Лабиринт Просперо - Антон Чиж

Нотариус сделал все, что мог: вынул из папки оставшееся послание.

– Господа, прошу терпения, – не приказывал, но просил он. – Осталось совсем немного.

Последний конверт отдал содержимое. Игнатьев развернул лист.

– «Честная компания!.. – начал читать он без подготовки. – Раз никто из вас не смог найти моего убийцу, это сделаю за вас я. Пусть все решит слепая судьба. В вино был добавлен редкий яд: индейцы Амазонки собирают его в глухих лесах с кожного жира редкого вида древесных лягушек. Вы все отравлены. Яд уже поступает вам в кровь. Не пройдет и суток, как вы будете мертвы. Противоядия нет. Вернее, оно есть – единственная склянка. И находится в этом санатории. Можно сказать, почти у вас под носом. В склянке всего одна порция. Кто найдет и выпьет противоядие, останется жить и получит все мое состояние. С остальными мы скоро увидимся на небесах. Такова моя воля. До встречи, наследнички…»

Стояла невозможная тишина. Было слышно, как на зеленое сукно выпал лист из рук нотариуса.

– Ах ты, сволочь! – Навлоцкий вскинул стул. – Ты один не пил вино, гад!

С этим он запустил стул в Игнатьева. Бросок был далеко не меткий, стул угодил в оконную раму, разнеся в осколки ближнее стекло. Как всегда бывает, звон стекла стал сигналом к панике. Стрепетова в истерике вопила, Францевич яростно скоблил язык ногтями, будто это могло его спасти. Камердинер Лотошкин рыдал, обхватив голову. А Меркумов завалился спиной на стул и хохотал во всю глотку так, что у него брызнули слезы. Месье Пуйрот, позабыв приличия, успешно вызвал у себя рвоту. Только Веронин не удостоит вниманием случившийся конец света. Он сидел с прямой спиной, полный достоинства.

Могилевский не отличался в лучшую строну. Он лихорадочно щупал пульс и рвано дышал, выталкивая что-то невидимое из легких. Не найдя признаков агонии и кое-как успокоившись, доктор заметил знак, который ему подавали: прихватить бутылки. Сквозь страх он вспомнил про свои обязанности.

Теперь Ванзаров мог подумать о другом. Пробравшись к Марго, выхватил ее из рук тетки и вывел вон. В ее глазах стояли слезы.

– Ну, вот и все… – сказала она с улыбкой. – Как глупо все закончилось… Нас всех заманили в ловушку. Теперь мы все умрем… Все кончено… Это хорошо…

Ванзаров укрыл ее полушубком и вывел на мороз. Невдалеке Кабаниха тащила на загривке исполинскую вязанку дров. Марго не обратила внимания на чудовище. Она прижалась к Ванзарову.

– Все кончено… – повторяла она.

– Ничего не кончено, – сказал он, крепко придерживая ее плечо. – Это только начало. Верьте мне…

53

Ваше превосходительство!

Мои поиски принесли первые плоды. Идя по следу за убийцей, я вышел на тайное хранилище, иначе именуемое ледник. В этом укромном доме, глубоко погребенном под снежным покровом, явно скрывалось нечто важное. Однако путь преграждал висячий замок. Не имея желания отступать из-за такой мелочи, ударом подвернувшейся палки я сбил замок с петель. И проник в дом. Там оказалось так холодно, как не бывает на арктическом полюсе. И что же я обнаружил? Я обнаружил два мертвых тела. Одно из них, порядком окоченевшее, принадлежало Джокеру. А вот другим оказалась пожилая дама, что была в числе приближенных одного из главных моих подозреваемых. То, что ее убили, не вызывало никаких сомнений. На лице ее застыла маска ужаса. Вероятно, это был знак мне: вот что будет с теми, кто сунется в наши дела. Но подобные страхи не остановят ротмистра жандармского корпуса.

Кое-как затворив дверь страшного места, я заметил, что за мной наблюдают. Зимний день короток, уже смеркалось. Я не мог разобрать толком, что за тень кроется за одним из снежных сугробов. Но решил сам стать приманкой. И потому пошел во весь рост, не скрываясь, как на плацу. Тень явно уводила меня подальше от курзала. Я был готов ко всему, в кармане я сжимал револьвер со взведенным курком.

Дорога пролегала между снежными холмами. В одном месте, где уже густо росли деревья из снега, она делала резкий поворот. Я должен был понимать, что лучшего места для засады не придумаешь, но не учел дерзости своих врагов. Как только я завернул за угол, что-то со всей силы опустилось мне на голову. И я упал без чувств.

Я пришел в себя, ощущая спиной, что прижат к ледяному стволу. Тех, кто держал мои руки, не было видно. Зато справа от меня раздались тяжелые шаги. И тут передо мной явилось жуткое зрелище: уродица, порождение ночных кошмарах, горбунья с отвислой губой, буравила меня красными глазками. Она заговорила человеческим языком. Сначала я не поверил, что слышу человеческую речь, но это была правда. Страшилища, которую здесь называют Кабанихой, угрожала мне страшной смертью, если я не прекращу свои поиски. Она обещала, что не найдут даже моих косточек. Что было делать?

Пришлось применить военную хитрость. Я притворился, что сдаюсь, и просил меня отпустить, чтобы я мог немедленно уехать. Кабаниха спросила, точно ли я уберусь с ее глаз. На что я заверил это порождение кошмара, что так все и произойдет. Тогда она махнула кому-то у меня за спиной. Руки мои стали свободны. Я ни секунды не сомневался, как мне поступить. Выхватив револьвер, я выстрелил прямо в лоб этой страхолюдине. Пуля – лучшее средство от оборотней. А хороший выстрел – тем более.

Старуха и охнуть не успела, как повалилась ничком на землю. Она была всего лишь человек. Я развернулся, чтобы завершить дело, но позади, за деревом, уже никого не оказалось. Ее подручные бросились врассыпную, они бежали, прикрываясь деревьями. Стрелять в полутьме затруднительно. А пуль у меня чрезвычайно мало. Я не стал их тратить.

Этот урок доказал: я на верном пути. Осталось совсем немного, чтобы добраться до убийцы. Пусть он хитер и коварен, но еще никто не уходил от меня. Продолжаю идти по следу, который становится все горячее…

Остаюсь искренно ваш.

54

Зимнее небо горело голубизной. Снег сверкал искрами брильянтов. Было тихо и морозно. Короткий день подумывал о закате. И не было лучшего времени, чтобы проводить его в неспешной прогулке с милой барышней под ручку, болтая о пустяках и наслаждаясь счастьем. День был создан для счастья – простого, человеческого, о котором мечтает каждый. Чтобы с морозца вбежать в теплую комнату, где пыхтит самовар, и полный стол с закусками, и печь жарко натоплена, и кресло с пушистым пледом, и канун Рождества с веселыми Святками впереди, и все так светло, и так легко на душе. Жить бы да жить в таком раю.

Не замечая ничего вокруг, Марго жалась к Ванзарову и была непривычно тиха. Дойдя до пансиона, она отказалась заходить внутрь.

– Последние часы жизни надо провести на свободе, где небо, солнце и снег… Кто знает, что ждет нас там…

Ванзаров безуспешно пытался прикрыть ее полушубком, распахнутая одежка сползала и не хотела держаться на плечах.

– Вы замерзнете, – говорил он заботливо.

Марго грустно улыбнулась.

– Какая ирония: мы думаем о таких пустяках на краю вечности… Почему вы не хотите спасать себя? Вы найдете противоядие, я верю, примите его, живите и будьте счастливы…

– Дорогая моя… – сказал Ванзаров, отчаянно борясь с языком, который лез не в свое дело. – Не стоит принимать так близко к сердцу всякие пустяки…

– Да, вы правы, Родион, смерть – это, в сущности, пустяк.

– Хотите пари?

– Пари? – Марго посмотрела ему в глаза. – В такую минуту готовы думать о пари? Вы, мужчины, такие странные… Но извольте. О чем будет наше пари?

– Готов поставить на кон что угодно, свою честь и доброе имя, что завтра утром поздравлю вас с наступившим Рождеством.

– Если только вы – волшебник.

– Нет, я не волшебник, не маг, не Просперо, – сказал Ванзаров. – Но некоторые чудеса совершать умею. Для этого мне нужна ваша помощь…

– Что я могу…

– Скажите, как вы узнали, что мать оставила вам небольшое состояние?

– Для чего вам это? – Марго нахмурилась.

– Для чуда, – ответил Ванзаров. – Опишите подробно, как это было…

– Вы опоздаете, чувствую, как смерть проникает в мои вены…

– Марго, дорогая, это не смерть, а мороз. Того глядишь простудитесь раньше смерти. Может, зайдем в дом?

Она отказалась. Ванзарову хотелось прижать ее к себе, закрыть своим пальто, но это было решительно невозможно. О таком поведении на людях и помыслить было нельзя. Он только повторил свой вопрос.

– Хорошо, раз вам это нужно… – сказала Марго.

Рассказ ее был прост. Чуть больше года назад, прошлым летом, она осталась дома одна. Веронина не было, тетушка Дарья с Лилией Карловной уехали на дачу. В квартиру позвонили. На пороге оказался приятного вида молодой человек, назвавшийся курьером. Нет, раньше она его никогда не видела. И прыща на носу у него не было… Курьер попросил расписаться в получении. Когда Марго вскрыла конверт, в нем оказалась дарственная на ее имя. В ней сообщалось, что по достижении совершеннолетия, то есть двадцати одного года, Марго переходит право пользоваться счетом в Сибирском торговом банке, открытым на ее имя. Право это не попадает под опекунство и безраздельно принадлежит ей. Когда Веронин приехал домой, Марго на радостях похвасталась ему свалившимся подарком. Однако опекун повел себя странно. Веронин страшно рассвирепел, принялся стучать кулаком по столу, орать на нее, как будто она в чем-то провинилась, и потребовал немедленно отдать ему эту бумагу. Испугавшись взрыва, какого от отчима никогда не видела, Марго отдала ему бумагу. Веронин сказал, что завтра съездит сам в банк и выяснит, что это значит. На следующий день он действительно уехал. А когда вернулся, сказал, что произошла ошибка. В банке перепутали адреса. При этом он был чрезвычайно мрачен. Марго, конечно, опечалилась, но быстро смирилась. Подарка от судьбы ждать глупо. На этом все успокоилось. Прошла неделя, и она отправилась гулять в парк. И тут на дорожке она опять встретила того же курьера. Поклонившись, он передал ей новый конверт, попросив в этот раз никому о нем не сообщать. В новой посылке была все та же дарственная на ее имя. Марго обрадовалась и прямиком пошла в Сибирский банк. Клерк сообщил, что после совершеннолетия она, и только она, может пользоваться счетом. А пока на него идут проценты. Об этом приятном открытии она ничего не сказала Веронину…