Сожженные мосты - Александр Афанасьев

— Добро. Надо этого гаврика перегрузить в нашу машину, мы его к себе увезем. Его предъявить надо, дальше пусть разбираются.

Радован пожал плечами:

— Зачем тебе машину гадить? Божедар и привезет к вечеру.

Сотник немного подумал.

— Добре. Только пусть пулемет спрячет, нечего с ним ходить. До вечера жду. Чебак, за мной.

Когда Велехов и Чебак углубились в лес, направляясь к своей машине, Велехов негромко, чтобы не услышал серб, заметил:

— Шею себе не сверни.

— Чего-то? — взгакнулся Чебак.

— Того-то. Будешь в самоволки ходить, на первом же кругу лично горячих всыплю[113]. Усек? Под ноги смотри!

05 июля 2002 года

Междуречье, Багдад

Отель «Гарун аль-Рашид»

Знаете, как бывает. Вроде и правильно все сделал, а на душе так мерзко… что никому такого не пожелаешь. Мерзко, потому что настоящих, с детства, проверенных в деле друзей — не так-то много бывает в жизни. Сиюминутных — этих полно, сколько хочешь. А вот настоящих — их мало, и надо их беречь. Когда же ты теряешь такого друга, потом сожалеешь об этом, анализируешь, что ты сделал неправильно, как можно было по-другому.

Хотя как тут по-другому?..

Как можно смириться с тем, что твой друг, аристократ по крови, вместо того чтобы честно служить Родине и престолу — тихо спивается, превращается в животное? В свинью, без чести, без совести, с одним только устремлением — выпить.

Жестко? Да, жестко. А как иначе? Если такого человека жалеть, если скрывать, если обзывать его пагубную привычку какими-то другими, не такими страшными словами — человек так и перестанет быть человеком. Чтобы не превратиться в свинью, надо сначала осознать, что ты в нее превращаешься.

— Что же делать?..

Сказал вслух, хотя не хотел — просто думал. Как помочь другу, который скатывается на самое дно, который рано или поздно попадет под суд офицерской чести — это в лучшем случае, и с позором вылетит из армии.

Так ничего и не придумав, я пошел вниз. Ужинать. К руке словно прилип, бездумно крутился в пальцах серебристый патрон сорок пятого калибра.

Отель «Гарун аль-Рашид» был построен каким-то русским товариществом на самом берегу Тигра, в районе Аль-Кадисии. На излучине, на другом берегу, высились здания Багдадского политехнического университета, одного из лучших в мире, где преподавали дисциплины по добыче полезных ископаемых и их глубокой переработке. Отель о тридцати шести этажах был не самым высоким зданием в Багдаде, но одним из самых крупных. Там, где нефть, там и деньги. Большие деньги.

Ресторан на первом этаже был, как и сам отель, шикарным, даже слишком. Здесь собирался весь свет Месопотамии — русские, арабы, евреи. Зона мира — все приветливо раскланивались друг с другом, а русских в основном сопровождали арабки. Кстати, из тех, кто здесь работал или служил, многие возвращались домой с женой-арабкой. Русские женщины — они хоть и коня на скаку остановят, но точно так же и подгулявшего мужа… скалкой. Арабка такого себе никогда не позволит, для арабской женщины мужчина — господин.

Мое внимание привлекла одна дама — даже не сумел определить ее национальность. Весьма рискованно для Востока одетая, с идеальной фигурой. Все время, пока я был в ресторане, она просидела одна, вежливо отвергая ухажеров и приглашения на танцы, не приняла посланную кем-то из шейхов и бутылку дорогого шампанского. Вела она себя очень необычно — иногда женщины такого типа появляются на Востоке, чтобы… заработать. Но, если бы она была здесь именно с этой целью, бутылку шампанского она бы не отвергла. На какой то момент мне показалось, что она смотрит на меня, — именно показалось. С чего бы такой даме, как эта, смотреть на такого, как я, — тем более что я без мундира. Меня же тут никто не знает.

Покончив с большой порцией плова, я поднялся наверх. В унынии. Почему-то накатило — именно здесь и сейчас, накатило так, что хоть стреляйся. Вспомнились все те глупости, которые я совершил в своей жизни — с Юлией, с Ксенией. С Мэрион, которую я просто бросил в Белфасте, исчезнув. С Марианной, которую я тоже бросил.

— Сам заслужил, — пробурчал я в лифте.

Вот так вот. Теперь я живу с женой, которая мне не жена и которая, ложась рядом со мною в постель, включает эротические охи-ахи на магнитофоне. Это для тех, кто будет потом прослушивать записи из нашего дома, который нам и не дом и нашпигован аппаратурой. Жена — не жена, дом — не дом, работа — не работа и награды — не награды: они в сейфе и без права ношения. Вот и все мои активы, нажитые в жизни. Это если не принимать во внимание счета в банке, на которые за четыре года моей «спецкомандировки» текло жалованье со всеми надбавками и которые до сих пор дают мне возможность жить, как я хочу, не обращаясь к семейным фондам. Иллюзия независимости.

Стал примерно прикидывать, вспоминая однокашников — тех, кто не погиб. Таких, кто не обзавелся супругой и хотя бы одним наследником, не припомнил.

Ах да… У меня тоже скоро будет… наследник.

От этого стало еще хреновее. Получается: сын — не сын. Или дочь — не дочь, не знаю, кто там будет.

Хоть ствол в пасть — и…

С такими вот невеселыми мыслями я потерял бдительность — мою верную спутницу, не покидавшую меня никогда. Подошел к двери номера, меланхолично что-то насвистывая, повернул ключ, зашел, щелкнул выключателем — свет не зажегся. И прежде, чем я сообразил, что все это значит, кто-то ловкой борцовской подсечкой свалил меня на пол, навалился сверху…

И слетел — потому что САМБО против борцовских приемов дает весьма действенную защиту. Слетел, ахнулся об стену, не издав при этом ни звука. Было темно, как в русской печке, нормальный захват сделать нельзя: просто ничего не видно — как хвататься, за что. Схватился сам не пойми за что, рванул, стараясь подгрести под себя, — и услышал знакомый, правда, придушенный голос:

— Тихо. Тихо, поросенок. Это я, Голицын, узнал?

Господи…

— Какого черта ты творишь?! — возмутился я.

— Говори тише. Здесь у стен есть уши.

— Что?!

— Здесь у стен есть уши, совсем дурной?! Не понимаешь?

— Понимаю.

— Лежи и слушай. Я включил скэллер[114], лазерных систем у них точно нет. За гостиницей следят со всех сторон, понял? Я едва пробрался.

— Кто?

— Не важно. Ты и в самом деле подумал, что я пью?

— Ты был пьян как свинья.

— Я вынужден так вести себя. Я для всех — всего лишь крепко пьющий русский, который только и думает, что об очередной порции выпивки. Если бы я был кем-то другим, меня бы уже убили.

— Зачем тебе это?

— Молчи и слушай — быстро выложу все, что знаю. Здесь скоро начнется. Я думаю, еще в этом году. Они хотят устроить мятеж…

— Кто?

— Офицеры.

— Какие, к чертям, офицеры?

— Армейские. Полицейские. Все. Я сам не знаю, кому доверять и кто в заговоре. Я думаю, в заговоре и кто-то из русских.

— Чего они хотят?

— Отделения. Они хотят собственного государства, которое объединит все народы Востока. Это сепаратисты.

— Исламисты?

— Нет, сепаратисты. Это заговор офицеров.

Еще лучше…

— Ты что-то знаешь?

— Я хочу знать, что знаешь ты. Зачем ты здесь?

Эх, поросенок…

— Я здесь именно из-за этого. Большего сказать не могу. Один ты не справишься.

— И вдвоем мы тоже не справимся. Это слишком далеко зашло.

— Кто в заговоре?

— Многие. Аль-Бакр — точно. Те офицеры из местных, кто служит здесь, — под подозрением каждый.

— Губернатор?

— Не знаю. Может быть.

Зачем губернатору-то — при его деньгах? Хотя следом за деньгами идет власть — и каждый человек, у которого много денег, может еще и возжаждать власти.

— Откуда ты знаешь?

— Мне предложили. Я — согласился.

При этой схеме кое-что теряло смысл. Если в заговоре Аль-Бакр, зачем тогда кто-то проверяет степень готовности казаков, зачем отслеживает маршруты выдвижения полицейских сил? Аль-Бакр это и так должен достоверно знать — по должности.

— Ты — в деле?

— Точнее?

— Поможешь мне?

— В чем?

— Разоблачить их. Надо взять их разом, иначе все теряет смысл. Один, двое — и оставшиеся начнут, пока не взяли их.

— Как ты будешь их разоблачать? Кого ты будешь разоблачать? Ты знаешь хоть одного?

— Нет. Но знает кое-кто другой.

— Кто?

— Одна дама. Она подойдет к тебе внизу. Верь ей.

— Какая еще дама? Что она знает?

— Многое. Она помогает мне. Она из Хаганы[115].

Услышанное меня поразило настолько, что я стал говорить громче:

— Из Хаганы?! Ты в уме?!

— Говори тише! Другого выхода нет. Больше опереться не на кого. А она тобой заинтересовалась и хочет встретиться. Верь ей.