Улица Кипарисов, 14 - Сергей Аксу

«Эх, жаль, газеты нет! Надо всегда носить с собой, чтобы прикрыться в случае чего! – пожалел главный сыщик, наблюдая за ничего не подозревавшим молодым человеком. – Придется снять очки, как бы мальчишка не узнал его. Теперь главное – не упустить молодца! Такая удача выпадает один раз на тысячу! Но он-то, Рабиозо, свой шанс не упустит, в отличие ублюдков Восто и Флари».

Допив чай, Торбеллино, покинул кондитерскую и направил свои стопы прямиком в цветочный магазинчик.

Глава тридцать шестая

Бласфемо читает стихи

Пересекая площадь Сиреневых Туманов, Торбеллино шестым кошачьим чувством вдруг почувствовал за собой слежку. Это было неприятное ощущение тревоги, он оглянулся, но ничего подозрительного не заметил, но ощущение грозящей опасности не покидало ни на секунду. По спине, словно муравьи, забегали мурашки, кто-то явно пристально наблюдал за ним. Юноша, проходя мимо витрины одного из магазинов, взглянул в стекло и увидел в отражении промелькнувшую среди прохожих знакомую плотную фигуру в сером плаще и узнал следившего за ним незнакомца в очках, это был директор Департамента тайной полиции Рабиозо. Торбеллино, не сбавляя шага, продолжал быстро идти. Миновал один квартал, потом второй, третий… Он свернул на улицу Вечерней Звезды. Пока его преследователь еще далеко позади, необходимо было куда-то спрятаться. Юноша заскочил в ближайшее подвернувшееся заведение под яркой вывеской, в надежде там укрыться или уйти через черный ход, если такой найдется. Это оказалась небольшая скромная парикмахерская. Черного хода, похоже, тут отродясь и в помине никогда не было.

Ба! Торбеллино чуть не упал от неожиданности. В уютном помещении его встретил с лучезарной улыбкой старый знакомый, разбойник Одноглазый Бласфемо, облаченный в белый халат, с расческой и ножницами в растопыренных руках.

– Торбеллино! Какими судьбами? – громогласно приветствовал юношу атаман шайки «Ночные гости».

– Тсс… За мной гонятся!

– Все понял… Быстро сюда! В кресло!

Торбеллино, следуя указаниям, послушно плюхнулся в предложенное бывшим разбойником парикмахерское кресло. Бласфемо быстро обмотал его белым покрывалом, в маленькой ванночке взбил мыльную пену и ловкими быстрыми движениями нанес ее помазком на физиономию юноши, в одно мгновение превратив голову в эдакий снежный ком, на котором были видны только торчащие уши и темные настороженные глаза, хлопающие длинными ресницами.

– Спокойно, парень… мне опыта не занимать, я знаю тысячу способов, как обвести господ жандармов вокруг пальца.

– Мммм… угу, – в ответ промычал сквозь пену Торбеллино.

На входе в парикмахерскую мелодично зазвенел колокольчик, в помещение влетел запыхавшийся и красный от быстрого бега Рабиозо.

– Что вам угодно, господин. Желаете побриться или сделать модную стрижку? – обратился к неожиданному гостю с любезной улыбочкой одноглазый мастер. – Подождите, пожалуйста, пять минут. Я сейчас вот только добрею нашего постоянного клиента и с удовольствием займусь вашей персоной.

– Я, пожалуй, зайду попозже, – буркнул директор тайной полиции, внимательно окидывая наметанным взглядом крохотную парикмахерскую и все ее темные и светлые углы.

– Как желаете, всегда рады вас обслужить, – продолжал распинаться в любезностях, мило улыбаясь, Бласфемо.

– Уф… пронесло, – с облегчением вырвалось у Торбеллино, когда за полицейским захлопнулась входная дверь. – Спасибо, Бласфемо, что выручили.

– Не за что, дружище! Тут оставаться небезопасно. Лучше перебраться ко мне в жилое помещение, уж там навряд ли тебя будут искать.

– Бласфемо, а как же я пойду в таком виде?

– Ах, да! Какой же я идиот! Совсем забыл, что ты в мыльной пене, этак мы перепугаем всех жильцов дома. Сейчас я закрою дверь на запоры и потом полью тебе из кувшина. Бласфемо запер парикмахерскую на замок, подставил большой медный таз и помог Торбеллино смыть мыльную пену.

– Ну, вот, совсем другое дело, – сказал Торбеллино, вытираясь махровым полотенцем и любуясь на себя в зеркало.

– Ну, а теперь милости просим ко мне в холостяцкую берлогу, – торжественно произнес Бласфемо, подошел к шторке, висевшей на стене, и отдернул ее. За ней оказалась обшарпанная дверь, ведущая на лестничную площадку и во двор. По скрипучим ступеням лестницы они поднялись на второй этаж, где располагались четыре квартиры, одна из которых принадлежала Одноглазому Бласфемо.

– Вот мы и дома, – сказал бывший разбойник, отпирая ключом свое жилище. – Проходи, не стесняйся, будь гостем.

Пока Торбеллино с любопытством осматривался и знакомился с обстановкой квартиры, бывший разбойник прошел на крохотную кухню, где нацепил на себя цветастый фартук и занялся приготовлением угощения. Уютная скромная квартирка и парикмахерская достались бывшему атаману разбойников по наследству от умершего отца, парикмахера Папетти.

– Я очень счастлив, Торбеллино. Ты, наверное, не поверишь, но я обрел настоящий покой и умиротворение, – расчувствовавшись, Бласфемо смахнул со щеки слезу. – Вся моя прежняя жизнь была дурной и никчемной. Мне горько за впустую прожитые годы, я совершил столько ошибок, сделал много зла людям. Я потерял своих дорогих родителей, а они бедные всю жизнь любили меня и ждали, что я все-таки когда-нибудь исправлюсь, одумаюсь и вернусь в родной дом. И вот я вернулся и счастлив, что теперь могу отплатить людям добром. Моя профессия парикмахера, конечно, скромная, не такая яркая, как другие, но очень нужная. И я горжусь этим.

– Я искренне за вас рад, Бласфемо.

– Представляешь, у меня перестали болеть ноги и голова, я даже стал сочинять удивительные стихи, – поделился сокровенным бывший разбойник.

– Да, ну? – удивился юноша.

– Серьезно. Стригу или брею кого-нибудь, а стихи сами так и просятся наружу. Если не спешишь, я тебе могу почитать.

– Нет, не спешу. Мне спешить ни к чему, когда вокруг дома бродят полицейские ищейки.

– Отлично! Я стихи в основном посвящаю толстушке Франсуазе, моей милой соседке, что живет в квартире напротив. Ей они очень нравятся. Скажу тебе по секрету, мы скоро с ней поженимся.

Торбеллино от удивления чуть не поперхнулся куриной ножкой и заморгал глазами. Одноглазый Бласфемо женится! Такого он ну никак не мог себе представить, ни в каком сне.

– Ты, я вижу, удивлен?

– Не то слово!

– Все очень просто, приятель. Я с Франсузой в одном классе учился. Помню, проходу бедняжке не давал, на переменке за косички ее дергал. А оно, видишь, как получилось.

– Первая любовь, видать.

– Первая и единственная!

Бласфемо откинулся на спинку стула и мечтательно уставился единственным глазом куда-то поверх головы юноши.

– Ты стихи какие любишь? – неожиданно спросил он нашего героя, вернувшись из своих грез. – Про природу, про любовь или философские?

– Мгм.., скорее про любовь, – выпалил юноша, хотя слова «природа» и «философия» больше вязались с таким типом, как Бласфемо.

– Хорошо! Вот последнее стихотворение, я его вчера написал перед сном. Вот, послушай. Думаю, тебе понравится, – Бласфемо извлек из верхнего ящика тумбочки толстую тетрадь, всю исписанную корявым детским почерком (непутевый ленивый Бласфемо бросил школу рано, проучившись с грехом пополам всего-навсего три года).

Вдруг во входную дверь тихо и настойчиво постучали. Торбеллино вздрогнул.

– Не бойся, это моя Франсуаза, – улыбнулся парикмахер, стремительно вскакивая с кресла. – Пойду ей открою.

Торбеллино краем уха слышал, как скрипнула входная дверь, как раздался чей-то нежный голосок, который на чем-то настаивал, в ответ раздавалось монотонное громкое гуканье Бласфемо.

Через пару минут довольный хозяин вернулся в комнату, лицо его засияло, как медный таз.

– Франсуаза приходила проведать. Я ей сказал, что у меня дорогой гость, старинный приятель, с которым не виделись тысячу лет, что я читаю стихи. Обещала зайти завтра.

– Она не обидится?

– Кто?

– Ну, ваша пассия, Франсуаза.

– Нет, что ты! Она у меня очень добрая понятливая женщина. Она прекрасно знает, что лучше не прерывать меня, когда я пишу или читаю стихи. Вот послушай еще, эту поэму я посвятил моей первой любви…

Почти шесть часов подряд бедный Торбеллино через силу слушал сочинения бывшего атамана шайки «Ночные гости», боясь заснуть прямо на глазах у «поэта». Он таращил усталые глаза на автора, который вдохновенно читал свои гениальные поэтические строки. Юноше даже удалось несколько минут вздремнуть, в моменты, когда Бласфемо, закончив одно стихотворение, начинал листать тетрадь в поисках более гениального творения.

– Пожалуй, я пойду, дорогой Бласфемо. Уже довольно поздно, – наконец взмолился Торбеллино, безуспешно борясь со сном и порываясь покинуть уютное кресло. – Да и вам пора отдохнуть после напряженного рабочего дня.

– Что ты, что ты, я тебе еще не все стихи прочитал, – затараторил возбужденный автор.