Теотль Сухоруков (СИ) - Кленин Василий

Стража обреченно смотрела на своего предводителя, практически висевшего на плечах слуг. Невооруженным взглядом было видно, что верховному жрецу боги сил особо не дали.

— Жалкий бродяга! — взбесившись, заорал Человек. — Ты просто жалкий раб астеков, которого спасли и приютили из жалости! Ты лизать мои ноги должен из благодарности! Жалкий калека, неспособный позаботиться о себе! Тебе ли говорить о богах: посмотри на свою уродливую руку, боги и так тебя уже наказали!

На миг на подворье повисла тишина.

— Мой путь был тяжел, жрец, — глухо ответил четланин. — Стать богом… это непросто. Но вот про руку мою — это ты зря.

Маленькая скукоженная правая ручечка калеки задергалась и начала подниматься. Тлакатль видел, как тому тяжело, шея четланина вздулась венами. Но на лице он крепко держал дерзкую улыбку. А ручонка с трудом, но поднялась горизонтально… и скрюченные пальцы нацелились на него! На Тлакатля!

Среди сторонников кто-то дико заверещал от восторга.

— Тлакатль-предатель! Сегодня ты умрешь!

Ужас и боль сковали туловище верховного жреца. Он пытался вдохнуть, но спазмы мешали ему сделать это. Цепляясь за слуг (которые в ужасе пытались отойти от него) он сползал на глиняный пол.

В это время рядом с четланином встал воин с разрисованным лицом, не менее рослый и с огромной гривой волос.

— На колени перед Богом! — рявкнул он так, что пролетающие птицы попадали.

Глава 24

Мудрец, художник, чародей

Мы завершали зачистку усадьбы Белой Рыбы. После того, как движение указующего перста сухой руки совпало с приступом люмбаго у Тлакатля (а может, это уже не совпадение?), после того, как Отмеченная Спина гаркнул на толпу смятенных храмовников — сопротивление нам уже не оказывали. Стража покорно складывала оружие, жрецы (за редкими исключениями) простирались ниц, признавая во мне Бога. Тем более, что среди них меня в лицо знали многие. Шикаланки Черного Хвоста принялись разводить всех «по камерам», то есть, по хозпостройкам. Другая половина нового Черного воинства наскоро обыскивала дворец… А я как-то не знал, что мне дальше делать.

Так долго шел к этому моменту, так боялся, что не получится — и даже не задумывался о дальнейшем. Присел на крыльце рядом с похрюкивающим от боли Тлакатлем (его даже охранять никто не стал) и стал растерянно озираться.

— Ненавижу тебя! — сквозь сжатые зубы процедил верховный (или уже нет?) жрец.

Я смотрел на него — и что-то вся злость, накопленная за несколько месяцев, пропала.

— Вочтуиката! — громко окликнул алкозависимого куитлатека, который что-то ловко увязывал в тюки. — Где твоя тыковка?

— Вона! — довольно хлопнул тот по боку.

— Дай-ка!

— Зачем это? — нахмурился Вочтуиката.

— Во славу божью! — засмеялся я. Почему-то мне стало приятно от того, что есть у меня человек, которому жалко делиться с самогонкой с самим Богом.

Уже с фляжкой я подошел к Человеку, не реагируя на его вопли, перевернул его на пузо и задрал одежду. Самогонка, конечно, не «Фастум-гель», но прогреть должно.

— Не стони! — приговаривал я, натирая поясницу. — Тебе и так недолго осталось. Хоть, доживешь по-человечьи.

Вочтуиката с болью в глазах смотрел на нас снизу.

— Даритель! — не выдержал он, когда я начал выплескивать последнее. — Ну, ладно, для тебя… Но на него же — это пустой перевод продукта!

— Жадность — грех, Вочтуиката! — глубокомысленно заявил я, втирая спиртное в болезную спину приговоренного.

Вот за этим непотребством нас всех и застало целое новое войско, «на рысях» ворвавшееся на подворье усадьбы.

Что-то я совсем забыл, что в городе еще тлатоани есть. Воины правителя ворвались в ворота с занесенными маками и топорами, их лица были полны готовности кромсать налево и направо… Похоже, горожане описали им происшествие в красках.

«Какая глупая смерть» — только и успел я подумать, разгибаясь над стонущим жрецом. По счастью, Вочтуиката был одним из старших тренеров чололланского воинства.

— Спокойно, парни! — широко улыбнулся он. — Опустите-ка палки свои! Здесь всё в порядке…

— Может, позволишь мне самому командовать моими воинами, — оборвал его властный недовольный голос.

В окружении роскошных, как подтанцовка Киркорова, воинов в усадьбу вплывал резной паланкин. На нем, твердо сжимая в руках тумбажную секиру, восседал тлатоани. Глаза опытного воинского предводителя уже окинули оценивающе поле возможного побоища, и Ичтакауэка увидел меня на широкой лестнице.

— Что здесь происходит? — стальным голосом спросил правитель, отделяя паузой каждое слово.

Мое почти не потерпевшее потерь малое воинство уже собиралось вокруг Черного Хвоста и Вапачиро, однако, прежнего боевого настроя среди ополченцев не было. Вряд ли они решатся поднять оружие на самого тлатоани. Я не спеша двинулся к паланкину.

— Вочтуиката, — шепнул я куитлатеку, проходя мимо него. — Тихонько подойди к Тлакатлю. Если что пойдет не так — режь его насмерть.

Воин кивнул, стерев улыбку, а я пошел дальше. Воинская элита Чололлана настороженно встретила сухорукого верзилу, однако, высшие командиры узнали меня, шикнули на простых воинов и, склонившись, велели меня пропустить.

— Хочешь узнать, что случилось? — перепросил я у тлатоани. — Что ж, я скажу. После смерти Тлатольчи, новый верховный жрец превратил меня в пленника. Держал в подземелье, не позволял ни с кем встречаться, отбирал все мои послания. Не знаю, что за демон надоумил Тлакатля на это. Мне пришлось потратить несколько месяцев, чтобы справиться с ним. Сегодня он, наконец, получил по заслугам.

Молодой правитель не выказывал никакой реакции на мои слова. Просто сидел и слушал с каменным лицом. Власть меняет… Нет уже прежнего горячего аристократа Ичтакауэки. Только мне не до рефлексии. Ибо я не понимал роль самого тлатоани в моей истории. Равно как и то, зачем он сюда прискакал так резво? Да еще лично!

— Как мне это удалось сделать — я тебе не скажу, уж прости, — я пристально уставился прямо в глаза правителю. — Потому что не знаю, провернул ли Тлакатль всё в одиночку… Или вместе с тобой.

Даже мышцей не дернул!

— Не знаю. И проверять не буду. Если ты тоже в этом участвовал… Что ж, мои люди не станут поднимать руку на тлатоани. Да я и приказывать им не стану. Просто знай: в этом случае твой город лишится и своего Бога, и верховного жреца, который смог бы прикрыть убийство.

Впервые дрогнуло лицо моего собеседника: стрельнул глазами по крыльцу, на котором всё ещё охал совершенный разбитый прострелом и недавними событиями Человек.

— Лишится-лишится! — улыбнулся я мыслям Ичтакауэки. — Интересно даже было бы посмотреть, что станет с Чололланом после таких потерь. Но, если ты к этому непричастен — я сразу поверю твоим словам! Не стану сомневаться и проверять. И мы продолжим наше общее дело вместе: ты во главе альтепетля, я — во главе Храма.

Молчит. Думает. Что ж, я не буду злиться на эту паузу. Все-таки я предложил своего рода контракт. Подписывать его, не глядя, было бы ошибкой.

— Что ты называешь «нашим общим делом»? — спросил, наконец, тлатоани.

— Оно остается тем же, что и было — вести Чололлан по пути силы и процветания.

— Я ничего не знал о подлых деяниях Тлакатля… Мой Бог.

«Подписал!» — выдохнул я.

— Последнее время верховный жрец сообщал мне о том, что Вернувшийся Бог преисполнен страха. Боится людей пуще прежнего, никого не хочет видеть. Рассказывал, что у тебя даже были припадки… Согласись, это довольно похоже на правду.

Я прикусил губу. Как же я мог! Своими руками построить себе тюрьму и дать Человеку все нужные рычаги управления…

— Понимаю тебя, тлатоани. Уверяю, больше такого не будет.

— Как я понимаю, Тлакатль больше не является твоим верховным жрецом, Вернувшийся, — слегка улыбнулся Ичтакауэка, глядя на стонущего Человека.

— Воистину! Этот груз оказался неподъемным для его плеч.

— Кто же станет теперь нести в мир славу твою?