Обрученная с розой - Симона Вилар

Девушка с удовольствием отметила, что все кони – и ее в том числе – уже под седлом. Ополоснув лицо холодной водой из бадьи, она вернулась в харчевню, где хозяйка, вооружившись оловянным черпаком, наливала в миски дымящуюся похлебку, в которой плавали волокна мяса.

Анна с жадностью набросилась на еду. Никогда в жизни она не ела ничего вкуснее, чем эта ничем не приправленная недосоленная похлебка. Утолив первый голод, она стала есть спокойнее, поглядывая по сторонам. Кроме ратников, в харчевне находились еще четверо: трое угрюмых крестьян и тощий парень с коробом каких-то нехитрых товаров. Коробейник сидел в самом дальнем углу, держа свой лоток у ног и настороженно поглядывая по сторонам. Увидев, что Анна смотрит на него, он нахмурился и поглубже затолкал под лавку свое добро.

Анне стало смешно. Уж не думает ли этот тощий бродяга, что ей приглянулся его хлам? В этот миг она внезапно ощутила, что кто-то разглядывает ее. Повернувшись, Анна заметила, что сидящий напротив Бен не сводит с нее пристального взгляда. Ей стало не по себе. Девушка почувствовала, что краснеет, и, опустив глаза, вновь принялась за еду. И вдруг все в ней помертвело. В ложке лежало нечто, слишком напоминающее человеческое ухо.

Анна закричала так, что все повскакивали с мест, и вскочила так резко, что опрокинула лавку. У нее началась истерика.

Сначала все изумленно воззрились на нее, но затем Филип подошел и с силой встряхнул ее за плечи.

– Там! – промычала Анна, указывая трясущейся рукой на свою миску. – Там!

Внезапно ее скрутил спазм. Зажав рот, она бросилась вон из харчевни.

Никто не мог понять, что случилось, пока наблюдавший до этого за Анной Бен не наклонился через стол и, придвинув к себе ее миску, не поболтал в ней. Побледнев как полотно, он показал всем свой улов.

На какой-то миг воцарилась тишина. Сомнений не было – перед ними человеческое ухо, скорее всего детское.

Охнув, осел без сил Патрик Лейден, торопливо перекрестился Малый Том, а Большой Том, судорожно икнув, как и Анна, кинулся вон. И сейчас же перепуганный коробейник закричал что было сил:

– Я так и знал, что в этой дыре нечисто! Господь милосердный! А ведь с вечера я был тут один, и кто знает – может, следующая похлебка варилась бы из моих мослов!

Один из крестьян, также осенив себя крестным знамением, утвердительно закивал:

– Все может быть. Недаром поговаривают, что трактирщик Боб со своей красно рожей разбойницей губят путников. Дернул же черт остановиться тут!

В этот миг сама хозяйка ступила в круг и, взглянув на предъявленную ей часть человеческого тела, пробормотала слова молитвы.

– Бог его знает, может, мясо и вправду человечье. Мне откуда знать? Боб его в городе купил.

– Лжешь, дрянь! – вопил коробейник. – Я сам видел, какой нож точил твой хозяин, когда я только явился и отогревался у вашего очага. Такой по руке одним разбойникам!

– Молчать! – рыкнул Филип и пристально взглянул в глаза хозяйке.

Однако она держалась как скала. Беспрерывно крестилась и отплевывалась, утверждая, что знать ничего не знает, мясо, мол, куплено в городе, и хозяин наверняка может указать у кого.

– Но не могла же ты не заметить уха, когда разделывала мясо? – наступая на нее, спросил Бен.

– И что такого, и не заметила. Встала-то я затемно и, чтоб не будить гостей, огня не зажигала.

В этот миг Шепелявый Джек вдруг растолкал обступивших женщину воинов и, перепрыгнув через стол, схватил за шиворот пытавшегося боком выскользнуть из харчевни хозяина.

– Куда это ты, бестия, собрался? Выкладывай все как есть.

Хозяин повел себя совсем иначе, чем супруга. Едва стальные пальцы сжали его холку, он повалился на колени и, стеная и заливаясь слезами, стал умолять пощадить его и, тыча пальцем в жену, твердить, что во всем виновата она, именно она уговорила его добывать провизию таким путем – мол, место у них глухое, а пережить лихие времена как-то надо.

Хозяйка лишь зло процедила сквозь зубы:

– Дьявол! Будь проклят тот день, когда я вошла хозяйкой в твой дом!

Но хозяин даже не глядел на нее. Обхватив закованные в стальные поножи колени Майсгрейва, он рыдал и молил о пощаде.

У Филипа взбугрились желваки на скулах, глаза потемнели.

– Фрэнк, веревку, – глухо сказал он.

В это время Анна, немного придя в себя, без сил сидела на земле у бадьи под стеной харчевни. Ее желудок избавился от ужасной пищи, но чувство омерзения не проходило. В горле стоял ком. Она слышала доносившиеся со двора людские голоса, рыдания и бешеный собачий лай, но ей было все равно, что там происходит. Наконец, когда шум уж очень усилился, она встала и, пошатываясь, направилась во двор.

Первое, что она увидела, – в руках Бена Симмела и Шепелявого Джека извивался и бился хозяин харчевни. Он голосил что есть мочи, то зовя на помощь, то моля о пощаде. Ворота были распахнуты, а на суку большого дуба, что рос возле них, с деловитым видом восседал Фрэнк Гонд, спуская вниз веревку с уже готовой петлей. Под дубом стояла хозяйка со связанными за спиной руками. Малый Том, в кольчуге и рясе, топтался рядом с ней и, перебирая четки, читал по-латыни молитву.

Анна схватила за руку стоявшего рядом юного Оливера.

– Силы небесные, что они делают, Оливер?

Юноша лишь мельком глянул на нее.

– Они творят правосудие.

– Но разве они имеют право? Это же не вилланы сэра Филипа, это свободные люди!

– Это исчадия ада, а не люди; – буркнул Оливер. – Сэр Филип может их казнить. В худшем случае ему придется заплатить штраф.

Анна во все глаза смотрела, как дочитал молитву и отошел в сторону Малый Том, как надел на шею женщине петлю Фрэнк Гонд. Она вдруг с ужасом подумала, что у ее добрых попутчиков руки по локоть в крови, а те стычки и набеги, в которых они участвуют на границе, не просто состязания в ловкости и удальстве. Каждое их движение подтверждало, что им не раз приходилось проделывать подобное.

Майсгрейв махнул рукой, Фрэнк Гонд вышиб из-под ног женщины табурет, и грузное тело забилось в воздухе. Глаза ее выкатились из орбит, лицо посинело, изо рта вывалился язык, а по телу волной прошла отвратительная дрожь. Наконец оно неподвижно застыло, раскачиваясь из стороны в сторону.

Анна прикрыла глаза. Долго, ох, слишком долго жила она за монастырскими стенами, забыв о царящей в этом мире жестокости.

Хозяин корчмы, умолкший было, пока совершалась казнь, едва его.подтолкнули к дереву, заголосил с новой силой и стал так сопротивляться, что только втроем удалось поставить его на колени. После этого он смирился с неизбежным и затих.

Вскоре все закончилось, и Майсгрейв отдал приказ выступать. Анна едва ли не первой вскочила в седло и вздохнула с облегчением лишь тогда, когда злополучный постоялый двор остался далеко позади.