами и сказал:

— Проведи по этим делам следствие от начала до конца. Как и что нужно делать, посмотри вот в тех законченных делах. Садись за тот стол и работай. Извини, мне сейчас некогда. — И Уласов снова погрузился в чтение.

Климов приступил. Читал, как мог анализировал, вызывал на допросы. Для молодого следователя самым трудным оказалось сделать заключение по делу о мере наказания. В то время не было ни уголовного, ни уголовно-процессуального кодексов, а на Чрезвычайные комиссии по некоторым категориям дел были возложены и судебные функции. Следователь должен был внести предложение, на какой срок осудить обвиняемого.

Докладывая свои первые дела на заседаниях коллегии ЧК, Климов опасался, что с ним могут не согласиться. Особенно смущали его те дела, по которым подозреваемых следовало оправдать. Вдруг сочтут, что он беспомощный и не умеет собирать доказательства? Или обвинят в отсутствии у него классового чутья, в мягкотелости по отношению к врагам? Некоторые заявления граждан, по которым были заведены дела, не получали подтверждения, оказались надуманными. По нескольким таким делам Климов сделал вывод, что подозреваемый не виноват и дело следует прекратить. Намечал наказание только тогда, когда вина его достаточно доказана и сам он, следователь, внутренне был убежден в виновности задержанного.

На заседаниях коллегии Климов сначала робко, потом более настойчиво отстаивал свои выводы. Большинство его заключений получило одобрение членов коллегии ЧК, и у него выработалась определенная уверенность и твердость. Все складывалось как нужно, у Климова обнаружились способности к ведению следствия. О трудолюбии же молодого следователя говорить не приходилось. Руководство перевело его в отделение, которое возглавлял Боднар. Он стал поручать Климову более сложные дела.

4

Будучи старше Климова на десять лет, Михаил Дмитриевич Боднар успел досыта вкусить «прелести» дореволюционной жизни: с десяти лет батрачил то у помещиков, то у священников в Белоруссии, в поисках твердого заработка выезжал в кайзеровскую Германию, там тоже был батраком у бюргеров, потом работал на строительстве железной дороги. После немалых мытарств и хождений по чиновникам Боднару в 1915 году удалось вернуться в Россию. Его направили в глубокий тыл — в Самару. Он поступил на железную дорогу, стал кондуктором. Здесь Михаила Дмитриевича захватили, закрутили революционные события. Летом семнадцатого года он стал большевиком. Тогда же зачислили его в боевую дружину Самаро-Златоустовской дороги, сыгравшую определенную роль в октябрьских событиях.

Когда к Самаре подступили войска белочехов, комиссар Шабалков направил Боднара для усиления охраны железнодорожного моста через Самару. Он не знал тогда, что чехи уже на правом берегу. Боднар оказался в плену. Продержали его сутки и отпустили, поверив, что он рядовой стрелок охраны моста. Выдал его через несколько дней чешской контрразведке знакомый поп. Заточили парня в знаменитую самарскую тюрьму. В начале октября, перед оставлением города, арестованных повели для погрузки в один из составов, вошедших в историю как поезда смерти.

В колонне был четкий строй: в каждом ряду по десять арестованных и по одному конвоиру с каждой стороны ряда. Порядок этот нарушился на станции у Ташкентского тупика: колонна не могла пройти по узкому проходу между вагонами. Конвоирам пришлось прижаться к вагонам и пропускать арестованных вперед. Тут Боднар увидел двух железнодорожников, тоже пропускавших арестантов и также прижавшихся к вагонам. Боднар посмотрел на свою шинель — такая же железнодорожная, как у тех. И фуражка форменная. «Выручай, друг-шинель! Будь что будет», — неожиданно созрело решение, и он прижался к вагону рядом с конвоирами. К этому времени солдаты, сопровождавшие ряд, где был Боднар, и запомнившие его, были где-то сзади, а другие не обратили внимания на железнодорожника, усердно ковырявшегося в буксе вагона.

Колонна прошла, за нею — солдаты. Железнодорожники отправились по своим делам, к ним присоединился и Боднар, вместе с ними перелез под одним составом, потом под другим и пошел вдоль пути, стараясь казаться безразличным к окружающему, подавив желание бежать, бежать без оглядки.

Недалеко от станционных путей начиналось кладбище. Когда Боднар зашел туда, уже темнело. Пробираясь между крестами, спотыкаясь о могилы, дошел до какого-то склепа. Спрятался там и заночевал. На другой день ближе к вечеру перебрался на чердак дома, где жил товарищ. Вскоре в город вошли красные. Боднар был спасен, избежал участи тех, кто был вывезен поездом смерти.

В освобожденном городе Михаилу Дмитриевичу райком партии поручил организовать партячейку в кондукторском резерве станции. Затем его избрали председателем этой ячейки, членом 6-го райкома партии и членом горсовета. Пошли поручения одно сложнее другого. В январе 1919 года направили на работу в ЧК, сначала в транспортную, а потом — в губчека.

Когда топливная проблема обострилась, его, как члена Совета, командировали уполномоченным по заготовке дров в Бугульму. В это время там вспыхнуло кулацкое восстание, Боднар во главе отряда из 25 человек выехал в села и волостные центры для восстановления разгромленных кулаками местных Советов, организации ревкомов. Пригодился боевой опыт, приобретенный в Красной гвардии при разгроме бандитских групп в Кротовке, Батраках и при разоружении белоказаков.

По возвращении из Бугульмы Боднар продолжил работу в Самарской губчека. Человек с большим жизненным опытом, прошедший хорошую школу в рабочем движении и достаточно грамотный по тем временам, он вскоре стал одним из ведущих следователей. Горячий по характеру, но умеющий сдерживать себя, когда это требовалось, настойчивый и целеустремленный, он раскрыл ряд серьезных преступлений контрреволюционеров и враждебных элементов.

Некоторые товарищи по работе считали его формалистом. Но это был полезный «формализм», порожденный стремлением раскрыть истину, соблюдая при этом нормы закона и грамотно оформляя материалы дела. Поэтому ни коллегия ЧК, ни суды, как правило, не возвращали на доследование дела, законченные Боднаром.