Тайна рукописи - Карен Монинг

– Ты не имеешь права, Иерихон, и ты знаешь это! – кричала Фиона.

– Когда ты уже научишься, Фиа? – ответил Бэрронс. – Кто силен, тот и прав. А это все, что мне нужно.

– Она не должна здесь находиться! Ты не сможешь заставить ее остаться. Я не допущу этого!

– Ты не допустишь этого? С каких пор ты стала моей хранительницей, Фиа? – в мягкости, с которой Бэрронс задал этот вопрос, таилась угроза, но Фиона или не услышала ее, или решила не поддаваться.

– С тех пор как ты начал нуждаться в хранителе! Ей небезопасно оставаться здесь, Иерихон. Она должна уйти – сегодня, если возможно, но завтра – наверняка! Я не могу постоянно сидеть здесь, чтобы проверять, все ли с ней в порядке!

– Тебя никто и не просит об этом, – холодно ответил Бэрронс.

– А стоило бы! – воскликнула она.

– Ревнуешь, Фиа? Это на тебя непохоже.

Фиона громко вздохнула. Я почти видела ее, стоящую там: глаза горят от страсти, два ярких пятна румянца пламенеют на щеках прекрасно очерченного лица стареющей кинозвезды.

– Если ты решил перевести разговор в личную сферу, то – да, Иерихон, я ревную. Ты знаешь, что я не хотела видеть ее здесь. Но дело не во мне и не в том, чего я хочу. Она просто ребенок, невоспитанный и невинный, как Божий день...

Класс, это я заслужила.

– ... и она не имеет ни малейшего понятия о том, что делает. Она не замечает опасности, которой подвергается, и ты не имеешь права удерживать ее здесь.

– Неверно, Фиа, я могу это делать. Помнишь? Права меня не интересуют. И никогда не интересовали.

– Я не верю этому, Иерихон. Я знаю тебя.

– Нет, Фиа, ты только думаешь, что знаешь меня. А на самом деле ты ничего обо мне не знаешь. Или не вмешивайся в это, или уходи. Я уверен, что смогу найти кого-нибудь другого для... – он запнулся, словно подыскивая правильные слова, – удовлетворения моих потребностей.

– О! Удовлетворения твоих... О! Так вот чем я занимаюсь? Удовлетворяю твои потребности? И ты ведь сделаешь это, не так ли? Ты отыщешь мне замену. И даже не найдешь времени со мной попрощаться, верно? И наверняка не станешь обо мне думать!

Бэрронс мягко засмеялся, и я представила их обоих, почти увидела, как он обнимает ее за плечи, возможно даже проводит пальцами по ее бледной щеке.

– Фиа, – сказал он. – Моя глупенькая, милая, доверчивая Фиа, в моей голове всегда есть место для мыслей о тебе. Но я не тот человек, которым ты меня себе представляешь. Ты непростительно романтизировала мой образ.

– Я никогда не видела в тебе того, кем ты не можешь быть на самом деле, Иерихон, – страстно ответила Фиона, и даже я, невоспитанный невинный ребенок, поняла, что означает эта фраза – я услышала в ее голосе слепое признание в любви.

Бэрронс снова засмеялся.

– И вот в этом, моя дорогая Фиа, заключается главная ошибка всей женской половины человечества: они влюбляются в того, кем может быть мужчина. А мы слишком редко видим в себе то, что видите вы, и слишком редко соответствуем вашему вымышленному идеалу. Перестань придумывать себе черты того, кем я мог бы быть, и внимательно, пристально, оценивающе взгляни на того, кем я являюсь.

В моем воображении Бэрронс схватил ее за плечи при слове «взгляни» и не слишком нежно встряхнул.

Затем последовала долгая пауза, которую прорезало рваное, затрудненное женское дыхание, а потом снова тишина.

– Она останется, Фиа, – через некоторое время проворчал Бэрронс. – И ты смиришься с этим, не так ли?

Я уже подумала, что просто не услышала ее ответа, но тут Бэрронс повторил, теперь уже настойчиво:

– Я спросил, «не так ли», Фиа?

– Конечно, Иерихон, – мягко ответила Фиона. – Как пожелаешь.

Ее голос был мечтательным и беззаботным, почти детским.

Сбитая с толку внезапной сменой ее настроения, смущенная до крайности, я быстро вернулась в свое временное обиталище и забаррикадировалась стулом.

Позже вечером, уже после того как Бэрронс подходил к двери, чтобы всласть поорать на меня из-за того, что я отлучалась из магазина и рисковала его собственным ОС-детектором, а потом ушел, – да, Фиона меня заложила, – я стояла у окна спальни и смотрела в темноту. Мысли путались. Они прыгали и крутились в голове, словно осенние листья на ветру.

Где же дневник Алины? Не может быть, чтобы она его не вела. Если моя сестра была уверена, что влюбилась, она каждый вечер исписывала страницу за страницей о своем новом парне, особенно если учесть, что со мной она не обмолвилась о нем и словом. Думаю, если бы я и решилась попросить помощи у Бэрронса, то после его воплей под дверью я получила бы большое и жирное «нет». К тому же я не хотела обсуждать с ним мою маленькую встречу с эльфом, который представлял собой смерть от секса.

Был ли В'лейн действительно принцем Видимых? Так называемым «положительным персонажем»? Мне так не казалось. Однако все эльфы, должно быть, не особо любезны с ши-видящими. Хоть я и не признавалась, что я все-таки одна из них. Я все еще надеялась на то, что происходит нечто странное. На то, что я слишком долго сплю и мне снится длинный, отвратительный кошмар, который закончится, как только мне удастся проснуться. Или же меня сбила машина и я лежу в госпитале Ашфорда и ловлю коматозные галлюцинации.

Все что угодно было предпочтительнее, чем признание себя ши-видящей. Это было бы поражением, сознательной уступкой той странной темной лихорадке, которую я, похоже, подхватила, ступив на землю Ирландии. Сумасшествие началось той же ночью, когда я заметила эльфа в баре и получила по лбу от старой карги.

Сейчас, в ретроспективе, я понимаю, что та женщина вовсе не была сумасшедшей, она была ши-видящей и, вообще-то, той ночью спасла мне жизнь. Кто знает, что могло бы со мной произойти, если бы она не остановила меня и я выдала свою природу? «Гордиться своим происхождением», – сказала она.

Каким происхождением? Родословной ши-видящих? Каждый вопрос, который я задавала себе, порождал целый сонм себе подобных. Значит ли это, что моя мама тоже одна из них? Даже мысль об этом вызывала смех. Я не могла представить Рейни Лейн, которая с шумовкой в одной руке и кухонным полотенцем в другой притворяется, будто не видит эльфов, точно так же, как не могла представить Мэллиса, который прощает меня за кражу его камня и приглашает побродить по магазинам, чтобы вместе подобрать потрепанные шмотки для его верных готов. И не могла представить своего папу, консультанта по налогообложению, тщательно разыгрывающим эльфо-слепоту.

Мои мысли снова перескочили на В'лейна. Что, если эльф солгал мне и на самом деле он был Невидимым, который решил помочь своим собратьям убрать меня с дороги? А если он говорил мне правду, тогда почему Видимая Королева захотела получить книгу «самой смертоносной магии»? Что Эобил собиралась сделать с книгой, и каким образом, прежде всего, они умудрились эту книгу потерять?