Мессия Дюны - Фрэнк Герберт

Под ногами крупные камни. Его видение их помнит Справа возник темный треугольник двери — черное на черном, дом судьбы, дом Отейна, место, отличающееся от окружающего только тем, что его время… для какой-то нужной роли. Странное место, попадающее теперь в историю.

На его стук дверь приоткрылась. В щель проник тускло-зеленый свет из дворика. Выглянул карлик, похожий на гнома, — древнее лицо на детском теле, привидение, которое никогда раньше видения Пола не показывали.

— Значит, вы пришли, — сказало привидение. Гном отступил в сторону. В его манерах и тоне не было благоговения, только насмешка. — Входите! Входите!

Пол колебался. В видении карлика не было, но все остальное совпадало. Видения могут содержать какие-то несоответствия последующей действительности и все же в целом ей соответствовать. Но это отличие не сулило ему надежды. Он оглянулся на улицу, на жемчужину луны. Как, интересно, она упадет?

— Входите! — повторил гном.

Пол вошел и услышал, как за ним плотно закрылась дверь. Гном прошел вперед, указывая путь. Его большие ступни шлепали по полу. Он открыл решетчатую дверь, ведущего в крытый дворик, и сделал приглашающий жест.

— Они ждут вас, сир.

«Сир, — подумал Пол. — Он знает, кто я».

Прежде чем Пол сумел обдумать это открытие, карлик ускользнул в боковой коридор. Надежда, как легкий ветерок, веяла внутри Пола. Он вышел во двор. Это было темное и угрюмое место, с запахом болезни и поражения. Эта атмосфера тяготила его. А избрать меньшее зло — это было бы поражением или нет? Как далеко зашел он по этому пути?

Через узкую дверь в противоположной стене хлынул свет. Не обращая внимания на недобрые, злые запахи и на то, что за ним наблюдают, Пол вошел через эту дверь в маленькую комнату. Даже по стандартам Свободных она была бедной. Занавеси закрывали лишь две стены. Напротив двери, под более богатой занавесью, сидел на подушке человек; в тени слева виднелась женская фигура.

Пол чувствовал, что видение поймало его. Все совпадало. А как же карлик? Что делать с этим различием?

Он осмотрел всю комнату. Несмотря на бедную обстановку, видно было, что комнату прибрали. Крюки на голых стенах говорили о том, что и здесь когда-то были занавеси. Пол напомнил себе, что пилигримы платят большие деньги за подлинные вещи Свободных. У богатых пилигримов особенным сокровищем считаются занавеси — знак того, что ими был совершен хаджж.

Пол чувствовал, что эти голые стены как бы осуждают его своей пустотой. Жалкое состояние двух оставшихся занавесей усиливало чувство вины. Всю стену справа занимала узкая ниша. В ее глубине виднелся ряд портретов — большей частью бородатые Свободные, некоторые в стилсьютах со свисающими трубками, некоторые в официальных мундирах Империи, армейских мундирах, на фоне экзотического окружения. Чаще всего на заднем фоне было море.

Свободный на подушке кашлянул, привлекая внимание Пола. Это был Отейн, точно такой же, как и в видении: большой нос, деливший его лицо надвое, тонкая шея, казавшаяся слишком слабой для такой большой головы. Правая щека под заплывшим, слезящимся глазом покрыта сетью шрамов, взгляд синих-в-синем глаз цепкий, пристальный. Взгляд Свободного.

Подушка Отейна лежала на старом, коричневом, с еще сохранившимися золотистыми нитями, ковре. По такой вытертой подушке можно было судить о многом, но каждый металлический предмет вокруг сидящей фигуры был отполирован до блеска. Рамы портретов, крюки, поручни полок, расположенных в нише, подножие какого-то низкого столика справа.

Пол кивнул здоровой половине лица Отейна и сказал:

— Доброй удачи тебе и твоему жилищу.

Так приветствовали друг друга старые друзья по съетчу.

— Итак, я снова вижу тебя, Узул.

Голос, произнесший его племенное имя, по-стариковски дрожал. Заплывший глаз на изуродованной половине лица чуть шевельнулся среди шрамов и пергаментной кожи. Подбородок зарос густой седой щетиной. Рот Отейна, когда он говорил, подергивался, обнажая металлические зубы.

— Муад Диб всегда отвечает на призыв федайкина, — сказал Пол.

Женщина, сидевшая в углу, шевельнулась и сказала:

— Так хвастает Стилгар.

Она вышла на свет — постаревшая копия Лачмы, которую изображал лицевой танцор. Пол вспомнил, что у Отейна были замужние сестры. Волосы у женщины были седые, нос острый, на пальцах мозоли от прядения. В дни съела женщина-Свободная с гордостью показала бы эти мозоли, а эта, увидев, что он смотрит на ее руки, спрятала их в складках своего выцветшего синего платья.

Пол вспомнил ее имя — Дхури. Его поразило, что он помнил ее ребенком, а не такой, как в видении этих моментов. Даже ребенком она говорила умным голосом.

— Вы видите меня здесь, — возразил Пол. — А разве я пришел бы сюда без согласия Стилгара? — Он повернулся к Отейну. — Я несу твою ношу воды, Отейн. Приказывай.

Так обращались Свободные к братьям по съетчу.

Отейн кивнул трясущейся головой, поднял левую руку и указал на свое обезображенное лицо.

— Эту заразу я подцепил на Тарахолле, Узул. Сразу после победы, когда мы… — он захлебнулся в судорожном кашле.

— Племя скоро заберет его воду, — сказала Дхури. Она подошла к Отейну, поправила подушку и придержала его за плечо, пока кашель не успокоился. Пол видел, что она еще не стара, но несбывшиеся надежды состарили ее лицо, а в глазах была горечь.

— Я вызову докторов, — сказал Пол.

Дхури обернулась.

— У нас были лучшие доктора, — и она бросила невольный взгляд на голые стены.

«И стоили они немало», — подумал Пол.

Он чувствовал раздражение, видение сковывало его, но все же были мелкие отличие. Как их использовать? Пряди Времени вышли из своего мотка пряжи со слабыми изменениями, но его ткань была удручающе одинакова. Он с ужасающей ясностью понял, что если бы попытался нарушить складывающийся узор, то открыл бы дорогу страшному насилию. Власть обманчиво мягкого потока времени угнетала его.

— Что я могу для тебя сделать? — спросил Вол.

— Разве не может быть, чтобы Отейн нуждался в такое время в друге? спросила Дхури. — Неужели федайкин должен доверить воду своего тела чужим? «Мы вместе жили в съетче Табр, — напомнил себе Пол. — Она имеет право так говорить».

— Я сделаю все, что смогу, — пообещал Пол.

Новый приступ кашля сотряс старика. Когда приступ кончился, Отейн, задыхаясь, проговорил:

— Предательство, Узул. Свободные организовали против тебя заговор. Губы его некоторое время двигались беззвучно, с уголка рта капнула слюна. Дхури вытерла ему губы краем платья, и Пол заметил, что она сердится из-за такой бесполезной траты жидкости.

Гнев и скорбь охватили Пола. «Федайкин заслуживает лучшего!» Но выбора не было — ни у Императора, ни у его смертника. Они оба шли по лезвию клинка. Малейший неверный шаг многократно усиливал ужасы — не только для них, но и для всего человечества.