Сожженные мосты - Александр Афанасьев

А оружие в руках было — у обоих. Молодой серб держал на ремне, перекинутом через шею, старый, но мощный пулемет РП-46, тот самый, который был до пулемета Калашникова, с воронкообразным пламегасителем на стволе и лентой, которая укладывается в матерчатый мешок. Машина, несмотря на возраст, надежная и убойная, патрон тот же самый, что и у ПКМ, ну а то, что потяжелее ПКМ и надежность поменьше, — так что с того. Вон бычок какой — пулемет на себя навьючил, коробки с лентами, еще пистолет «Браунинг» на ремне — и улыбается.

Драганка, судя по всему, была снайпером. Об этом говорили и ее манеры — держаться чуть подальше от основной группы и ближе к подбирающимся к полянке кустам, и камуфляж — большая накидка поверх стандартного камуфляжа типа «леший», которая Драганке была явно велика. И оружие — перестволенный штурмкарабин Токарева, в зеленой пластиковой ложе с пистолетной рукояткой, с сошками и с хорошим оптическим прицелом. Возможно, даже законный карабин. Еще пистолет — такой же «Браунинг».

Эти сербы были вооружены ничуть не хуже, чем казаки на Дону. Казак ведь человек прижимистый, скопидомный, за ненужную в хозяйстве вещь гроша ломаного не даст. Поэтому и к оружию у казака подход особый. Зачем тот же автомат в хозяйстве, если стоит он дорого, а толку от него нет? Это если на Восточных территориях — тады да, еще можно подумать, а на Дону чего с автоматом делать? Вот ружьишко доброе купить, серых[109] бить и на дудаков[110] ходить — дело другое. А автомат?

Нет, когда приходит пора идти на действительную — тут автомат, конечно, справляют. Потому как традиция, еще деды и прадеды Государю со своей справой ходили служить. Сейчас еще послабление вышло. Раньше как — шашка, да конь, да справа казацкая. Сейчас справа осталась, конь… да какой сейчас конь! То раньше галопом да на рысях, а сейчас чего только нет. Машины разные, с оружием, самолеты, вертолеты какие-то, прости Господи. Старики до сих пор, как только этот самый вертолет к станице подлетает, крестятся, а молодые на государевой службе на нем летают, с него прыгают и по веревкам спускаются. И все это теперь за казенный кошт, в том и послабление. Ну а шашек теперь тоже нету, автоматы вместо них да пулеметы. Это уж — займи да купи, потому как традиция. А как человек службу справил, вернулся — оружие он с собой приносит, и оно ему всю жизнь служит. Если не пропьет где…

Вот и лежат на чердаках казацких куреней еще такие же РП-42, есть и «максимки» старые, и ППД, и «федоровки», и «дегтяри». Все от отцов и от дедов осталось — но все справное. И попробуй какой лихой человек к станице подойди…

А тем, кто дальше остался, службу уже Кругу справлять, по командировкам да ПВД[111] мотаться — тем и вовсе просто. По уложению о справлении казачьей службы им все — оружие, справа вся, еще что надо — за казенный кошт полагается. Верней, даже не за казенный кошт — а за счет Казачьего круга, который их в командировки и отправляет…

— Чего в армию не идешь, добрый молодец? — весело спросил молодого серба сотник. — Там тебе чего получше дадут, да и закон нарушать не будешь, своим пулеметом-то.

Божедар хотел что-то ответить, но дядя перебил его:

— Как придет время, Божедар обязательно пойдет на службу, клянусь. Это наш долг перед приютившей нас Россией. Этот долг перед вами нам никогда не отдать, но мы можем отплатить хотя бы этим.

Сотник удивился.

— Тю… тебе сколько лет-то, казак…

— Осьмнадцать, — ломким баском проговорил серб, — но ты не думай, рус, я на ту сторону уже шесть раз…

Дядя цыкнул на племянника, и тот пристыженно замолчал.

— Чего мы тебя позвали, рус… Мне есаул тогда не поверил, а я истину[112] говорил. Мы вот тут одного в лесу нашли… тебе хотим показать. Давай, Божедар!

Божедар откинул задний борт фургончика.

— Смотри, рус…

Сотник подошел поближе — видно было плохо, брезентовый тент над кузовом не пропускал солнечный свет. Поэтому Велехов достал из разгрузки фонарь, включил его, повел лучом по внутренностям кузова — и обомлел…

В кузове лежал боевик. Верней, труп боевика. В точно таком же черном обмундировании, что и те, которые заложили фугас на дороге несколько дней назад…

— Где вы его взяли?

— Где взяли… Я уж и не помню, рус, — простодушно ответил Радован.

Сотник недобро прищурился.

— Ты мне тут не начинай. Помогаешь — так помогай! Такой же бандит чуть три дня назад колонну на дороге не взорвал. И меня чуть не уложил. Где нашел?

Серб кивнул головой.

— Хорошо. Тебе, рус, скажу, есаулу не сказал бы. Мы на самую границу ходили, опять в то самое место…

— Подожди, — перебил сотник, достал из кармана на разгрузке портативную рацию: — Чебак! Ко мне!

Подбежал Чебак. Бежать, косясь взглядом в сторону кустов и кое-кого, кто там в этот момент стоял, было сложно, но подбежал он быстро и даже не споткнулся при этом ни разу.

— Ё… это тот? — спросил он, глянув на распростертое в фургоне тело.

— Тот, а может, и не тот. Двухсотого обшмонай и доложи, — громко приказал сотник и, резко убавив звук, добавил: — И глаза свои бесстыжие не пяль по сторонам.

— Есть! — гаркнул с усердием Чебак и шумно полез в кузов.

— Давай, — приказал сотник, — конкретно. Где и как?

— Там же, только чуть севернее. У самой границы. На вторую ночь они появились. Человек десять. Я, идиот, приказал одного живым… Ну и…

Серб не договорил, махнул рукой. Помолчали.

— Много? — спросил сотник.

— Да двоих… — с досадой и болью проговорил серб, — с Братиславом, считай, с четырех годин знаемся… Разбередил ты мне душу, рус…

— Ну, звиняй, — с досадой проговорил Велехов, — кто ж знать-то мог.

— Да ты-то тут ни при чем, рус. Сам чету повел, самому и отвечать.

— Только этого?

— Только этого. Еще одного зацепили, но он ушел. Вон, Драганка его зацепила в тот раз. Они этого пытались утащить — да мы не дали. Но они не пойми как нас нашли, только мы приготовились, они первыми — да со всех стволов…

— Опять шли?

— Нет. По-моему — ждали кого-то.

Сотник с досадой выругался — происходящее нравилось ему все меньше и меньше. Все указывало на то, что в игре появился новый игрок. И это тебе не местные винокуры и контрабандисты. Приграничная зона, так ее!

— Слушай, Радован. А сам-то ты что думаешь?

Серб хитро глянул на русского.

— Та вы ж и сами…

— Да брось…

— Ну, добре. Неладное что-то деется. Очень неладное. Это вы за колючей проволокой живете, а мы в селах обитаем. Мы здесь никогда желанными соседями не были. Но в последнее время что-то недобро совсем стало. К Драганке подошли двое, сказали — соседи сербов вырезали и мы вас вырежем. Оба пацаны еще, в гимназии с ней учатся, в последнем классе. А что у взрослого на уме…

— То у пацана на языке, — закончил сотник.

— И я о том же. Беда, чувствую, будет. А ты, пан сотник, на Божедара смотришь волком, потому как пулемет у него.

— Не положено.

— Положено, не положено, а случись что — так если нет, то и ляжешь без чести.

— Если что, бегите к нам в расположение. Вместе отбиваться веселее.

— То мы знаем. Хвала вам за это, — серьезно произнес серб.

— Ну а насчет этих что скажешь? — сотник кивнул на кузов. — Я ведь за них спрашивал.

— Насчет этих. С той стороны приходят. Раньше их не было тут, совсем таких не было. А теперь появились. Это не контрабандисты, они контрабанду не носят. Беда, говорю, будет.

Сотник прикинул.

— Ты ведь на ту сторону ходишь?

Серб не ответил.

— Ну так вот. Эти… они с той стороны, гнезда у них там. Если увидишь, узнаешь что — не таи, скажи. Найдем, как отблагодарить.

— Молвлю… скажу.

Сотник кивнул.

— Чебак! Ты что там застрял?!

— Сейчас, господин сотник.

Чебак выскочил из кузова машины, вид был у него весьма бледный. Оно и понятно — жарко и приванивало уже изрядно.

— Ну что?

— Чисто.

— То есть?

— Пустые карманы. Ничего нигде нет. Деньги есть, а ничего другого нет.

— Деньги?

— Да. — Чебак протянул сотнику пачку. — Австро-венгерские кроны. А документов никаких.

Сотник взял деньги из протянутой руки, молча передал сербу.

— Еще что?

— На одежде все нашивки с изготовителем — спороты. Очень аккуратно спороты, не ножом, даже следов не осталось. Я не удивлюсь, если их там никогда и не было.

Сотник повернулся к Радовану:

— Оружие у него было? Да говори, мне оно ни к делу.

— Было. «Штайр», австро-венгерский, глушенный. Добрая штука…

— Добро. Надо этого гаврика перегрузить в нашу машину, мы его к себе увезем. Его предъявить надо, дальше пусть разбираются.

Радован пожал плечами:

— Зачем тебе машину гадить? Божедар и привезет к вечеру.